Логлайн
В 1926 году запущена первая в мире ракета на жидком топливе; 1957 год – запущен первый искусственный спутник Земли; 1961 стал годом, когда человек впервые покинул земную атмосферу, а в 1969 представитель планеты ступил на поверхность Луны… Феноменально. Но, что странно… Учёные, которые сотворили эти чудеса, никогда не встречались друг с другом, и, практически, не переписывались. Каждый шёл своим путём. Вот об этих учёных и рассказывает эта книга.
– Стоп… скажет читатель (или редактор). А кто герой повествования? Где погоня и кровь? Герой ведь должен пройти тернистый жизненный путь и ценой своей жизни спасти человечество. Героя нет… читать книгу никто не будет (естественно, издавать тоже).
…Есть герои. И пусть жизненные пути у них разные, но цель одна. Так что, давайте попробуем прочитать. Узнаем о жизни настоящих (не придуманных) героев нашего поколения. И сами решим… герои ли они? Кто из них главный? Кто спасает мир? И кто первый получил пропуск в бездну космоса.
ПРОПУСК В БЕЗДНУ.
Маршалы космоса.
Часть 1
Оглавление
От автора
Вступление Смелое предсказание
Часть первая Вернер фон Браун
Глава первая Наследники рыцаря Хениманиуса Де Бруно
Глава вторая Решение Магнуса Брауна
Глава третья Режиссёр Фриц Лан
Глава четвёртая Ракета для фильма «Женщина на Луне».
Глава пятая Контора Магнуса фон Брауна
Глава шестая Секретный агент.
Глава седьмая Генерал Фрич.
Глава восьмая Ракетный полигон Пенемюнде. Мартин Борман.
Глава девятая Запуск ракеты А-4
Глава десятая Бомбардировка полигона Пенемюнде.
Глава одиннадцатая Ставка фюрера.
Глава двенадцатая Побег обречённых.
Глава тринадцатая Рейхсфюрер Гиммлер.
Глава четырнадцатая Рейхсмаршал Геринг направляется в Пенемюнде.
Глава пятнадцатая Ялтинское совещание «тройки».
Глава шестнадцатая Эвакуация полигона. Сдача в плен.
Часть вторая Длинный путь к Луне.
Глава семнадцатая Пентагон. Совещание в кабинете военного
министра США.
Глава восемнадцатая Эмигранты.
Глава девятнадцатая Форт Блисс
Глава двадцатая Ужин с президентом
Глава двадцать первая Хантсвилл
Глава двадцать вторая Сергей Королёв.
Глава двадцать третья Учёба в Москве. Фридрих Цандер.
Глава двадцать четвёртая Сигналы в космосе.
Глава двадцать пятая Визит советской делегации в США.
Глава двадцать шестая: Тридцать пятый президент США – Джон Кеннеди.
Глава двадцать седьмая Карибский конфликт.
Глава двадцать восьмая: О Вернере Брауне.
Великие достижения цивилизации чаще
всего складываются в силу обстоятельств.
Если мы изучаем космос, то и космос изучает нас.
Чем это обоюдное любопытство закончится – покажет время.
Автор
ОТ АВТОРА
На ход развития мировой истории всегда влияют случайные факторы. Первые большие ракеты появились у немцев. Почему?
Авторы унизительного для Германии документа, известного как Версальский договор, не включили слово «ракета» в перечень запретов, и немцы этим воспользовались. Надеясь хоть чем-нибудь заменить запрещённое договором вооружение, германские власти тридцатых годов прошлого века всячески стали поощрять исследовательские работы в области ракетостроения.
Основной ракетный центр обосновался в Пенемюнде – живописном и уединенном уголке Германии на острове Уездом. Одним из организаторов и первым штатным служащим этого первого в мире настоящего ракетного полигона стал Вернер фон Браун.
Мировая история вышла на новый виток развития. Но об этом в ту пору ещё никто не задумывался. А зря…
Вступление
Первые капли дождя забарабанили в окна, и по стеклам расползлись грязные подтёки.
– Надо сказать уборщице, чтобы помыла снаружи. Бог мой, и здесь я должен контролировать, – в сердцах пробурчал Фридрих Крассер.
Ещё недавно светившие в глаза уставшему доктору солнечные лучи незаметно исчезли. Кабинет сразу стал мрачным. Дождь усиливался. В открытую форточку стали залетать капли, и Крассер поспешил её закрыть. Взглянув на улицу, он увидел небо, сплошь затянутое чёрными свинцовыми тучами.
– Каждый год всегда так, и этот не исключение. Теперь, наверное, будет лить до утра, – с явным огорчением пробормотал врач и непроизвольно взглянул на вешалку. Зонт был на месте. Доктор открыл дверь кабинета. В просторной комнате за столом, уткнувшись в журнал посещения больных, сидела его помощница. Она подняла голову и как-то виновато посмотрела на своего шефа, словно прося прощения у доктора Крассера за испортившуюся погоду.
– Не переживайте, фрау Эльза. У меня есть зонт, да и иду я не домой – встреча с друзьями, а это недалеко. Промокнуть не успею.
Уточнив у неё количество пациентов на следующий день, он оделся и, тщательно проверив, на все ли пуговицы он застегнул свой лёгкий плащ, старомодно попрощался с фрау Эльзой.
Зонтик ему почти не пригодился. Пройдя метров десять, доктор с удовольствием отметил, что дождь закончился. Не успевшие впитаться в землю лужицы, под лучами выглянувшего из-за туч солнца выделялись зеркальными пятнами на тёмной мостовой. Влажный после короткого дождя воздух наполнил лёгкие доктора.
Сложив зонт, он взглянул вверх. Между двумя тёмными тучами образовался небольшой просвет, и солнце светило, словно торопясь использовать эту прореху. Однако этот просвет быстро уменьшался. Вот-вот опять хлынет дождь.
– У меня есть минут десять, не более, – пробурчал Крассер и, как мог, ускорил свой шаг.
Вечеринка подходила к концу. Как всегда, никто никого не хотел слушать. Друзья, не обращая внимания на коллег, высказывали свою точку зрения, стараясь перекричать друг друга. Судя по количеству пустых пивных кружек на столе, в каждом уже проснулся непризнанный философ. Обсуждали недавно опубликованные статьи молодого, мало известного широкой публике философа Фридриха Ницше.
В пылу споров никто уже не обращал внимания на скромно сидящего с краю стола самого автора этих публикаций. Ницше, чуть склонив голову, терпеливо слушал спор своих товарищей, но в диспут не вступал.
«Пусть выговорятся», – думал двадцатипятилетний философ. Его мысли занимало другое. Он только что получил предложение переехать в Швейцарию, читать лекции по философии в Базельском университете.
«Предложение весьма заманчивое. Надо ли соглашаться? Ведь придётся надолго переезжать в другую страну», – размышлял Фридрих. Он поглаживал свои пышные усы, снисходительно поглядывая на расшумевшуюся компанию. В принципе, Ницше было интересно узнать, как подвыпившие друзья трактуют его беседы о совершенствовании человека, и главное, к какому выводу они придут. Предаваясь своим размышлениям, Ницше немного отвлёкся и потерял нить разговора за столом.
Неожиданно ясно прозвучал не совсем трезвый голос его тёзки – Фридриха Крассера. Видно, за столом обсуждалась какая-та интересная тема. Философ в общем шуме разобрал лишь заключительные фразы доктора.
– Поверьте мне, друзья мои, – Крассер поднял кружку с пивом, давая понять, что просит внимания и тишины. – Да-да, именно поверьте мне на слово. Ровно через сто лет люди окажутся на Луне… Жалко, что мы с вами этого не увидим.
Шум за столом стих. Все уставились на Крассера. Доктор, взглянув на философа, продолжил:
– Романтическая идея «человека будущего», оставившего позади современность с её пороками и ложью, как писал наш друг Ницше, когда-нибудь приобретёт своё понимание. Появится новый тип человека. И этот человек будет ходить по Луне. Так ведь, Фридрих?
– Вообще-то, этого я не утверждал, – чуть слышно произнёс Ницше и улыбнулся. Улыбку скрыли усы. Спорить он не стал. Бессмысленно вступать в дискуссию и доказывать этим людям, что под учением о возникновении нового типа человека он имел нечто другое. Но смелое предсказание Крассера ему понравилось.
– Друзья мои! – произнёс Ницше. – Мы хотим попасть на Луну? Соприкоснуться с бездной? Тысячи лет человечество смотрит в её чёрную бесконечность и пытается изучить. Но ведь и бездна смотрит на нас. И тоже изучает – достойны ли мы быть её гостями. У меня нет полной уверенности, что в ближайшее время бездна выдаст нам пропуск на посещение своих владений. Но без цели нет веры. А если есть цель, значит, есть и вера. Вера в себя. Кто получит этот пропуск и когда -покажет время.
Ницше обвёл взглядом притихшую компанию и посмотрел на доктора.
– Фридрих, получается, что через 100 лет, в июле 1969 года, люди будут ходить по Луне? Хм… Смелое предсказание, мой друг, смелое.
Ровно через сто лет, в июле 1969 года, американский космический корабль «Аполлон-11» достиг Луны и посадочный модуль «Орел» высадил на ее поверхность первых людей – астронавтов Армстронга и Олдрина.
Внук доктора Фридриха Крассера – немецкий профессор Герман Оберт, один из основоположников мировой космонавтики, был приглашен в США (Хьюстон) на запуск этого корабля.
Семидесятипятилетний Оберт помнил предсказание своего деда Фридриха Крассера, ставшее фамильной легендой в его семье. Сегодня он был счастлив. Когда из центрального пульта управления полётом сообщили, что человек впервые ступил на поверхность Луны, нервы старого учёного не выдержали, и он заплакал.
Слёзы медленно текли по щекам профессора, и старик не вытирал их. Слегка откинув голову назад, Герман Оберт неподвижно стоял в окружении возбуждённых людей, сцепив за спиной напряженные руки. Все смеялись и поздравляли друг друга с победой. Никто не обращал внимания на убелённого сединами пожилого мужчину. Гостевая табличка, запаянная в целлофан, скромно висела на его груди. Люди, мельком взглянув на незнакомую фамилию, равнодушно проходили мимо. Они не слышали о таком человеке.
Глаза Оберта были закрыты. Перед ним мысленно, словно на экране, плыли эпизоды из жизни. Где-то там, в центре управления полётами, находился его бывший ученик – Вернер. Они вместе когда-то мечтали об этом полёте. И наконец ученик превзошёл своего учителя.
– Вернер фон Браун… – прошептал Оберт. Он отчётливо вспомнил тот год и день, когда у него за спиной прозвучал тихий юношеский голос: «Герр Оберт, а можно мне тоже помогать вам строить ракету?». Голос прозвучал настолько явственно, что старый учёный, как и почти сорок лет назад, обернулся.
Вокруг него незнакомые люди пили шампанское и жестами приглашали его присоединиться к ним. Старый профессор церемонно раскланялся и вежливо отказался.
«Моё время прошло. Всё что мог, я сделал. Да и Браун, пожалуй, тоже», – грустно подумал учёный. Медленной старческой походкой Оберт направился к выходу.
И всё-таки его узнали. Уже перед самой дверью кто-то окликнул учёного по имени.
– Господин Оберт, вы один из пионеров космического ракетостроения, что вы можете сказать о сегодняшнем событии?
Старый профессор обернулся, взглянул на табличку «Пресса», приколотую к пиджаку немолодого журналиста.
– Всё, о чём я говорил и писал ещё в двадцатые годы, сегодня свершилось, и это меня глубоко волнует. Простите меня, я очень устал.
– Один вопрос, профессор! На ваш взгляд, кто является главным виновником этого торжества?
– Вернер фон Браун, – почти не задумываясь негромко произнёс Оберт, и пока корреспондент что-то торопливо записывал в свой блокнот, собрался уже продолжить свой путь. Однако, внезапно остановившись, обратился к журналисту:
– Добавьте, сэр. Русский Сергей Королёв, американец Роберт Годдарт и ещё десяток учёных из разных стран. Они все одновременно участвовали в этом событии, так и запишите, – неожиданно твёрдым голосом произнёс старый учёный. Затем, что-то вспомнив, улыбнулся, и добавил: – И китаец Ван Гу тоже.
– Китаец? А причём здесь китаец? Шутка, полагаю, сэр. И всё-таки, господин Оберт. Всегда кто-то должен быть первым в любом деле, тем более в великой битве за космос. Взять хотя бы русского учёного с трудной фамилией – Ци-ол-ковский… Ведь задолго до вашего Брауна и до нашего Годдарта он издал научные труды, в которых доказал возможность выхода человека в космос. Так кто же из них маршал космоса?
– Маршал космоса… Хм… Действительно, маршалы космоса. Думаю, они все заслуживают этого звания. – Герман Оберт внимательно посмотрел на журналиста. – Сэр, вы дали очень точное звание этим учёным. Однако, хоть я и не силён в военной иерархии, но знаю, что и над маршалами есть вышестоящий военачальник – фельдмаршал, и даже генералиссимус.
– Вот-вот, профессор. Так кто же из них, как на сей раз уже вы верно заметили, генералиссимус?
– Я не знаю… Наверное, это тот случай, когда выделить кого-то одного не представляется возможным. Вы говорите – Циолковский… Да, это великий русский провидец. Я был знаком с его трудами, и мы даже переписывались. Но между словом и реальным делом огромная дистанция, поверьте мне. И потом, звание генералиссимуса присваивают полководцу после окончательной победы. А борьба за космос ещё далеко не закончена. Нет, она только начинается. Прощайте, сэр.
Часть первая
Вернер фон Браун
Глава первая
Наследники рыцаря Хениманиуса Де Бруно.
Детство Вернера. Его семья. Первый ущерб от испытания ракет.
Годы учёбы. Поиск литературных раритетов. Требование учителей
оставить Вернера на второй год… и что из этого вышло.
Восточная Пруссия, провинция Позен.
Имение Вирзиц. 1918 год.
Семейство Браунов
Старинное имение Вирзиц, расположенное на землях Восточной Пруссии в провинции Позен, в начале девятнадцатого столетия мало чем отличалось от других застроек 16-ого века. Отличия были, разве что, в более насыщенной и гостеприимной жизни его обитателей.
Основное здание поместья, выстроенное в традиционном для этих мест готическом стиле, редко дремало в тиши старых деревьев, окружавших усадьбу плотным кольцом. Вот и сейчас оттуда доносились шум и смех: семейство барона Магнуса фон Брауна принимало очередных гостей. Повод для веселья был серьёзный – глава семейства праздновал свой юбилей, сорок лет. Конечно, для политика это не возраст, а только одно из условий продвижения на политический олимп. В политике, так уж повелось, не любят молодых выскочек и редко продвигают по служебной лестнице престарелых. Нужна золотая середина. Фрайхерр[1] Магнус фон Браун, памятуя об этом, приготовился к торжеству основательно.
Многочисленные гости прибывали. Господа в смокингах и дамы в вечерних платьях степенно поднимались по ступеням. Возле открытой парадной двери в окружении двух маленьких сыновей, одетых в одинаковые шерстяные костюмчики зелёного цвета, гостей встречал сам хозяин дома.
Виновник торжества, облачённый в новый, пошитый к этому случаю чёрный смокинг, с достоинством отвечал на приветствия именитых гостей. Рядом, бережно держа мужа под локоть левой руки, в длинном ярко красном вечернем платье стояла жена юбиляра Эмми, урождённая фон Квисторп.
Мать двух сорванцов, баронесса всё ещё была весьма привлекательна. Моложе мужа на восемь лет, она и сейчас была хороша как никогда: широкий чёрный шёлковый пояс на талии, концы которого свисали вниз, опоясывал ее стройную фигуру, гармонируя с цветом смокинга супруга.
В интервалах между приездами гостей, отец что-то сердито высказывал своему младшему сыну, нарушавшему протокол подобных встреч. Малыш не хотел спокойно стоять на месте и вертелся по сторонам, пытаясь убежать. Его старший брат, напротив, застыл в торжественной позе, как и подобает представителю старинного рода. Разобрать, кто из них старший, было трудно: разница в один год делала их практически ровесниками.
Над головами счастливого семейства красовался вензель из трех скреплённых между собой чугунного литья букв «К» – девиз династии фон Браунов «Kaiser, Krieg, Kanonen» («Император, война, пушки»).
Право иметь в своём гербе эти буквы семейство получило ещё в XVII веке, защищая своего императора на полях сражений. Это было главным занятием потомков рыцаря Хенимануса Де Бруно из баварского города Бранау, начиная с конца двенадцатого столетия. Немудрено, что все государи относились к семейству Браунов более чем благосклонно.
Официальная часть несколько затягивалась. Всем хотелось высказать в адрес юбиляра свои пожелания, и каждый при этом старался проследить за тем, внимательно ли именинник слушает его речь и сколько отопьёт шампанского из своего фужера. Другими словами – насколько он уважает своего гостя. Некоторые дамы незаметно дёргали своих мужей за фалды смокингов и чуть слышно бормотали:
– Давай короче, здесь не заседание правительства. И так редко выходим в свет. Пора танцевать.
Мужчины недовольно морщились, но запланированные речи не сокращали. Что-что, а остановить речь опытных политиков мог разве что взрыв, и то если прогремит он где-то уж совсем рядом.
И взрыв прогремел. Прямо во дворе. Разноцветное зарево огней взметнулось в парке среди крон деревьев, озарив ярким светом окрестности.
Глазёнки шестилетнего сына хозяина дома Вернера были широко раскрыты, и он радостно хлопал в ладоши.
– Получилось! Получилось! – кричал мальчик. – Они полетели!
С его губ капала кровь. Острая деревянная щепка разодрала его верхнюю губу, и возбуждённый Вернер, не чувствуя боли, слизывал кровь языком.
Чуть левее старой сосны догорал ящик, в котором минутой раньше находились петарды, приготовленные для заключительной части торжества. Маленький Вернер не знал, что петарды перед запуском требовалось вытащить из ящика и укрепить, направив вверх. Он поджог одну из них прямо в ящике.
Детская шалость, которая могла закончиться для ребёнка и всего дома плачевно, не повлияла на общее настроение гостей. Вернеру залепили рану пластырем, и он радостный бегал по двору, размахивая игрушечной саблей.
– Какой любознательный и находчивый у вас сын, герр Браун, – деликатно успокаивали гости хозяина.
Торжественная часть закончилась, гости разбрелись по разным углам старинного дома и ухоженному парку, обсуждая нелёгкую политическую жизнь проигравшей войну Германии. Многие из присутствующих уже были знакомы с проектом мирного договора, кабального для Германии. Знал и Магнус фон Браун. Барон гнал от себя тревожные мысли, но они не покидали юбиляра. Именинник с грустью думал о грядущем переезде: земля его предков, согласно договору, перейдёт в состав Польши.
Нерадивый гимназист
Директор Гумбинненской Фридрихшуле внимательно разглядывал посетительницу, сидевшую в кабинете напротив него.
«Миловидная… стройная… Выглядит лет на тридцать, не больше. И это при том, что у неё трое сыновей – третьего родила совсем недавно, – мысленно рассуждал руководитель элитной городской гимназии. – Жена уважаемого человека – президента городского правительства. Аристократка. Собственно, почему она должна плохо выглядеть?»
Посетительница с живым интересом разглядывала кабинет директора учебного заведения, где учился её сын Вернер. Внимание женщины привлекла фотография на стене, на которой группа гимназистов держала транспарант с надписью «Нашей гимназии пятнадцать лет». Чтобы разрядить затянувшуюся паузу, директор с готовностью дал объяснение относительно снимка.
– Три года назад у нашей гимназии был юбилей. Пятнадцать лет, а кажется, я только вчера присутствовал на её открытии! Время неумолимо, фрау Браун… Однако, с вашего разрешения, давайте перейдём к делу. Собственно, я пригласил вас для разговора по вопросу учёбы, а главное – поведения вашего сына. И то, и другое оставляет желать лучшего. Вам, наверное, известно, что несколько дней назад мне лично пришлось идти в полицию и убеждать её начальника, что взрыв автоприцепа, начинённого петардами и фейерверочными шашками, которые поджёг ваш сын, был неумышленным результатом детской шалости. Ну, любознательности, если хотите. Вашему мужу пришлось звонить руководству городской полиции и просить их не применять к его сыну санкций. Я долго выслушивал нотации полицейских, прежде чем мне разрешили забрать мальчика из участка. Но вам в любом случае придётся возместить ущерб за разбитую вдребезги стеклянную витрину и входную дверь булочной на Тиргартен-Аллее. Это в самом центре Берлина. Сумма ущерба немаленькая, я вам скажу, фрау Браун. И ещё. Вернер очень слабо проявляет интерес к изучаемым у нас в гимназии предметам. Невнимательность на уроках делает его знания недостаточными для общего уровня выпускников нашего учебного заведения. И вообще, ваш сын, фрау Браун, занимается только тем, что интересно лично ему.
«Было бы лучше, если бы она забрала этого лентяя из гимназии, – мысленно подумал директор, расплываясь в сочувственной улыбке. – И отчислить-то нельзя: его отец слишком влиятельная фигура и не позволит этого сделать».
Чтобы как-то сгладить чересчур негативное впечатление от разговора, директор немного похвалил нерадивого ученика:
– Хотя, надо отдать должное, Вернер неплохо изучил французский язык, фрау Браун. Учитель французского им очень доволен.
Эмми Браун, аристократка, предки которой корнями уходили к шведским королевским семьям вплоть до Рюрика, плохо понимала, что от неё хочет этот малосимпатичный человек.
– Да, Вернер рассказывал мне об этом случае, господин директор. Так ведь все дети сейчас бредят рекордсменами автогонок 1919 года – Максом Валье и Фрицем фон Опелем. Вы же знаете, эти господа установили на свои автомобили какие-то ракеты, чтобы побить рекорд скорости. Вот мальчик и взял наш автомобильный прицеп, начинил его петардами и поджог. Как мне говорил сын, прицеп действительно разогнался до приличной скорости, но, к сожалению, врезался в эту булочную. Немного не рассчитал. Ну и что?
«Ничего себе – немного. Развалил всю переднюю часть стены магазина. Хорошо, что людей рядом не было», – не решаясь возразить вслух, мысленно сокрушался уже немолодой директор гимназии.
– В прошлом году, – игнорируя удивлённый взгляд своего визави, продолжала баронесса, – мальчик, также из любопытства, случайно взорвал такие же петарды у нас дома. Ничего страшного. Дети все любопытны. Слабые знания по предметам? Так примите меры. У вас слишком демократичные порядки в гимназии. С мальчиками надо быть строже. Зато мой сын очень много читает, играет на скрипке и фортепьяно. Да-да, господин директор, и не только играет, но и сочиняет музыкальные произведения. Сам Пауль Хиндемит, обучая музыкальной грамоте моего сына, нередко отмечал его способности к сочинительству. Знаменитый композитор рекомендовал нам с мужем более серьёзно подойти к карьере Вернера на этом поприще. «Из мальчика со временем может сформироваться настоящий композитор», – недавно сказал он нам.
Гордая за своего непутёвого сына, фрау Браун поднялась со стула и грациозно подала директору руку для поцелуя.
– Мы с мужем подумаем, в каком учебном заведении продолжит своё образование наш сын, – мягко, но с достоинством аристократки сказала она на прощание директору.
Глядя вслед женщине, директор мысленно произнёс:
«Господи… пусть они действительно подумают и примут нужное для нашей гимназии решение – переведут своего оболтуса в другую школу. Весь коллектив вздохнёт с облегчением».
Грациозно выйдя из кабинета, фрау Браун дверь оставила открытой.
– Аристократка… что тут скажешь, – проворчал директор.
Несостоявшийся второгодник
На горе Эттельсберг в окружении векового букового леса расположился небольшой городишко Бухенвальд. Собственно, название городка и означает – буковый лес.
В первой четверти двадцатого века эта огромная территория лесного раздолья представляла собой почти нетронутый цивилизацией зелёный массив. Местность изобиловала потаёнными райскими уголками, куда, вполне возможно, ещё не ступала нога человека. Конечно, и дичи в этих лесах было много – хватало всем. Аристократам, разумеется. Ещё в восьмом веке подальше от любопытных глаз был возведен охотничий замок Эттерсбург. Для удобства общения замок соединили с населённым пунктом, прорубив в густом лесу километровую просеку. Просека получилась отличная. Потом по ней прогуливались Гёте и его друг Шиллер. Вдоволь нагулявшись, уставшие, они возвращались обратно в старинный замок, где нередко поддавались искушению чарам Бахуса. Какие мысли у них рождались!
В очередной раз потратив всё свободное время, Вернер и два его товарища подходили к забору, опоясывающему территорию замка, в стенах которого вот уже много лет располагалась закрытая школа-интернат с довольно жёсткими порядками. За провинность могли и розгами попотчевать. Собственно, учитывая эту строгость, Магнус фон Браун и перевел своё чадо в интернат имени Германа Литца.
Калитку в заборе друзья заблаговременно прикрыли, набросив открытый навесной замок на петли щеколды и специально замазав его грязью, чтобы он не бросался в глаза охранникам, дважды в сутки обходившим парк. Конечно, ничего страшного в том, что охранники могут увидеть незапертую калитку и защёлкнуть замок, не было. Неприятность была в другом: нарушителям дисциплины пришлось бы лезть через высокие чугунные пики забора, которые оставили бы свои ржавые следы на их одежде. А это уже серьёзно. Испачканная ржавчиной одежда – явный повод для разбирательства и наказания. Вскрылись бы их самовольные походы за территорию интерната.
– Это, конечно, не Гумбинненская школа. Порядки в интернате другие, – успокаивал Вернер своих друзей. – В полицию жаловаться, конечно, не станут, хотя розги применить могут.
Друзья, как по команде, передёрнули плечами, представив себе, как узкая полоска грубой кожи хлёстко припечатывается к их спинам. Брр…
Воспитанники порядком устали. Раздражённые очередной выдумкой неугомонного Вернера, они насуплено молчали.
Браун где-то почерпнул информацию, что якобы Гёте и Шиллер, прогуливаясь пару десятков лет назад по просеке, соединяющей замок с городом, на одном из деревьев вырезали на стволе свои инициалы. С тех пор многие ищут это дерево, но безрезультатно. Вот Вернер и убедил своих друзей попытать счастья и найти, наконец, эти автографы.
Первым делом ребята посетили библиотеку. Надо же вычислить на какую высоту могли подняться надписи за пару десятков лет.
Уже немолодой, в квадратных роговых очках библиотекарь очень удивился, когда воспитанники попросили его принести справочник, в котором они смогли бы узнать о темпах роста деревьев.
– Что-что? – переспросил он. И, обращаясь к ученику, что на голову был выше остальных, пояснил: – Вряд ли я найду такой справочник, молодые люди. А, собственно, зачем вам надо знать темпы роста деревьев?
– Видите ли, нам нужны не все виды деревьев, а только сосна и бук, – потупив глаза, ответил Вернер Браун.
Скромный вид и необычная просьба сорванцов своё дело сделали. Библиотекарь пожал плечами, выдвинул ящик стола и достал оттуда нарукавники. Затем ещё раз подозрительно посмотрел на ребят, вздохнул и пробормотал:
– Ну, ждите, любители природы, постараюсь что-нибудь вам подобрать.
Ждали любители автографов довольно долго. Вернер дважды останавливал своих друзей, порывавшихся покинуть библиотеку. Наконец, отряхиваясь от пыли, библиотекарь вышел из книжного хранилища, держа в руках несколько книжных изданий. Все трое тут же распределили книги между собой и расселись за столы читального зала.
Вид бегло перелистывающих книги воспитанников, умилил старого хранителя: «Господи, неужели эти шалопаи за ум взялись?».
Хм… Напрасно он так подумал: очень скоро усердие «шалопаев» закончилось.
– Все ясно. Пошли отсюда, – тихо сказал Вернер друзьям.
Компания немедленно покинула помещение, оставив книги на столах.
«Отучились», – покачав головой, с иронией констатировал библиотекарь.
И вот, бригада искателей литературных раритетов вторую неделю обшаривала на просеке все стволы старых буков и сосен. Увы, пока безуспешно.
Незаметно проскочив опасный участок от забора до спального корпуса, воспитанники благополучно добрались до своих комнат и с облегчением вздохнули. Один из них уставшим голосом произнёс:
– И на этот раз пронесло. Самоволку никто не заметил. Слушай, Вернер, давай бросим это занятие. Попадёмся же, в конце концов.
Быстро стемнело. В лесу всегда так: солнце словно проваливалось за верхушки сосен, освобождая место темноте.
Сквозь узкое, в форме бойницы, окно проникал полумрак вечерних сумерек. Спартанское убранство спальни воспитанника привилегированного интерната стало едва различимым.
Кровать, стол, табурет, шкаф для одежды и белья, полки для книг – стандартный набор мебели для подобных заведений.
Как всегда, у Вернера был беспорядок: тетради, учебники и прочие школьные принадлежности грудой лежали на столе, напрасно дожидаясь со стороны хозяина хоть какого-нибудь к себе внимания.
Молодой отпрыск уважаемой фамилии стоял возле окна. Свет не зажигал. Учить уроки опять не хотелось. Расстроенный очередной неудачной вылазкой в лес, Браун смахнул со стола школьные атрибуты в выдвижной ящик. Затем подтащил к окну телескоп на треноге, подаренный родителями на его конфирмацию, и открыл окно.
Слабый свет звёзд, как изображение на фотобумаге в ванночке с проявителем, постепенно становились всё ярче. Вот появился диск Луны. Комната мальчика озарилась мягким светом и погрузилась в таинственную тишину. И только стрекотание цикад напоминали подростку, что он находится пока ещё на Земле.
Поудобнее устроившись на стуле, Вернер приник глазом к окуляру телескопа, направив его в сторону вечной спутницы Земли.
– Вот бы побывать там, – прошептал он. Забыв обо всём на свете, юный астроном-любитель погрузился в изучение ночного небосклона.
Следующее утро принесло любознательному мечтателю одни неприятности. Каким-то образом об их самовольных походах за территорию интерната стало известно директору. В довершение всего, терпение многих учителей, особенно по физике, математике и химии, закончилось. Именно этим утром они принесли рапорт директору, в котором указывалось на слабую дисциплину и успеваемость Вернера Брауна. В один голос преподаватели требовали принять к непутёвому воспитаннику строгие меры.
Директор слушал, не перебивая, возбуждённую речь преподавателей. Жалобы сотрудников на Брауна поступали и раньше, но, видно, теперь их терпение действительно закончилось.
Особенно возмущался учитель физики.
– Господин директор, этот мальчишка игнорирует мой предмет. За весь год я не услышал от него ни одного правильного ответа на самые простейшие вопросы. Это отрицательно сказывается на общей успеваемости всего класса. Не секрет, что Браун – лидер в классе, и остальные ему пытаются подражать.
Математик только поддакивал своему коллеге и обречённо разводил руками…
Их поддержал преподаватель по химии, высказав, правда, в более спокойной форме, своё мнение, но и оно было не самым лестным.
Из этих эмоциональных выступлений директор понял, что эти трое предлагали оставить Вернера Брауна на второй год.
– Ему это только на пользу пойдёт, – бурчал химик. – Этот мальчишка постоянно ворует из химической лаборатории разные компоненты. Ракеты он, видишь ли, пытается запускать…
Выслушав коллег, директор попросил их успокоиться и пообещал переговорить с мальчиком в последний раз.
– Не забывайте, господа, мы с вами работаем в учебном заведении имени Германа Литца. Великий педагог учил, что между учениками и преподавателями должна существовать незримая духовная связь доверия. Мы должны понимать наших воспитанников. Отчислить из учебного заведения ребёнка или оставить на второй год – это совсем уж крайняя мера.
Вскоре Вернер Браун стоял перед строгим директором. Спокойный взгляд голубых глаз и его смиренная поза, как всегда, действовали на директора расслабляюще. Помимо всего, аккуратный внешний вид ученика, гладко зачёсанные на правый бок волосы, чуть-чуть ироничная мимика с маленьким шрамом на верхней губе, как бы говорили старшему по возрасту товарищу: «Ну-ну. Так в чём же конкретно моя вина?». И старший товарищ непроизвольно встаёт с кресла и как с равным начинает вести со своим учеником беседу. На все вопросы мальчик отвечает коротко. Вернер моментально находил одно-два слова, которые заключали в себе исчерпывающий ответ.
«Мальчик нестандартный», – в который раз отметил директор, и внимательно разглядывая потенциального второгодника, неожиданно спросил:
– Скажи, Вернер, а что бы ты хотел сейчас больше всего?
От неожиданного предложения сурового директора брови Вернера удивлённо взметнулись.
– Я… – на несколько секунд ученик задумался, и выпалил: – Полететь на Луну!
Теперь настала очередь удивиться директору. Он никак не ожидал подобного от пятнадцатилетнего подростка.
Возникла пауза.
Ученик с явной усмешкой смотрел на директора, понимая абсурдность своего желания, а главное, его невыполнимость.
Директор мучительно искал выход из создавшегося положения. Всё-таки он рассчитывал, что нерадивый воспитанник попросит освободить его от какого-нибудь предмета или преподавателя. А тут – полёт на Луну! «Хм… А что! В этом что-то есть. Собственно, что я теряю?»
– Хорошо, Вернер. Пошли со мной.
Путь по еле освещённым коридорам учебного заведения привел молчаливую пару к двери библиотеки. На пути следования им встречались преподаватели, многие из которых были в курсе конфликта своих коллег с юным Вернером Брауном и по-своему жалели его. Особенно расстраивался преподаватель французского языка. Слух, что Брауна могут оставить на второй год, успел разнестись по интернату. Учащиеся и учителя молча глядели им вслед, понимая и директора, которому необходимо принять трудное решение, и Вернера, попавшего в такую ситуацию. Наиболее осведомлённые в этом конфликте жалели обоих. Отец нерадивого ученика Магнус фон Браун, конечно, не простит директора (со всеми вытекающими последствиями), если тот оставит его сына на второй год, а Вернера – за позор известной фамилии. Директор тоже догадывался о последствиях, но своё решение считал единственно правильным.
Открыв дверь библиотеки, директор пропустил вперёд ученика.
– Принесите, пожалуйста, книгу Германа Оберта «Ракета для межпланетного пространства», – обратился он к библиотекарю. Потом, подумав, добавил: – И роман Жюля Верна «С Земли на Луну».
За всё время пути следования в библиотеку директор и ученик не проронили ни слова. Они также молчали, расположившись на стульях под портретами известных писателей. Оба терпеливо прождали минут десять, прежде чем им принесли заказанные книги.
Подавая своему начальнику изданный в 1923 году научный труд непонятного содержания, старый работник виновато развёл руки в стороны, как бы извиняясь за вынужденное слишком долгое ожидание. Библиотекарь не помнил случая, чтобы кто-нибудь брал подобную литературу. Жюля Верна брали часто, это точно. Но Оберта…
– Вот тебе, Браун, научный труд твоей мечты. Если ты действительно хочешь полететь на Луну, постарайся разобраться, о чём пишет наш соотечественник. Может быть, именно ты воплотишь в жизнь фантастический сюжет Жюль Верна? Кто знает…
Директор внимательно следил за реакцией своего ученика. В ещё недавно унылых глазах Вернера он увидел маленькую искорку любопытства.
– Я освобождаю тебя от занятий. С сегодняшнего дня можешь неделю не посещать уроки. Я предупрежу всех преподавателей… Да, и ещё. Отныне никаких самовольных отлучек из стен интерната. Договорились?
Вернер недоверчиво взглянул на директора и кивнул головой. Библиотекарь протянул ему обе книги, но ученик взял одну. Книгу Жюля Верна он отложил в сторону.
– Я читал её, господин директор, – тихо произнёс Вернер.
Полночь. В комнате тихо. Из открытого окна не раздавались даже трели цикад. Свет настольной лампы освещал открытую страницу невзрачной брошюры. Вернер откинулся на спинку стула и, отрешённо уставившись в одну точку, глядел в окно. Этой точкой был диск Луны. Лицо мальчика было совершенно спокойным. Его нет в этом мире. Утопая по колено в мягкой лунной пыли, он делал свои первые шаги по поверхности вечного спутника Земли. Ощущение от прогулки по Луне, а точнее, от пыли, попавшей в нос, было настолько реальным, что астроном-любитель закашлялся.
– Стоп, – очнувшись от мечтаний, произнёс Вернер. – Какая пыль? Я же должен быть в защитном костюме!
Огляделся по сторонам. Усмехнулся:
– Размечтался на ночь глядя, – сказал он и, перевернув очередную страницу, уткнулся в математические формулы, расчёты и непонятные физические процессы.
Голова шла кругом. Мозг, привыкший всегда добиваться ясности, на этот раз не мог постичь смысла написанного. Буря протеста поднималась в уставшем организма. Его внутреннее «я» требовало расшифровки этих чёртовых знаков. Лунный мечтатель вернулся к первой странице брошюры – к строчкам, которые запали ему в душу. Они поразили его. Подтвердили собственные мысли о возможности полёта на Луну. Значит, не только он так думает – так думает и неизвестный ему Герман Оберт. Оказывается, полёт на Луну действительно возможен.
– Надо лететь, – прошептал юноша.
Глаза слипались. Очень хотелось спать. И всё-таки он ещё раз прочитал слова незнакомого ему автора.
«Современное состояние науки и технические знания позволяют строить аппараты, которые могут подниматься за пределы земной атмосферы. Дальнейшее усовершенствование этих аппаратов приведет к тому, что они будут развивать такие скорости, которые позволят им не падать обратно на Землю и даже преодолеть силу земного притяжения. Эти аппараты можно будет строить таким образом, что они смогут нести людей. В определенных условиях изготовление таких аппаратов может стать прибыльным делом….».
Последнюю строку он уже не успел дочитать до конца. Голова тихо склонилась над открытой книгой, губы успели прошептать: «Надо лететь…» – и лоб мягко коснулся поверхности книги. Глаза закрылись. Вернер фон Браун заснул.
Обнаружив на следующий день Вернера в своих классах, удивлённые преподаватели только пожимали плечами. Ведь новость о каникулах для кандидата на второй год знал уже весь интернат.
Глядя на задумчивое лицо Вернера, сидящего за столом, учителя только пожимали плечами.
– Посмотрим, – осторожно высказывались они. – Отца испугался, наверное.
Глава вторая
Размышления отца Вернера. Обед с полковником Беккером.
Дядя Вернера – Фридрих Браун. Учёба Вернера в Берлине.
Встреча в трамвае с незнакомкой.«Общество любителей
космических путешествий». Вилли Лей.
– Дорогая, ты напрасно думаешь, что моё решение встретиться с Карлом Беккером возникло у меня спонтанно. Во-первых, мы с ним действительно давно не виделись; во-вторых – есть повод.
– Как я понимаю, письмо Вернера из Цюриха? Учёба нашего сына в Высшей технической школе идёт ему на пользу, дорогой.
– Эмми, ты обратила внимание, что Вернер, помимо прочего, жалуется в этом письме на свою скучную, размеренную студенческую жизнь. И это тоже повлияло на моё окончательное решение.
Глава семейства легко поднялся с кресла, заложил руки за спину и стал расхаживать по гостиной. Жена вздохнула… Она уже знала, что сейчас муж будет разглагольствовать на политические темы, представляя себя на очередной трибуне, и не важно, на какой.
И действительно, муж, приняв позу оратора, повернулся к входной двери, откашлялся и начал говорить.
– Конец третьего десятилетия проходит в Германии в условиях политической нестабильности. Мы это все видим…
– Магнус, дорогой! Если уж я представляю электорат, то, будь добр, повернись к народу лицом, – с улыбкой произнесла супруга.
– Хм… Так вот… К власти пробиваются партии, обещающие немецкому народу возвращение былого величия. В этом особенно преуспевают молодчики из НСДАП[2], возглавляемые неким Адольфом Гитлером.
«Электорат» пожал плечами. Лектор заметил недоверие «народа» и уточнил:
– Да-да, дорогая, именно они, молодчики Гитлера, – и есть новая гражданская сила. Ты видела колонны коричневорубашечников? Они свободно маршируют по улицам Берлина, выкрикивают лозунги и громят еврейские магазины. Какая партия может себе это позволить?
Жена печально улыбнулась и в знак согласия покачала головой:
– Действительно… какая ещё партия может так поступать, не имея поддержки в обществе.
– Правильно, Эмми. Я вот что думаю. Ты знаешь, я поддерживаю твоё настойчивое желание относительно учёбы Вернера в Швейцарии. Но пойми, дорогая, наступают новые времена. Одними демонстрациями эти бесконечные шествия и беспорядки не закончатся. Ты права в главном: никто особенно и не возмущается. Люди начинают им верить. Вот почему обязательно грянут более серьёзные события. И ещё! Я уверен, что новой власти нужна будет сильная армия. А значит, всё только начинается. В такое время Вернер должен быть в центре событий. Швейцария подождёт. В Берлине есть где учиться. Бредовые идеи нашего сына могут пригодиться и здесь. По крайней мере, у него будет шанс.
– Магнус, милый, но ведь Вернер ещё очень молод. Я бы не хотела, чтобы наши мальчики маршировали в этих ужасных колоннах. Пусть лучше Вернер будет подальше от этих событий.
– Нет, Эмми. Не думаю, что наши сыновья настолько безрассудны, чтобы не понимать смысла происходящего. Но чтобы понимать, надо видеть. Наш сын должен быть в Германии. По крайней мере, я повторяю, у Вернера будет шанс более серьёзно заняться своими исследованиями. Для этого я и решил пригласить на ужин своего друга – Карла Беккера. Как раз и мой старший брат Фридрих гостит у нас. При разговорах о судьбе своего племянника родной дядя совсем не помешает.
– Как знаешь, Магнус, но сердце моё неспокойно, – тихим и печальным голосом произнесла баронесса.
Начальник отдела баллистики вермахта и профессор Берлинской Высшей технической школы полковник Бекккер был польщён неожиданным приглашением именитого аристократа. Он и сам хотел встретиться с Брауном. Авторитет и связи барона могли бы помочь его отделу в финансировании новых видов оружия.
Хозяин поместья Обер-Визенталь барон Магнус фон Браун не мог похвастаться высокими воинскими званиями. Чин капитана – последнее его достижение в армии. Однако невысокое военное звание он компенсировал политическим влиянием, которое не без выгоды для себя использовал благодаря своим тесным связям с промышленными кругами и банковским миром. Здесь он преуспел.
Фон Браун занимал важные посты в министерстве внутренних дел, был прусским ландратом[3], членом правления Рейхсбанка. Потеряв по условиям Версальского договора своё поместье Вирзиц, он вскоре приобрел другое – Обер-Визенталь. К тому же, карьера бывшего капитана ещё не закончилась: ожидалось его новое назначение министром сельского хозяйства. По крайней мере, в правительстве такие разговоры уже велись.
В назначенное время друзья встретились. После того, как все расселись за столом, уставленным серебром, хрусталем, тончайшим фарфором и вазами с цветами, хозяин дома произнёс первый тост:
– Я рад, господин полковник, что мы опять встретились. Страна наша переживает нелёгкие времена, это правда. Долг каждого гражданина помочь своему государству.
Браун, держа рюмку в руке, вежливо кивнул в сторону присутствующих и закончил своё короткое выступление словами:
– За новую Германию, господа!
Полковник Карл Эмиль Беккер встал и, церемонно отвесив в сторону хозяина дома и его брата ответный поклон, осушил хрустальную рюмку до дна. Брат барона Фридрих, кряхтя, что-то пробурчал, и тоже нехотя встал. Обед начался.
За обедом друзья вспоминали прошлые годы, общих знакомых и забавные случаи с девушками, подшучивая друг над другом. Воцарилась непринуждённая обстановка. Блюда менялись одно за другим. Было довольно весело и мило.
Подали новые напитки. Алкоголь развязал языки. Тема разговора изменилась: мужчины болтали уже о том, где и как «поддали красным» и их приверженцам, о позорном для страны Версальском договоре, о новых лидерах партий…
Магнус Браун долго говорил о политической ситуации, перспективах её развития и о многом другом. Фридрих в разговорах почти не участвовал. Любитель пива, он запивал все блюда этим напитком, хотя и более крепкие тоже не пропускал, поэтому время на пустые разговоры, как он считал, у него не было.
Спустя некоторое время мужчины удалились покурить в кабинет хозяина. Пламя от горевших в камине поленьев излучало свет, создававший в помещении особую интимную атмосферу. Плотные шторы на окнах практически не пропускали свет. Собственно, его и не было: за окном наступили сумерки.
Гости развалились в кожаных креслах. Запах сигарного дыма распространился по всему кабинету. Разомлевшие от еды и спиртного мужчины молчали. Тишину нарушало только потрескивание дров в камине и мерное тиканье напольных часов. Первым нарушил тишину Фридрих Браун. Он без обиняков спросил:
– Как я слышал, полковник, вы делаете ставку на ракеты?
Шестидесятилетний отставной майор прусской армии был известен тем, что в начале столетия первым внедрил в германские вооружённые силы пулемёт. Беккер знал об этом и, уважительно взглянув на старшего брата хозяина дома, дымя сигарой, ответил:
– Господа, вообще-то это большая государственная тайна. Но я понимаю, что вы умеете хранить секреты. Версальский договор, господин барон, ещё никто не отменял. Да, определённые круги вермахта действительно придают конструированию ракет большое внимание. Мне известно, что бывший управляющий Рейхсбанком господин Шахт встречался с одним из лидеров НСДАП Германом Герингом и они нашли общее понимание в этом вопросе. Геринг заверил банкира, что если его партия придёт к власти, то перед военными откроются большие перспективы.
Глядя на раскрасневшееся лицо своего брата, сидящего с почти закрытыми глазами, в разговор вступил Магнус Браун.
– Честно говоря, мне об этой встрече неизвестно, Карл, но о мнении господина Ялмара Шахта в вопросах экономики я осведомлён. До недавнего времени мы встречались с ним довольно часто. Вы знаете, полковник, что Шахт на посту директора национального банка был противником выплаты репараций по Версальскому договору. Собственно, из-за этого его и отправили в отставку.
Хозяин кабинета отпил немного коньяка, затем, держа бокал в руке, встал и подбросил в камин полено.
– А как ты считаешь, Фридрих, Гитлер наведет порядок в стране? – разгребая угли каминной кочергой, не поворачиваясь к гостям, обратился он к брату. – Почему молчишь?
Старший брат, уютно устроившись в кресле, мирно спал. Его сигара была зажата между пальцами, и пепел с неё намеревался вот-вот упасть на ковёр. Полковник встал и осторожно вынул сигару. Друзья переглянулись, и хозяин дома развели руками.
– Пусть отдыхает. Годы своё берут… Карл, – продолжил он, – хотелось бы поговорить о Вернере. Ты знаешь, мальчик бредит ракетами. Я тебе рассказывал о его детских опытах. Всё своё свободное время он посвящает им. Думаю, пришло время увлечённость Вернера направить в нужное русло. Ракетная лихорадка охватила всех. Мой сын как раз из этих сумасшедших. Я слышал, будто ваше ведомство интересуется такими людьми. Ты же знаешь, Вернер – парень смышлёный.
– Знаю… У меня в отделе работает некий капитан Дорнбергер, он как раз и курирует вопросы, связанные с разработками ракет. Кое-что мы действительно делаем. Получается пока плохо, надо честно признать. Мешает, прежде всего, чрезмерная осторожность правительства. Боятся, видишь ли, нарушить пункты известного вам договора, хотя там ни слова нет о ракетах. Как результат – ничтожное финансирование. Думаю, это временно. Ракеты – грозное оружие. За ними будущее. В чём действительно вы правы, барон, так это в том, что нам нужны такие люди, как ваш сын. Я готов помочь Вернеру и, наверное, знаю как. В моём отделе баллистики найдётся для него место. И учебное заведение, в котором ваш покорный слуга преподаёт, с радостью примет вашего сына. Мы возьмём его на тот же курс, на котором он обучается в Цюрихе.
Захмелевший профессор, воодушевленный возможностью помочь влиятельному человеку, а может просто от избытка чувств, добавил:
– В нашем отделе перед Вернером откроется блестящая карьера, особенно если учесть тенденцию политического развития, которую вы нам изложили. Положитесь на меня, Магнус, это мой долг чести – помочь вашему сыну.
Встреча друзей закончилась около полуночи.
Через несколько дней Вернер уже знал о решении отца и вынужден был с ним согласиться. Вечером, сидя с приятелем в баре, он, словно оправдываясь, рассуждал:
– Конечно, три года учёбы на машиностроительном факультете многое мне дали, спору нет. Но Цюрих – не Берлин. Отец прав. На том же факультете учиться можно и в столице.
Приятель кивнул головой в знак согласия.
– Придётся оформлять перевод, – со вздохом добавил Вернер.
На первый взгляд Берлин мало чем отличался от Цюриха: те же погодные условия начала осени, те же чуть пожелтевшие листья на деревьях, та же серая масса зданий схожей архитектуры, те же улицы с прохожими, такие же дымящие выхлопными газами автомобили и окрашенные в тот же цвет трамваи. И, конечно, тот же противный послеобеденный моросящий дождь. Вернеру казалось, что он и не покидал сонный Цюрих.
Хотя, если присмотреться, разница, всё же, была. Толпы вечно спешащих куда-то людей. Значительно больший поток машин, банков, офисов компаний. И над всем этим – многоголосый городской шум центральных городских кварталов. Этот шум не даёт сосредоточиться и остановиться, он принуждает двигаться. Куда-то спешить, чтобы не опоздать. Кого-то посетить, чтобы согласовать. Где-то побывать, чтобы увидеть… И так каждый день. Большие города, тем более столицы, ленивых не любят.
Вернер огляделся, жадно втянул в себя влажный воздух, передёрнул плечами и пробормотал:
– Нет, столица – есть столица. Не соскучишься. Спокойная жизнь Цюриха мне порядком надоела. Это точно. – Он ещё раз сверился с адресом и сложил зонт. – Всё правильно, я у цели.
Беккер встретил Брауна приветливо. Его небольшой кабинет был завален папками с бумагами, листами ватмана, на которых Вернер разглядел чертежи с эскизами знакомых конструкций. Полковник проследил за взглядом своего протеже и недовольно сжал губы. Оплошность допустил он, Браун здесь не причём. Он торопливо убрал чертежи в шкаф. Настала очередь ухмыльнуться Вернеру.
Беседа продолжалась недолго. Беккер справился о здоровье отца и ближайших планах Вернера, затем, взглянув на часы, вручил юноше рекомендательное письмо, адресованное какому-то Винклеру.
– Иоганесс Винклер, – пояснил полковник, – председатель недавно созданного общества таких же любителей потопать по Луне. К тому же он издатель и редактор журнала «Ракета». Тебе, я думаю, будет полезно пообщаться с ним. Со слов Винклера, в обществе собрались неглупые люди. Короче, сам потом решишь. Когда надумаешь, Вернер, можешь оформляться ко мне в отдел. На учёбу сдал документы? – получив утвердительный ответ, опять взглянул на часы, и со вздохом произнёс: – Ладно… дальше посмотрим. Держи меня в курсе.
Трамвайная остановка располагалась прямо напротив практически всегда открытых ворот Высшей технической школы. Ещё со времён её последнего официального открытия в 1879 году территорию этого старейшего учебного заведения Германии опоясывал забор из причудливо сплетённых кованых чугунных узоров. За пятьдесят лет металл не пострадал, лишь краска на нём потускнела да местами появилась ржавчина, но в целом забор выглядел фундаментально, как и сами учебные корпуса.
Близость остановки создавала, помимо удобства, и некоторые проблемы: после занятий толпы студентов мчались к ней, чтобы успеть занять места в трамвае. Ждать следующего никому не хотелось. Эти проблемы мало занимали студента Брауна: он редко покидал стены заведения вместе со всеми. После занятий он шел в библиотеку, а остальное свободное время посвящал работе на небольшой площадке за пределами города, куда одним трамваем не доедешь. Эту площадку его коллеги, Небель и Ридель, гордо назвали полигоном и на столбе укрепили фанерную табличку: «Первый немецкий ракетный полигон».
С Рудольфом Небелем и Клаусом Риделем Вернер познакомился на первом же заседании «Общества любителей космических путешествий». Бывший лётчик Небель к тому времени изготовил и запустил уже несколько ракет. Взлетела, правда, только одна. Но и это был успех.
Маленькому коллективу не хватало теоретических знаний.
«Сегодня случай особый. Опаздывать нельзя», – мысленно дал себе указание Вернер Браун.
Рванув после лекции вниз (хорошо, что ноги длинные), Вернер первым оказался на остановке. Трамвай как раз собирался отходить. Браун успел вскочить на площадку. Кондуктор, увидев, как из открытых дверей учебного заведения показалась разноголосая толпа бегущих молодых людей, покачал головой и проворчал:
– Ох уж эти студенты…
Трамвай, гудя моторами, набирал скорость. Вагон медленно катил по площади Жандарменмаркет.
Самая красивая площадь Берлина была многолюдна: по ней опять шли колонны людей, преимущественно молодежь. Из своей кабины водитель трамвая плохо слышал, что скандировали люди в колоннах, но вели они себя довольно развязно. От греха подальше он вел трамвай на пониженной скорости.
Народу в вагоне было немного. Рядом с Вернером сидел пожилой гражданин с закрытыми глазами и периодически тяжело вздыхал. Носовым платком он постоянно промокал пот на довольно крупном лице и чмокал губами. Создавалось впечатление, что сосед всё время с кем-то мысленно разговаривает. Но, видно, беседа с виртуальным партнёром не доставляла удовольствия, и сосед нервничал.
Кондуктор объявил очередную остановку. Мужчина встрепенулся. Открыл глаза, огляделся и рванул на выход.
«Псих какой-то», – подумал Браун. Сидевшая напротив него симпатичная девушка, видимо, имела такое же мнение и улыбнулась. Её большие светло-карие глаза прикрывала каштанового цвета чёлка, выбивавшаяся из-под коричневого берета. На вид ей было не больше шестнадцати. Она с любопытством разглядывала красивого молодого человека и явно была не прочь завязать с ним непринуждённую беседу.
Вернер почувствовал на себе изучающий взгляд красивых глаз незнакомки и невольно прижался спиной к спинке кресла. Его ноги непроизвольно отодвинулись от ног сидящей напротив пассажирки. Девушка заметила это и усмехнулась.
На очередной остановке незнакомка встала. Трамвай немного качнуло, вместе с ним покачнулась и девушка. Её волосы коснулась лица Вернера, и запах нежных духов проник в его ноздри. Девушка потеряла равновесие, и руки Вернера подхватили ее.
– Извините, – прошептала она, покраснев от неловкости. И вот её стройная фигурка уже виднелась среди пассажиров, спешащих к выходу. Она обернулась, их взгляды встретились. В голубых глазах молодого человека она прочитала нескрываемое восхищение.
Оцепеневший Браун лихорадочно пытался принять решение. «Через секунду она покинет трамвай. Уйдёт навсегда. Встань. Беги к ней!».
Но холодный разум не позволил ему это сделать: заседание общества Вернер фон Браун пропустить не мог. Он и так уже опаздывал.
И Вернер остался сидеть на месте.
«Я буду жалеть об этом», – подумал он.
Трамвай резво продолжал свой путь. Показался памятник великому поэту Фридриху Шиллеру. Желая поскорее позабыть мимолётную встречу, Вернер начал вспоминать, как некоторое время назад он с друзьями рыскал по лесу возле Бухенвальда в поисках автографов Гёте и Шиллера. «Так и не нашли», – с ноткой сожаления вспомнил он.
Устроившись поудобнее на освободившейся после странного соседа деревянной скамейке, Браун открыл книгу Вилли Лея «Космические путешествия» 1926 года издания. Эту книгу он купил в Цюрихе, где ещё совсем недавно обучался в Высшей технической школе. Каково же было его удивление, когда на последнем заседании «Общества любителей космических путешествий», членом которого он, конечно, стал, он встретил самого автора книги, лежавшей теперь у него на коленях.
Лей оказался весёлым и жизнерадостным парнем, работавшим корреспондентом на разные печатные издания. Несмотря на разницу в годах (Вилли, как оказалось, был старше Вернера на шесть лет), они сразу подружились. Причём, первым к Вернеру подошёл Лей, внимательно вглядываясь в его лицо. Вернер недоумённо стал осматривать себя, не понимая причину такого пристального внимания к своей персоне.
– Товарищ, – обращаясь к смущённому Брауну, произнёс журналист, – а вам известно, что вы очень похожи на Оскара Уайльда? Надеюсь, вам знаком этот английский джентльмен?
…Трамвай, плавно покачиваясь, продолжал свой обычный маршрут. Вернер отложил в сторону книгу. Читать расхотелось. Взгляд молодого любителя космических путешествий зацепился за закреплённую на стенке трамвая медную бирку. На ней строгим готическим шрифтом было обозначено, что трамвай построен фирмой «Siemens & Halske» и что компания строит эти транспортные средства с 1881 года. Бирка немного потускнела, некоторые буквы были слегка затёрты. «Видно, пассажиры ставят рядом с ней чемоданы, а те трутся о бирку. Надо было повесить ее чуть выше. Странно, что почти за пятьдесят до этого не додумались».
Он опять стал разглядывать площадь. Очень редко, когда выпадало свободное время, Вернер любил бродить по этим местам. Но, к сожалению, теперь даже такие прогулки для него непозволительная роскошь. Времени хронически не хватало. Учёба, учёба, учёба… и работа с новыми друзьями на самодельном полигоне. Вот и сейчас он с трудом освободил себя от занятий в библиотеке, чтобы посетить очередное заседание общества.
Трамвай переходил на другую линию, ведущую к бульвару Курфюрстендамм – главную торговую улицу Берлина. Знакомые места опять навеяли воспоминания.
«Скоро свернём на Таргартен-Аллею, и я снова увижу место своего первого неудачного опыта с ракетами. Ничего, что это были петарды и фейерверочные шашки – булочную они тогда разнесли основательно».
Вернер снова открыл книгу. Не прошло и минуты, как он полностью отдался чтению. Нужно ещё раз основательно ее изучить – сегодня Вилли обещал познакомить его с самим Германом Обертом. Наверняка и его наставники, Рудольф Небель и Клаус Ридель, тоже бросят все дела и приедут для встречи с учёным.
Глава третья
Режиссёр Фриц Ланг. Альфред Гугенберг.
Кинофильм «Женщина на Луне».
Собрание любителей космических путешествий.
Забавные версии возникновения Вселенной.
Вернер знакомится с профессором Обертом.
Опрокинутая рукой в яростной жестикуляции чашка кофе заставила Ланга замолчать. Коричневая жидкость растекалась по поверхности стола и медленно приближалась к стопке бумаг со сценарием его нового фильма. Ланг, как провинившийся школьник, испуганно взглянул на хозяина кабинета, не зная, что предпринять. Наконец, сообразив, режиссёр достал из кармана носовой платок и им преградил путь коричневому ручейку.
– Извините, герр Гугенберг, – промолвил он. Ещё не остывший от слишком эмоционального разговора с руководителем кинокомпании «УФА», режиссёр Фриц Ланг потерял нить спора и этим окончательно испортил себе настроение.
Альфред Гугенберг спокойно наблюдал за суетливыми движениями своего визави и мало обращал внимания на не слишком убедительные доводы режиссёра увеличить смету расходов на производство фильма. Правда, за последние секунды ситуация несколько изменилась. В силу своей ещё детской привычки что-нибудь загадывать, шестидесятидвухлетний финансист, а теперь еще и глава берлинской кинокомпании, решил: если кофе доберётся до стопки бумаг со сценарием, то дополнительного финансирования Ланг не получит. Но Фриц успел положить платок. Хозяин кабинета усмехнулся. «Повезло режиссёру, придётся дать денег», – тяжело вздохнув, подумал директор кинокомпании.
В кабинете повисла тишина. Каждый думал о своём. Один искал новые пути убеждения, другой думал, как бы, всё же сократить требуемую сумму. Оба не смотрели друг на друга.
Вошедшая с салфеткой секретарша несколько разрядила обстановку. Она с явным любопытством разглядывала именитого режиссёра. Его фильмы «Нибелунги» и «Метрополис» девушка смотрела по нескольку раз. Да что там смотрела – знала наизусть. Вытирая разлитый кофе, она подняла со стола увесистую пачку бумаг, и её взгляд наткнулся на написанный крупными буквами текст. «Женщина на Луне», – прочитала девушка. Чуть выше, более мелкими буквами, было напечатано имя сценариста: Тео фон Гарбу. Секретарь с восхищением бросила взгляд на рассерженного режиссёра.
«Я присутствую при рождении нового киношедевра. Подружки умрут от зависти», – пронеслось в её голове. Как и все молодые женщины, мечтающие попасть на экран кинематографа, помощница финансового магната на всякий случай чуть-чуть подтянула животик, надула губки и приняла позу томной соблазнительницы, которая, в принципе, согласилась бы сыграть в фильме. При условии, конечно, если режиссёр её очень попросит.
Протирая стол, девушка дважды эротично повернулась к Фрицу Ланге спиной, пытаясь обратить на себя внимание. Но режиссёру было не до неё. Зато эти вихляния заметил её шеф. «Все бабы одинаковы. Тьфу…», – мысленно констатировал он.
Наконец, немного обиженная за невнимание к себе, секретарь покинула кабинет. Чтобы как-то разрядить обстановку, первым заговорил Альфред Гугенберг.
– Хорошо, допустим, я увеличу бюджет вашего фильма, – останавливая жестом встрепенувшегося от его слов режиссёра, финансист добавил: – Допустим, я сказал. Я ещё не решил окончательно. – Его кавалеристские усы смешно дёрнулись, что на фоне породистого холёного лица выглядело довольно комично. – Сколько времени вам необходимо, чтобы создать этот фильм?
– Сценарий рассчитан на две серии. Это примерно три часа сеанса, господин директор. Думаю, что за два года я управлюсь.
– Другими словами, в середине 1930 года фильм может выйти на экраны. Так?
– Я на это рассчитываю. Видите ли, вся проблема не только в самой идее. Учитывая колоссальный в последнее время интерес к космическим исследованиям и фантастическим путешествиям, я считаю, что мы должны наиболее реально показать зрителям сам процесс запуска космического корабля и нахождение людей внутри ракеты во время полёта. Ну, и, естественно, сам спуск на поверхность Луны. Для этого я хочу пригласить настоящего учёного, который воссоздаст реальную картину полёта. Зовут его Герман Оберт. Он лучший специалист в этой области. Я уже имел с ним предварительную беседу. В принципе, он дал согласие. Оберт построит настоящую ракету и произведёт её запуск. Он ждёт только вызова в Берлин. И ещё…
Гугенберг насторожился. «Сейчас увеличит сумму», – подумал он и заёрзал в кресле. Увлечённый неожиданным поворотом в битве за деньги, Фриц Ланг не заметил настороженности директора, поэтому продолжил:
– Есть такой молодой журналист – Вилли Лей. Вы его должны знать, господин директор. Он один из организаторов модного сегодня «Общества любителей космических путешествий». Лей работает во многих изданиях, и, не смотря на свой возраст, ему всего 22 года, кажется, очень авторитетен среди специалистов. Так вот, он посоветовал мне перед выходом кинофильма осуществить, совместно с вашим отделом по рекламе, очень интересный рекламный ход.
Директор компании оживился:
– Реклама – это очень важно, – произнёс он и кивнул своему собеседнику: – Продолжай.
– Лей рекомендует построить настоящую ракету и запустить её перед самым выходом фильма на экраны кинотеатров. Естественно, с помпой и шумом в газетах. Вот для этого мне и необходимо дополнительное финансирование в объёме десяти тысяч марок. Кстати, моя жена написала сценарий к этому фильму на основе научного труда «О возможности межпланетных путешествий», автором которого является тот же Вилли Лей.
Гугенберг задумался. «Да, деньги немалые. Конечно, как режиссёр, Ланг очень талантлив, ничего не скажешь. Но любит дорогостоящие эффекты. При работе над кинофильмом «Метрополис» привлёк тридцать шесть тысяч одних только статистов. Дирекция студии от таких затрат только за сердце хваталась. Но фильм получился отменным. Кассовый сбор превзошёл все ожидания», – рассуждал Альфред Гугенберг, придирчиво разглядывая режиссёра.
Опытный в подобных делах финансист искал возможность дополнительной выгоды в случае успеха фильма. И опыт тут же подсказал идею.
«Раз этому Оберту придётся конструировать ракету, которая должна взлететь, то вполне возможно, он придумает новые технические решения. Это мысль! Наверняка учёному и режиссёру моя идея не понравится, но выхода у них не будет. Должны согласиться…»
– Хорошо, герр Ланг, я согласен с вашими дополнительными расходами. Что не сделаешь ради искусства…
При последних словах директора режиссёр непроизвольно хмыкнул, но, тут же сообразил, что нельзя так явно сомневаться в искренности этого скупердяя. Ланг стал подкашливать, прикрывая рот рукой. Директор заметил этот жест и моментально внёс коррективы в своё предложение.
– Герр Ланг! Я дам вам половину требуемой суммы. Но в случае каких либо изобретений в период строительства и запуска ракеты, я прошу выплачивать мне половину суммы возможной прибыли от внедрения этих изобретений. Срок нашего договора предлагаю установить до 2020 года.
Предложение владельца кинокомпании настолько поразило режиссёра, что он на какое-то время потерял дар речи. Ланг слышал о причудах Гугенберга и сейчас пытался убедить себя, что это очередная финансовая шутка богатого человека. Ему казалось, что директор вот-вот хитро усмехнётся, погладит усы и скажет: «Ладно, герр Ланг, я пошутил. Дам я вам деньги. Творите». Но директор молчал, равнодушно посматривая на режиссёра.
«Таких условий финансирования я ещё не получал. И потом, почему именно до 2020 года? Тогда уже до 2028 года. Ровно сто лет, как-то более понятно».
– Но это ещё не всё, – невозмутимо продолжил Гугенберг. – Вторую половину внесёте вы сами, господин режиссёр. Надеюсь, деньги у вас есть? «Это чтобы не хмыкал», – уже мысленно добавил банкир.
Директор кинокомпании сидел в своём кресле и спокойно ждал реакции режиссёра на своё предложение, в упор разглядывая Ланга. А время шло. Пауза затягивалась. Ланг никак не мог решиться на такое унизительное предложение.
– Так мы договорились, господин режиссёр? – наконец нарушил молчание директор. Перед глазами Фрица Ланга появился образ жены.
«Тео будет очень недовольна, если я не выбью из кинокомпании хоть какую-нибудь сумму», – рассуждал Фриц.
Мысль о жене несколько успокоила его. Женившись четыре года назад на Тео фон Гарбу, Фриц и по сей день был счастлив с этой талантливой женщиной. Ему очень не хотелось расстраивать её.
«Придётся соглашаться. Где-то буду экономить, что поделаешь…», – мысленно убедил себя Ланг и вслух произнёс:
– Согласен, господин Гугенберг. Вы не оставляете мне выбора.
Разглядывая зал, секретарь недавно организованного общества Александр Кипф нервно отбивал двумя пальцами дробь по столу. Заседание «Общества любителей космических путешествий» задерживалось, хотя все его участники были на своих местах. Председатель общества Иоганнес Винклер, как назло, сегодня отсутствовал – какие-то проблемы с изданием очередного выпуска журнала. Два часа назад он попросил своего секретаря провести собрание без его участия.
Все с нетерпением ждали профессора Германа Оберта. Один из организаторов общества – Вилли Лей, вот уже минут сорок выглядывал его на улице.
– Как некстати задержка. И именно сегодня, когда у жены день рождения, – жаловался секретарь одному из членов общества. – Супруга как чувствовала: дважды попросила меня сегодня не задерживаться. Её родители, видите ли, обещали вечером нас навестить. У меня, правда, нет особого желания видеть их и выслушивать нравоучения тестя.
Сидящего рядом коллегу семейные отношения секретаря не сильно беспокоили. Он с безучастным видом разглядывал потолок и карандашом рисовал в тетради какие-то каракули. Однако Кипфа это не смущало, и он продолжал своё горестное повествование.
– Вечное брюзжание тестя по поводу материального обеспечения с моей стороны его дочери. Мне это уже порядком надоело. Можешь мне поверить, после первой же рюмки родственничек опять сядет на своего конька и будет продолжать учить меня, как правильно жить, – с тоской вслух размышлял секретарь.
Сосед повернул в его сторону голову, и это придало размышлениям Кипфа новый импульс.
– Да ещё и её мама подключится, как пить дать, – добавил он.
Сосед равнодушно пожал плечами и отвернулся. Обиженный невниманием, Кипф в сердцах воскликнул:
– Где его черти носят, этого профессора? Договорились же…
Он, конечно, понимал, что учёный задерживается небеспричинно. Видимо, дела… Он, как и все, ждал именитого гостя с нетерпением. Тема исследований межзвёздного пространства с помощью ракет настолько увлекла молодого человека, что он вместе со всеми готов ждать профессора хоть до утра. Вот только жена… Настроение секретаря окончательно испортилось.
Молодые люди время даром не теряли. Они, как всегда, спорили. Шум в зале нарастал. С задних столов слышались выкрики и смех. Особенно бесцеремонно вела себя группа из четырёх человек. Рудольф Небель и Курт Хайниш яростно дискутировали, размахивая руками и барабаня по столу. Им помогали Рольф Энгель и Клаус Ридель. Эта четвёртка набрасывалась на оппонента, разбивая его доказательства в пух и прах. Причём, не всегда их доводы были убедительными. Спорили ради азарта, а не ради истины. Вот и сейчас бывший лётчик Небель пафосно закатил глаза и, словно режиссёр-постановщик в театре, назидательно поясняющий актерам ошибочность их трактовки пьесы, снисходительно поучал своих товарищей:
– Нет-нет друзья! Не надо сваливать версии возникновения Вселенной, Галактики и земной цивилизации в одну кучу. Да, одно вытекает из другого, и объяснив одно, поймём и другое.
– Не зря этих четверых называют «придурки из Тегеля», – тихо прошептал на ухо секретарь своему соседу. – Но надо отдать им должное, мысли у них интересные, пусть и спорные.
Его визави не поддержал разговор, а только пожал плечами.
Неожиданно шум в зале стал стихать. Все уставились на Рудольфа Небеля, который уловив настроение присутствующих, окинул взглядом помещение и важно продолжил своё выступление:
– Так вот! По сути твоего вопроса, Вернер, отвечаю, – обратился он с пафосом к сидящему в конце зала Вернеру Брауну.
Вернер, не ожидавший прямого обращения к себе старшего товарища, покраснел. Его губы дрогнули. Большие голубые глаза удивлённо взметнулись. Он не привык к такому вниманию к себе со стороны взрослых соратников и не был готов и к дискуссии. Просто высказал во время споров своё предположение, не более.
– Так вот, – повторил Рудольф и, уже ни на кого не обращая внимания, продолжил: – Конечно, Начало есть всему, наша Вселенная – не исключение. Но не надо забывать и другое: любое Начало имеет и свой Конец. Не нами это придумано. Так решил Создатель, и будем надеяться, что начатое им действо закончится ещё не скоро. Но о грустном думать не будем. А вот о Начале можно и поговорить. Так где оно – Начало? И Начало чего? Возникновение земной цивилизации, то есть человечества? Галактики? Или всей Вселенной? Где точка отсчёта?
В зале установилась полная тишина. Все, в том числе и секретарь, придвинулись поближе к Небелю. Предстояла интересная дискуссия.
– Начнём рассуждать с меньшего – с появления земной цивилизации, то есть – человечества, человека разумного – Адама и Евы. Хотя… нет. По меркам Вселенной появление на планете этих ребят произошло недавно. Предки же этой парочки появились на Земле около полумиллиона земных лет назад. Что тоже по сравнению с тремя миллиардами лет, когда возникли первые признаки жизни на нашей планете, не особенно впечатляющая старина. Получается, коллеги… – оратор сделал паузу, – что в глубины мироздания тоже не заглянешь. А хочется. Но не получается. Но пофантазировать-то на предмет, кто дал «добро» на создание условий возникновения жизни хотя бы на нашей планете, можно?
Все зашевелились. Каждый по-своему понял вопрос Рудольфа и многие закивали головой, как бы давая согласие на продолжение разговора. Небель усмехнулся и продолжил:
– Известно, что всё в мире состоит из мельчайших частиц – атомов, которые постоянно движутся. Также известно, что движение не может существовать без энергии. Не имеет значения, какой величины эта энергия, и в какой форме она проявляется. Но раз есть энергия, то есть и её источник. А раз есть источник, то есть и «Включатель». Логично? Я уже не говорю, что где-то есть и «Выключатель». А если кто-то включил подачу энергии, то, значит, кому-то это надо. И опять можно сделать вывод: «Включатель» в момент запуска энергии, то есть, возникновения НАЧАЛА, не находился на нашей планете. Не находился по простой причине: его негде было установить. Ничего же не было. НИ-ЧЕ-ГО! Как не было и самих планет. Поэтому «Включатель» находился вне нашей Вселенной. А значит, каким бы не был высоким технический прогресс, человечество не сможет самостоятельно уничтожить свою планету. Оно не сможет щёлкнуть «Выключателем». Как говорится – «Не ты включал, не тебе выключать». Зато запросто сможет уничтожить свою цивилизацию. Как, скорее всего, было не раз.
Все согласно закивали головами.
– Для этого есть пока неведомые нам силы, которые время от времени внедряют в умы некоторых учёных интересные идеи. Эти идеи помогают человечеству продвигать технический прогресс. Я надеюсь, вы слышали о теории относительности Альберта Эйнштейна? Очень интересная теория. Думаю, за ней будущее. Так вот! Хочу повторить: планету Земля невозможно уничтожить. Человечество может уничтожить только свою цивилизацию, то есть – себя. Другое дело, что наступит время, и природные ресурсы на нашей планете истощатся. Человечество просто вынуждено будет искать себе пристанище на других планетах.
– Слушай, Руди! – подал голос Курт Хайниш. – А не получится ли, что эти неведомые нам силы – всего-навсего плод научных разработок неземного любителя острых ощущений, который потехи ради решил провести эксперимент? От безделья, любитель взял и что-то там включил, как ты говоришь, и – на тебе! – появились куски тверди. А мы назвали их планетами. Потом ему надоест вся эта канитель, и он возьмёт и выключит?
Все рассмеялись. Напряжённость, висевшая в зале, исчезла.
– Вот для этого, Курт, мы и собрались здесь, чтобы обследовать близлежащую, с твоих слов, твердь. А для этого нам нужны ракеты. И мы будем первые, кто их создаст, – парировал Небель в ответ.
– Браво, друзья! Очень забавная версия. Иногда в размышлениях дилетантов находится рациональное зерно. Хотя мы все в этом вопросе дилетанты…
Все повернули головы. В дверях, улыбаясь, стояли профессор Герман Оберт и Вилли Лей. Участники встречи с почтением встали со своих стульев, приветствуя гостя. В зале возник шум. Оберт, взглядом показывая на только что выступавшего члена общества, чуть слышно произнёс:
– Кто это, Вилли?
– Рудольф Небель. Бывший лётчик. Учился в Высшей технической школе в Мюнхене. Не знаю, закончил ли. Очень талантливый человек, герр Оберт. Пытается самостоятельно строить ракеты. Некоторые даже взлетают.
– Извините, друзья, за опоздание. В центре города массовые шествия, дороги перекрыты, пришлось пережидать. Ну да ладно… Так вот, энтузиасты космических путешествий. Хочу вас сразу огорчить. Не мы с вами будем открывателями ракетной истории. В самой Германии ракетами уже занимаются некоторые достойные люди. Есть энтузиасты и в других странах.
Герман Оберт снял плащ, передал его Лею, а сам сел за стол в центре импровизированного круга членов общества. Вернер Браун переместился поближе к своему кумиру.
– Ещё во втором веке нашей эры, – начал профессор, – Лукиан Самосатский в своём первом сочинении «Истинная история» описал полёт морского корабля с экипажем на видимые человеком небесные тела – Луну, Солнце и звёзды. По одной его версии этот корабль занесло на небо сильной бурей, по второй – полёт человека на Луну и к звёздам осуществился с помощью крыльев. Как видите, человек уже тогда думал о космических путешествиях. Но, заметьте, без применения ракет: об этом даже не догадывались. И только в девятьсот шестидесятом году впервые встречается упоминание об использовании боевых пороховых ракет. И вот здесь есть нестыковки. Научный мир до сих пор не пришёл к единому мнению – когда же был изобретён порох. По одним сведениям, его изобрели китайцы в одиннадцатом веке. По другим –значительно раньше. Скорее всего, истина где-то посередине. Думаю, для нас с вами это не принципиально.
Завороженная аудитория ответила молчаливым согласием. Все внимательно ждали продолжения рассказа. И только секретарь общества нервно ёрзал на стуле, предчувствуя последствия позднего прихода домой. А в том, что он придёт поздно, Александр, уже не сомневался.
Видя напряжённые лица слушателей, Оберт с теплотой и гордостью разглядывал собравшихся вокруг него фанатов космоса.
«За ними будущее, – думал он. – Каким оно будет? Кто-то из них, возможно, покинет пределы земной атмосферы и полетит на Луну».
Десятки лиц смотрели на задумавшегося гостя. Они ждали продолжения. Оберт оглядел аудиторию. Небель что-то записывает в блокнот, шевеля губами. Он был явно старше всех присутствующих:
«И, наверное, самый опытный среди своих товарищей. Надо будет познакомиться с ним поближе», – решил профессор.
– Однако продолжим, господа. Как я уже говорил, примерно в девятом веке нашей эры в старых манускриптах есть первое упоминание об использовании китайцами боевых пороховых ракет. Несколькими веками позже в Китае были созданы ракетные установки залпового огня. Правда, примерно в этот же период и арабы использовали пороховые ракеты против крестоносцев. Но это уже дебри, и нам не стоит туда вторгаться. Историки разберутся. Я хочу поведать вам, друзья, и курьёзный случай. К сожалению, он закончился трагически.
В тысяча пятисотом году некий китайский мандарин по имени Ван Гу, который для своих многочисленных слуг был, естественно, наместником Всевышнего на Земле, решил слетать на небо к Богу, посоветоваться. Для полёта он закрепил на своём троне сорок семь пороховых зарядов. Затем уселся в это кресло и дал сорока семи слугам по фитилю, которые в присутствии толпы одновременно подожгли все заряды. Когда дым от сильнейшего взрыва рассеялся, люди увидели трупы слуг, но кресло с их господином исчезло. Оно улетело на небо, к Богу. Так решили люди.
– А почему именно сорок семь зарядов? – спросил кто-то из слушателей.
– Об этом история умалчивает, – усмехнулся Оберт. – Считается, что любопытный мандарин есть первая жертва научных исследований в ракетостроении. Могу ещё много привести фантастических предложений наших предков по исследованию космического пространства. Не все из них абсурдны. Но мы уже знаем, что пороховые ракеты не дадут нам возможности покинуть нашу планету, а тем более долететь до Луны. Особого внимания заслуживают работы русского учёного – Циолковского. В тысяча девятьсот третьем году он издал свой труд "Исследование мировых пространств реактивными приборами", где впервые изложил научные основы ракетно-космической техники. А главное, он обосновал возможность создания пилотируемой ракеты на жидком топливе – кислороде и водороде. Между прочим, несколько экземпляров книги мне лично прислал сам автор. Мы с ним ведём переписку.
– Выходит, что этот русский разработал конструкцию ракеты? – изумлённо воскликнули сразу несколько человек.
– Нет, друзья мои. Всё не так просто. Раз уж мы начали искать истоки научных исследований покорения космоса, давайте я коротко расскажу вам и о других серьезных, на мой взгляд, учёных, работающих в этом направлении.
Французкий исследователь Эсно-Пельтри на одном из заседаний французкого физического общества ещё в 1912 году выступил с докладом, в котором указал, что в космическое пространство можно выйти только с помощью ракеты. Он доказал теоретическую возможность полёта за пределы земной атмосферы. Примерно на тех же принципах основаны работы и американца Роберта Годдарта. Все названные мною пионеры космических исследований разработали свои научные труды, не общаясь друг с другом. Что очень важно. Это говорит о том, что если идея жизненна, то она одновременно возникает в умах разных людей. Я уверен, что идея выхода в космическое пространство с помощью ракеты разрабатывается учёными и других стран. Кто они? Мне это пока неизвестно. Но что достоверно известно, так это то, что никто из них пока не предложил конструкцию самой ракеты, способной преодолеть земное притяжение, не говоря уже о составе топлива. Так что нам предстоит самим разработать и конструкцию ракет, и топливо.
– Герр Оберт, а кто впервые произнёс слово «ракета»? – неожиданно спросил Вернер Браун. Учёный обернулся на голос юноши, задавшего вопрос и, немного подумав, ответил:
– Видите ли, молодой человек… Кто первый произнёс это слово, наверное, мы никогда не узнаем, но первое упоминание этого итальянского слова есть в работах некоего Муратори. В тысяча триста семьдесят третьем году этот исследователь при описании предмета, летящего за счёт выхлопных газов, впервые назвал это устройство ракетой. С тех пор слово прочно укрепилось в нашем лексиконе.
Когда мы с господином Леем вошли в зал, вы спорили о начале возникновения нашей Вселенной. Прекрасно. «Только у глупца не возникает мысль, кто мы, и откуда», – гласит народная мудрость. Думаю, что таинство возникновения Вселенной интересовало и интересует тысячи людей, и никто не может на него пока ответить. Да и надо ли? Но в своих рассуждениях ваш товарищ совершенно правильно сказал, что в конечном итоге природные ресурсы нашей планеты постепенно иссякнут и человечество будет вынуждено осваивать космическое пространство. Кстати, это подтверждает и Циолковский. В своём научном труде он высказал мысль: «Человечество не останется вечно на Земле…». Так что вы, господин Небель, совершенно правы в своих умозаключениях. Что касается предмета ваших рассуждений о конце земной цивилизации, то оставим это Создателю. Ему и только ему решать, когда исчезнет планета Земля. Наша задача – построить ракеты для космических путешествий и дать будущим поколениям возможность осваивать другие миры…
За окнами начинало темнеть. Берлинские сумерки накрывали огромный город. Шум улицы прорывался сквозь оконные рамы, но не отвлекал аудиторию, напротив – напоминал молодым людям об ответственности перед человечеством.
Александр Кипф включил в помещении свет. Обречённо посмотрел на часы и тяжело вздохнул. Гнев жены и её родителей всё же пересилили в его душе чувство долга перед далекими потомками, и он, что-то прошептав на ухо Вилли Лею, стараясь не привлекать к себе внимание, покинул аудиторию. Присутствующие проводили своего секретаря недоумёнными взглядами. «Столько ждали этой встречи – и на тебе, уходит».
Спокойный, чуть глуховатый голос Оберта отвлёк их от этих мыслей.
– Всем нам, друзья, начальным импульсом к изучению вопроса о возможности полёта к Луне послужил известный роман Жюль Верна «С Земли на Луну». В этом романе, как вы помните, автор разместил любителей космических путешествий, – Оберт с лукавой улыбкой оглядел аудиторию, – ваших коллег, внутри алюминиевого снаряда массой 8720 килограмм. Затем фантаст «произвёл» выстрел из пушки длинной 275 метров в направлении Луны. По расчётам автора, для выстрела потребовался пороховой заряд массой в 181 тонну… Я специально привожу эти численные данные, чтобы показать вам, что роман Жюля Верна принципиально отличается от других фантастических произведений того времени. Великий французский автор не просто фантазировал, а пытался научно обосновать свои размышления.
В детстве я с помощью школьного учителя физики перепроверил эти данные. Жюль Верн ошибался, друзья мои. Для того, чтобы создать ускорение, необходимое для достижения поверхности Луны, ему пришлось бы выстрелить из пушки с длинной ствола не 275, а более 2000 метров! Это, как вы понимаете, невозможно. Но уникальность этого романа в определении автором скорости космического снаряда. В книге она равняется 11,2 км/сек. И вот тут автор оказался совершенно прав. Мы, учёные, об этом уже знаем. Знаем мы также и о том, что на пороховой тяге достичь космического пространства не представляется возможным…
– Герр Оберт, – подал голос Рудольф Небель, – мы с Клаусом Риделем уже строим опытные экземпляры пороховых ракет. Пока они не хотят высоко взлетать, но это пока…
Нетерпеливый Клаус Ридель не дал договорить своему товарищу. Он представился Оберту и задал вопрос:
– А как вы считаете, профессор, есть ли другие способы разогнать ракету до нужной скорости?
– Знаете, Клаус… Можно я буду вас так называть? Много лет назад, учась в школе, я задал сам себе подобный вопрос. На уроках физики я попытался решить проблему разгона снаряда до нужного ускорения с помощью электромагнитных сил, теоретически поместив снаряд в вакуумированный туннель с электрической обмоткой по всей длине. Расчёты мне помог сделать учитель физики. В результате туннель получился длинной одиннадцать километров. Тоже тупик, как вы понимаете.
– Клаус! А я что тебе говорил! – с чувством удовлетворения воскликнул Небель. – Электромагнитное поле нам не союзник.
– Да, друзья. Есть только один способ покинуть пределы нашей планеты – развить предсказанную Жюль Верном скорость в 11,2 километра в секунду. Сделать это могут только ракеты, заправленные специальным жидкостным топливом. Вот над этим я сейчас работаю. Кстати, вы все видели художественные фильмы кинокомпании «УФА»? Хорошие фильмы, спору нет. Так вот, дирекция этой компании приняла решение выпустить фильм «Женщина на Луне». Для усиления эффекта правдоподобности режиссёр Фриц Ланг решил показать зрителям перед премьерой запуск настоящей ракеты. Он сделал мне предложение изготовить и произвести ее пуск.
Герман Оберт на минуту задумался, затем посмотрел на Вилли Лея, и неожиданно спросил у него:
– Вилли, а не взять ли мне в помощники этих двух любителей космических путешествий? Тем более, что определённые навыки в конструировании ракет, как они говорят, у них имеются. Как вы на это смотрите, господа Ридель и Небель?
Клаус энергично закивал головой. Степенно кивнул и бывший лётчик – Рудольф Небель.
– Герр Оберт, – неожиданно раздался за спиной профессора голос, – а можно мне тоже помогать вам строить ракету?
Профессор обернулся. Перед ним стоял высокий симпатичный молодой человек с голубыми глазами.
– Я учусь в Высшей технической школе, – скромно сказал Вернер Оберту, – но хочу хоть чем-нибудь быть вам полезным.
Глава четвёртая
Конструирование ракеты для фильма.
Испытание макета.
Неудачный эксперимент с ракетным двигателем.
Взрыв. Профессор Оберт получает травму.
Вернер находит другое техническое решение конструкции.
Оберт с недовольным видом бросил на стол письмо.
– Рекламный отдел кинокомпании опять требует ускорить работы по созданию топлива для запуска ракеты. Они уже третий раз об этом напоминают нам.
Рудольф Небель с сочувствием посмотрел на профессора и тяжело вздохнув, пробурчал:
– Работаем по двенадцать часов. И так домой только ночевать приходим… Вернер, где черти носят Клауса?
Рудольф бережно держал в руках небольшую металлическую конструкцию из жаропрочной стали – сопло для подачи в камеру сгорания ракеты двухкомпонентного топлива.
– Герр Оберт, может, отложим испытание? Давайте ещё раз просчитаем скорость подачи жидкого кислорода в бензин. Мне кажется, что скорость протока необходимо уменьшить.
Открылась дверь в мастерскую, и Ридель громким голосом оповестил присутствующих о своем прибытии. Увидев хмурые лица коллег, уже более сдержанно доложил:
– Господин профессор, я нашёл место, откуда можно сбросить наш макет. Это фабричная труба, и, кстати, совсем недалеко от нашей мастерской. С руководством фабрики я договорился.
– Спасибо, Клаус. Думаю, что завтра с утра проверим аэродинамические характеристики конструкции. Как ты выразился, сбросим её вниз. Рудольф, не забудьте фотоаппарат, надо сделать снимок. Откладывать испытание ракетного двигателя всё же не будем. Завтра после обеда, Рудольф, подготовьте топливный стенд. А по поводу изменения скорости подачи жидкого кислорода решим после эксперимента.
Утро следующего дня выдалось на редкость тёплым и солнечным, но небольшие порывы ветра всё же раскачивали кроны деревьев, и это тревожило профессора. Он в раздумье стоял возле фабричной трубы, не решаясь дать разрешение на подъём макета.
– Будем сбрасывать ракету в период затишья, профессор. Нам нужно всего несколько секунд, – сказал Вернер Браун.
Уверенный тон помощника разрешил сомнения Оберта. Профессор в знак согласия махнул рукой.
Деревянный макет двухметровой ракеты довольно быстро подняли на самый верх дымовой трубы. Помогли рабочие фабрики: они закрепили блок на верхней скобе и, обвязав макет верёвкой, ловко подняли её. Ракета на блоке, удерживаемая фиксатором, повисла носом вниз. Фабричные служащие во главе с директором с любопытством разглядывали необычную конструкцию, поднятую на сорокаметровую высоту. Задрав головы, они наблюдали, как сотрудник мастерской старается придать ракете строго перпендикулярное направление, но ему мешал ветер. Стоило убрать руки, как ракета начинала раскачиваться.
Рядом с директором фабрики стоял высокий худой человек с фотоаппаратом на груди. Директор что-то обсуждал с этим человеком и явно не был с ним согласен. Они спорили. На подготовку эксперимента оба мало обращали внимания. Наконец директор, махнув рукой, направился к Герману Оберту.
Профессор и Рудольф Небель стояли недалеко от трубы. Оба сокрушённо разводили руками. Наверху, прикреплённый страховочным поясом к металлическим скобам, Вернер Браун знаками показывал коллегам, что как только ветер стихнет, он сбросит ракету вниз.
Небель покинул профессора, отыскивая нужный ракурс для фотографирования. Клаус Ридель следил за любопытствующими, не давая им слишком близко подойти к месту предполагаемого падения макета.
Директор фабрики на правах хозяина поинтересовался у Германа Оберта о сути эксперимента. Профессор, не отрывая глаз от макета, коротко пояснил, что таким образом он хочет проверить аэродинамику ракеты.
– Если аэродинамические стабилизаторы, которые крепятся в хвостовой части, рассчитаны неправильно, то при вертикальном падении ракета сместится в сторону. Если такое случится, то мы будем вынуждены просить вас, господин директор, об очередном эксперименте.
Что означает слово – «аэродинамика», директор, видимо, не знал и уже собрался задать вопрос испытателю, но в это время ветер наконец-то стих, и Вернер, подав сигнал, дёрнул за фиксатор.
Конструкция устремилась вниз. Небель успел щёлкнуть затвором фотоаппарата только один раз, и макет врезался в землю рядом с контрольной точкой. Профессор Оберт облегчённо вздохнул. Разочарованные скоротечным представлением, зрители стали расходиться.
Неожиданно Рудольф Небель услышал рядом с собой голос с явным иностранным акцентом:
– Позвольте представиться. Корреспондент газеты «Дэйли Экспресс» Сефтон Делмер.
Они пожали друг другу руки.
– В Берлине я по заданию газеты. Собираю материал для серии статей о политической ситуации в Германии. Здесь оказался случайно. Скажите, если не секрет, что за предмет вы сбросили с фабричной трубы?
– Инженер Небель, – представился Рудольф. – Строим ракету для кинокомпании. Сейчас испытывали ракетные стабилизаторы. Это макет. Вообще-то, будем строить суперракету для рейхсвера, – добавил он и посмотрел на журналиста, желая оценить его реакцию на сказанное.
В это время к ним подошёл Вернер. Щёлкнув каблуками, представился:
– Фон Браун.
Журналист мельком взглянул на молодого человека, но руки не подал.
«Подмастерье, судя по возрасту», – решил он.
– Скоро ракеты, подобные этой, отправят артиллерию и бомбардировщики на свалку истории, – продолжил Небель, провоцируя какую-то реакцию англичанина.
Делмер пожал плечами и удивлённо посмотрел на остатки макета:
– Не думаю, господа, не думаю…
Для себя же решил: «Рейхсвер хочет бросать деньги на ветер – пусть бросает. Полагаю, об этой чепухе писать не стоит».
Пройдет двенадцать лет, и известный журналист Сефтон Делмер, стоя на развалинах дома в пригороде Лондона, вспомнит этот день. Вспомнит стремительно падающую вниз деревянную ракету и слова, сказанные тем парнем. Жилой дом разрушит ракета, созданная тем самым молодым человеком, которому он не подал руки…
Счастливые сотрудники вернулись в свою мастерскую. Один этап в подготовке запуска ракеты завершён.
Экспериментальная мастерская кинокомпании «УФА» провоняла запахом бензина. Клаус Ридель, наполняя небольшой бак ракетного двигателя, пролил его на цементный пол, да к тому же забыл вынести из мастерской открытую канистру.
Довольный утренним испытанием аэродинамических характеристик макета, Герман Оберт вошёл в помещение и, вдохнув отвратительный запах, поморщился. К удивлению своих помощников, шеф не устроил разнос. Это было необычно – сотрудники привыкли получать выговоры за любые производственные нарушения. Видно, успешные утренние испытания благотворно повлияли на их руководителя.
– Вернер, Клаус, немедленно откройте все окна. При такой концентрации паров бензина мы первые взлетим на воздух. И вынесите, наконец, канистру, – только и произнёс Оберт.
Профессор подошёл к своему детищу – ракетному двигателю «Кегельдуэзе» и внимательно стал разглядывать опытную установку. Сотрудники замерли, ожидая его решения.
Герман Оберт неторопливо ощупал все подводящие топливные трубки, крепление сопла и остальные детали конструкции. Он в задумчивости постоял перед установкой и отошёл от стенда. Судя по выражению лица, результатами осмотра профессор остался доволен. И всё-таки в его движениях присутствовала какая-то неуверенность. Это почувствовали сотрудники.
«Неужели отложит испытание? – подумал Браун. – Столько трудов…».
Совсем по-другому думал Небель: «Лучше бы отменил пуск. Подача бензина слишком интенсивна – может рвануть».
Клаус Ридель ни о чём не думал. Он вышел с пустой канистрой, унося её на склад горючих материалов.
Свежий воздух проветрил помещение, и Оберт, глубоко вздохнув, глухо произнёс:
– Начинаем запуск. Всем выйти из помещения.
Проследив за исполнением указания, он встал за специальной стальной перегородкой с окошком из бронированного стекла, предназначенного для визуального обзора за ходом испытаний. Мысленно начал отсчёт времени: десять, девять, восемь… ноль – и нажал на кнопку «Пуск».
К его удивлению, ничего не произошло. Двигатель по какой-то причине не запустился. Выждав некоторое время, Оберт вышел из-за перегородки, и тут же раздался взрыв. Ударная волна отбросила профессора, придавив его к металлическому стеллажу. Он ударился головой о выступающий угол деревянной полки и потерял сознание. Открытые окна мастерской ослабили давление воздуха, дав ему частично вырваться наружу. Раскидав во дворе пустые ящики и перевернув несколько мусорных контейнеров, взрывная волна затихла.
Первым в мастерскую вбежал Вернер. Увидев лежавшего на бетонном полу профессора, он кинулся к нему. Герман Оберт, раскинув руки в стороны, лежал на боку, на лице в районе левого глаза расплылось кровавое пятно. Перепуганный помощник приложил ухо к груди профессора. Учащённое биение сердца шефа успокоило молодого человека. Жив! Сотрудники облегчённо вздохнули.
Прибежавшие на звук взрыва рабочие, актёры и руководство киностудии, убедившись, что руководитель эксперимента жив, по-разному комментировали событие. Все сошлись в одном: «Слава Богу, что остался жив». И только начальник рекламного отдела, загадочно ухмыльнувшись, незаметно покинул мастерскую.
Уже на следующий день во всех Берлинских газетах появились статьи с фотографией летящей в небеса ракеты. В статье самым подробным образом был расписан героический труд кинокомпании «УФА», которая произвела экспериментальный запуск ракеты. Режиссер Фриц Ланг в своём интервью корреспондентам газет заявил, что подобная ракета в кинофильме «Женщина на Луне» доставит космический экипаж на поверхность Луны. Небольшой инцидент во время запуска ракеты, по словам технического консультанта – профессора Германа Оберта, никак не повлияет на будущий старт.
Тусклый дневной свет, проникающий сквозь единственное окно в больничной палате, затруднял чтение. Это раздражало профессора. Оберт с негодованием отбросил газету. Его левый глаз после операции закрывала марлевая повязка. Читать одним глазом было непривычно и неудобно. Но смысл статей Оберту был понятен. Особенно его раздражало сфабрикованное интервью с ним.
«Это же надо придумать! Падающий вниз макет превратился в ракету, устремлённую к звёздам. Да, фотография Небеля сделала своё дело. Браво, рекламный отдел. Браво!».
Больной не услышал, как открылась дверь. После взрыва слух ещё не восстановился. И только, когда он увидел склонённое к нему лицо, понял, что в палате гость.
– Как вы себя чувствуете, профессор? – тихо спросил Вернер Браун. – Я смотрю, вы уже ознакомились с прессой. Дирекция кинокомпании негодует, конечно.
– Вернер, говорите громче. Одно ухо у меня не слышит, – удручённо попросил Оберт.
Вернер почувствовал, что профессор ещё очень слаб, и поэтому сразу перешёл к делу.
– Герр Оберт, я хотел бы немного переделать конструкцию вашего двигателя. Если вам не трудно, взгляните на чертежи.
Профессор взял в руки лист ватмана и долго изучал его. Наконец, удивлённо взглянув на своего ученика, произнёс:
– Интересно, очень интересно, Вернер. Толщину стенок топливных баков я бы немного увеличил. Хотя… испытания покажут.
– Знаете, профессор, мы с Клаусом придумали, как уменьшить вес ракеты. Нам кажется, что идея стоящая, а главное – сравнительно простая в исполнении.
Оберт заинтересовано взглянул на своего помощника.
– Мы предлагаем стенки камеры сгорания охлаждать поступающим в неё топливом, и следовательно, толщину стенок можно уменьшить.
Герман Оберт задумался.
– Действительно, а почему нет? – профессор уважительно посмотрел на своего ученика.
– И ещё, герр Оберт. С нами беседовал некий капитан Дорнбергер из отдела баллистики и вооружения. Он предложили нам сотрудничать с его отделом. Правда, Рудольф, когда узнал, что работать придётся под их контролем, ответа пока не дал. Ридель и я – согласились. Ведь открываются неплохие перспективы для исследований, профессор. Как вы считаете?
Оберт ответил не сразу.
– Вам решать, молодые люди, – наконец чуть слышно произнёс он. – Знаете, Вернер, я на какое-то время вышел из строя, что поделаешь. Режиссёру Лангу придётся делать премьеру фильма без запуска нашей ракеты. Директор кинокомпании вряд ли продлит со мной контракт.
Оберт на какое-то время опять замолчал. Затем медленно, словно говорил сам с собой, произнёс:
– Дело не должно стоять на месте. Дерзайте Браун. Да поможет вам Бог.
Глава пятая
Контора Магнуса фон Брауна. Старший брат.
Портрет фюрера. Поездка в Куммерсдорф.
Ракетный полигон. Полковник Беккер. Успешный эксперимент.
Барон восхищён. Капитан Дорнбергер. Совет Магнуса фон Брауна.
Берлинская контора барона Магнуса фон Брауна располагалась на Кёнигин-Аугуста-штрассе в трёхэтажном сером здании. Дом имел солидный возраст, как и растущие вдоль него высокие деревья. Очевидно, закладка фундамента и посадка деревьев происходили в одно время. Теперь бывшие маленькие саженцы превратились в высокие деревья и своими кронами доходили до третьего этажа здания. При сильном ветре ветки били по наружным водоотливам и окнам, мешая сотрудникам и самому директору сосредоточиться. Магнус Браун давно уже дал наказ коменданту спилить часть веток, но тому всё что-то мешало.
Кабинет барона выглядел помпезно. Старинная дубовая мебель, тяжёлые шторы на окнах, бронзовая люстра, картины старых мастеров на стенах и разные дорогие безделицы говорили о высоком социальном статусе хозяина. Обстановка кабинета как бы намекала посетителям, что по пустякам беспокоить бывшего министра не следует.
– Сегодняшний день обещает быть спокойным. Директор со своим старшим братом сейчас в кабинете, а потом куда-то уезжает. Отменил все запланированные встречи, представляешь? – с явным удовольствием, прикрыв телефонную трубку рукой, почти шёпотом кому-то говорила секретарь. – Минут через десять, конечно, попросит принести кофе, затем сделает маленький глоток и скажет: «Кофе остыл, фрейлейн. В следующий раз будьте внимательней, прошу вас». Нет, я уже привыкла к этим придиркам и не обращаю на них внимания. Хотя первое время и обижалась, ведь на самом деле кофе-то я всегда приношу очень горячим. Ладно, дорогая, позже поболтаем…
Отставной политик Магнус фон Браун, в свои пятьдесят пять лет выглядел довольно молодо. Этому способствовали его стройная фигура и умение аристократа одеваться. В одежде барон не любил небрежности. По крайней мере, никто из окружающих не давал ему своих лет, и Магнус этим очень гордился. И ещё он гордился своими мальчиками, особенно средним сыном Вернером.
В этот день фон Браун раньше обычного закончил изучение биржевых курсов. На это были две причины: сидящий рядом старший брат Фридрих и поездка на полигон к Вернеру.
Утренние сводки успокаивали. Котировки интересующих хозяина кабинета предприятий, пусть и потихоньку, но поднимались. Вместе с котировками поднялось и настроение барона. Как член правления совета директоров рейхбанка Магнус фон Браун хорошо разбирался в экономической ситуации Германии.
– Экономика страны потихоньку встаёт на ноги. Меня это радует, Фридрих.
– Да, мой мальчик, ты прав, как всегда. Экономика на подъёме. Но скажи мне, кто компенсирует нам, аристократам, моральное оскорбление, нанесённое потерей исконно немецкой земли по условиям Версальского договора? Тем более что от этого договора мы с тобой пострадали ещё и материально.
К снисходительной манере старшего брата обращаться к нему «мой мальчик» Магнус Браун привык. Он не стал вступать с братом в дискуссию, а лишь неопределённо кивнул головой и уткнулся в кипу газет. Старший брат, не дождавшись ответа на свои вопросы, нацепил очки и тоже стал изучать прессу.
Разнообразием газеты не отличались.
– Везде одно и то же: успехи новой власти в экономике и тексты выступлений канцлера Адольфа Гитлера, – ворчал Фридрих Браун. – Тьфу, можно подумать, что до них мы ничего не делали.
Газеты действительно пестрели фотографиями лидера Германии. Новый руководитель страны любил выступать перед своими гражданами и делал это очень умело. Почти на всех своих изображениях Гитлер театрально закатывал вверх глаза, протягивал руки к толпе, прикладывал их к сердцу или возносил к небу, призывая Бога в свидетели.
– Этот бывший ефрейтор далеко пойдёт – оратор от Бога, – глядя на очередную эффектную позу канцлера, произнёс Браун-младший. – Ты, Фридрих, попридержи язык по отношению к новой власти. Не ровен час… Понимаешь, о чём я?
Неожиданно для себя Магнус Браун встал из-за стола, прошёлся по кабинету, оглядел стены, затем решительно открыл дверь в приёмную.
– Фрейлейн, пошлите кого-нибудь в типографию. Пусть купят портрет канцлера. И скажите коменданту, чтобы повесил его у меня в кабинете.
Закрыв дверь, директор внимательно осмотрел стену, прикидывая, где повесить портрет, и остался доволен. Опять открыл дверь:
– Кофе, фрейлейн. Фридрих, ты что будешь пить? – не услышав ответа, пожал плечами: – Ну, нет, так нет.
Запах кофе из свежесмолотых зёрен всегда действовал на Магнуса Брауна умиротворяюще. Секретарь поставила на стол чашку, заботливо придвинув поближе к ней турку и сахарницу. Барон втянул в себя воздух и, уловив привычный запах, кивнул головой. Секретарь налила напиток, недолив кофе до края чашки ровно на ширину пальца – так любит шеф.
– Фрейлейн, кофе… – взглянув на девушку, Браун уловил движение её дрогнувших в ухмылке губ, усмехнулся и махнул рукой. – Свободны, фрейлейн.
Сделал небольшой глоток. Кофе был горячий. Хм… Ожидаемое чувство умиротворения наступило. Магнус фон Браун закрыл глаза. Через минуту шелест переворачиваемой газетной страницы вернул его в реальность. Старший брат с сердитым лицом листал «Фёлькишер Беобахтер».
– Магнус, объясни мне, почему внешняя и внутренняя политика канцлера вызывают у населения Германии однозначное одобрение? Почему? Ведь режим нацистов всё больше подавляет инакомыслие. Запрещены демонстрации. Не так просто стало выехать за границу. Канцлер изгнал из экономической жизни Германии евреев и национализировал их собственность, а они, как тебе известно, связаны с международным капиталом. Выходит, Гитлер выводит иностранный капитал из экономики страны? Как результат – ликвидирован обмен иностранной валюты. Да её практически уже исключили из финансовой деятельности. Правительство заставляет иностранных партнёров переходить с Германией на клиринговые расчёты. Уж тебе-то это хорошо известно.
– Известно, Фридрих. И это хорошо для экономики, поверь мне. Практически не растет инфляция. А новые программы стимуляции трудовой миграции в Рейх немцев из-за границы – как тебе? Прекрасная инициатива, работы для всех хватает. А это главное. Народ намучился за последние полтора десятка лет. Так что Гитлер, надо признать, оправдывает наши ожидания.
Дверь открылась. Не дожидаясь разрешения, в кабинет вошёл комендант здания. Фон Браун поморщился: раньше такого не было. На левом лацкане пиджака сотрудника красовался партийный значок НСДАП.
«Наверное, он считает, что членство в партии даёт ему право входить ко мне без стука? Ну-ну…», – с раздражением подумал аристократ. Рука потянулась к чашке. Напиток почти остыл. Это ещё больше усилило недовольство барона.
– Господин директор, давайте наметим место для портрета фюрера. После обеда я его по… – слово «повешу», видно, не понравилось члену партии, и он тут же поправился: – Закреплю.
Браун указал место на стене.
– Закрепите портрет в моё отсутствие, – и небрежно показал сотруднику на дверь.
Логическая нить размышлений была потеряна. Магнус Браун стал перебирать газеты.
– Нет, «Дер ангрифф» даже не открывай, не надо. Одни лозунги и бравада. Геббельс со своим другом Хансом ван Верком её лично для себя создали. Уж лучше продолжай читать «Фёлькишер Беобахтер», – посоветовал Браун-старший. – Я просмотрю биржевые новости ещё раз. Да где же они, чёрт возьми? Вот… нашлись…
В глаза Магнуса сразу бросились заголовки: «Бурный рост рождаемости», «Объем общего промышленного производства третьего Рейха вырос на …».
– Ага, вот интересная статья.
Пробежав глазами текст, он махнул рукой:
– Ну, это я и без них знаю, что проблему восстановления вооружённых сил Германии можно решить путём массированных заказов вооружения и боевой техники. Удивили. Я давно этого жду. Хотя вообще-то меня пока больше интересуют векселя металлургического научно-исследовательского общества «Мефо». Кстати, тебя, Фридрих, это тоже касается.
Браун-старший отложил газету, снял очки и в своём привычном назидательном тоне произнёс:
– Ты правильно сделал, Магнус, что посоветовал Вернеру уехать из Цюриха. Пусть будет в Берлине. Самое время делать деньги на вооружении. С его навязчивыми идеями изучать ракеты нужно быть поближе к полковнику Беккеру.
– Карл – молодец. Как и обещал, устроил сына в отдел баллистики вермахта. Позаботился и об учёном звании сына: он теперь доктор наук. Правда, непонятно, почему философских наук? Наверное, ради секретности. Сейчас твой племянник, Фридрих, – технический руководитель на небольшом ракетном полигоне. Полковник Беккер приглашает меня сегодня посетить этот полигон. Вернер вместе со своим непосредственным руководителем капитаном Дорнбергером испытывает там новую серию ракетных двигателей. Тебя, Фридрих с собой пригласить не могу, сам понимаешь…
Директор вылил из кофейника в чашку остатки кофе. Посмотрел на часы.
– Время ещё есть. Машину подадут минут через пятнадцать. Может, чего-нибудь выпьем?
– Нет, мой мальчик. Поеду… дела ещё… Передавай привет племяннику.
Проводив старшего брата до двери кабинета, Браун подошёл к висящей на стене карте Берлина, долго изучал её.
– Вот он, Куммерсдорф. В общем-то, недалеко.
Взглянул на старинные напольные часы.
– Пора ехать.
До Куммерсдорфа, Магнус фон Браун добрался довольно быстро. На въезде в город его должен был ждать Вернер.
«Мерседес-Бенц G4» белого цвета, сверкая под лучами солнца хромированными деталями, в пути останавливался только два раза. Первый раз водитель притормозил среди полей по просьбе своего хозяина. Видно, живописный деревенский пейзаж всколыхнул в его душе воспоминания детства. Барон вышел из машины и долго стоял, разглядывая цветущие поля.
Родовое имение Браунов – Вирзиц, где он родился и провёл свои детские годы, располагалось в подобном месте. Те же луга и озеро. Такие же аккуратные домики, окружавшие его бывшее поместье.
«Где это всё? Вернётся ли когда-нибудь? Версальский договор… будь он проклят», – в который раз подумал барон. Последний раз окинув взглядом местность, он отогнал от себя ностальгические воспоминания и, тяжело вздохнув, сел в автомобиль.
Перед въездом в город водитель «Мерседеса» заметил на обочине военный автомобиль защитного зелёного цвета. Рядом стояли два человека, один из которых был в форме офицера вермахта, а второй в обычном армейском обмундировании. Он размахивал руками и знаками показывал, что нужно остановиться. Барон узнал своего сына. Через минуту Вернер уже обнимал отца. Его костюм защитного цвета был измят, и не терпящий неопрятности в одежде аристократ тут же сделал сыну замечание.
– Папа, – не обращая на это внимания, произнёс Вернер. – Разреши представить тебе капитана Дорнбергера.
Пока господа знакомились, водитель натирал ветошью корпус «Мерседеса». Он, как и хозяин, любил чистоту. К своему огорчению, закончить протирку он не успел – отец с сыном уже садились на заднее сиденье, а незнакомый капитан на переднее. Автомобили, свернув на объездную дорогу, медленно двинулись в сторону секретного военного объекта.
Узкая просёлочная дорога петляла среди деревьев и кустарников. Несмотря на мягкие амортизаторы, «Мерседес» всё же трясло, словно автомобиль катил по стиральной доске. При каждом толчке Магнус Браун кривился, его усы вздрагивали, но он молчал. Капитан, видя муки барона, извинился за плохую дорогу.
– Ещё немного, господин барон, потерпите. Дальше мы пойдём пешком. Ваш водитель должен остаться возле ворот полигона. Запретная зона, ничего не поделаешь.
Забор из колючей проволоки, сигнальные устройства, щиты с предупреждающими знаками, часовые – всё это произвело большое впечатление на отставного политика. К удивлению барона, вся эта тщательно охраняемая территория оказалась лишь защитным заслоном перед главным объектом рейхсвера – экспериментальным ракетным полигоном.
Магнус фон Браун с удовольствием вдыхал воздух, перемешанный с лесным запахом сосен и едва уловимым запахом гари и пороха.
«Этот аромат трудно спутать. Кажется, здесь действительно происходит что-то важное», – он глубоко втягивая в себя позабытый привкус пороховой гари. Барон с гордостью взглянул на сына.
Впереди показался ещё один забор и металлический шлагбаум, выкрашенный в защитный болотный цвет. Рядом стоял чёрный легковой автомобиль. Ни водителя, ни пассажиров в нём не было.
– Вот наш главный полигон, отец. Здесь я и работаю, – в голосе сына отец уловил горделивые нотки.
Дежурный офицер караульной службы чётко, по-военному отдал честь:
– Господин капитан, полковник Беккер ждёт вас и господ в командном блиндаже.
Лицо обер-лейтенанта покрылось румянцем. Его широко раскрытые глаза, не стесняясь, разглядывали важного гостя – представителя знаменитой фамилии, давшей германской армии пулемёт. Совсем недавно, сразу после военного училища, он командовал пулемётным взводом, и историю этого оружия изучил хорошо. Офицера так и подмывало спросить у важного господина, как поживает его знаменитый родственник. Конечно, он этого не сделал – субординация не позволяла подобной вольности.
Командный блиндаж представлял собою довольно мощное бетонное сооружение с плоской крышей и торчащими на ней вентиляционными раструбами. Почти весь наружный периметр стен, за исключением смотровой щели, позволяющей следить за ходом испытаний, закрывал высокий кустарник.
Внутри блиндажа стояло оборудование: пульты управления, небольшие стенды с разноцветными сигнальными лампочками и приборами контроля. Выкрашенные много лет назад в серый цвет стены были увешаны различными схемами, инструкциями и прочими нормативными документами. Цепкий взгляд барона сразу отметил, что внешний вид довольно обшарпанных стен резко контрастировал с белизной развешанных повсюду документов. Было видно, что командный пункт совсем недавно сменил хозяев, у которых не было времени сделать хотя бы косметический ремонт.
Посередине помещения находился длинный стол и ряд стульев, на которых сидели шесть человек. Один из них был в чёрной военной форме. При появлении гостей все встали.
«Вернер говорил, что им передали бывший армейский полигон, предназначенный для испытаний орудийных снарядов и мин», – вспомнил Магнус Браун, оглядывая блиндаж.
Дверь открылась, и вошёл небольшого роста, с загнутыми вверх усиками человек в наглухо закрытом комбинезоне защитного цвета. Козырёк надвинутой на лоб фуражки скрывал глаза. Человек протянул для приветствия руку, и только тогда Магнус Браун узнал Карла Беккера. Довольный произведённым эффектом, полковник рассмеялся.
– Приветствую вас, господин барон. Как доехали? – не дожидаясь ответа, тут же произнёс: – У нас всё готово к запуску двигателя, разработанного нашими специалистами, в том числе и вашим сыном.
Затем, наклонившись к уху гостя, шепнул:
– Я очень доволен Вернером, господин Браун. Честно. Его ждёт большое будущее. Поверьте мне.
Барон в ответ вежливо кивнул.
– Можно начинать, – громко произнёс Беккер. – Ждали только вас, господин Браун.
Отдав необходимые распоряжения относительно запуска установки, полковник поочередно представил ему своих подчинённых: богатырски сложенного инженера Вальтера Риделя, техников Артура Рудольфа и Генриха Грюнова, инженера Фелльмекке и Макса Валье. При упоминании фамилии Ридель, с которым Браун-старший встречался ранее, он недоумённо посмотрел на сына.
– Это однофамилец Клауса, отец, – пояснил Вернер.
Человека в форме Беккер представил барону небрежным в сторону военного взмахом руки:
– Леман, инспектор службы безопасности. Наши эксперименты – уже государственная тайна, господин барон. Нас охраняют. Своей охраны у нас недостаточно, оказывается, – явно с насмешкой произнёс полковник. Барон отметил, что военный при этом усмехнулся. Его крупное, немного простоватое лицо изобразило явное неудовольствие. Тем не менее, он всё же поприветствовал гостя и, чуть склонив голову, щёлкнул каблуками.
На правах хозяина Беккер, дабы занять гостя в оставшиеся до пуска минуты, стал объяснять ему технологию испытаний. В конце своего краткого доклада он, приняв воинственную позу, заявил:
– У забора нашего полигона, господин Браун, статья 168 Версальского договора утратила силу. Вы же помните её содержание: «Изготовление оружия и всякого военного снаряжения в Германии может производиться лишь на заводах, месторасположение и число которых одобрено главными союзниками», – наизусть продекламировал полковник. – А мы всего лишь экспериментируем с ракетами. В длинном списке договора запрещения на опыты с ними нет. И все же американцы, англичане, французы, итальянцы и прочие не должны знать об этих эспериментах. Вот почему у нас введён режим строгой секретности. Надеюсь, что посторонние не узнают о наших работах, господин Леман?
Леман хмыкнул и отвернулся.
Чувствовалось, полковник волнуется. Напоминанием о статье позорного для Германии Версальского договора он как бы говорил бывшему политику: «Вы привели страну к позору, мы, с помощью ракет, – возродим её!».
Магнус фон Браун понял намёк полковника. Что он мог ему возразить? Беккер был прав. В знак согласия гость энергично пожал полковнику руку.
Капитан Дорнбергер и Вернер не прислушивались к выступлению своего шефа, они это слышали уже много раз. Оба были заняты последними приготовлениями к испытаниям.
Тяжелые стальные двери командного блиндажа медленно закрылись. Фон Браун-старший, полковник Беккер, капитан Дорнбергер и Вернер подошли к защищенной толстым стеклом смотровой щели, надели защитные очки. Для инспектора службы безопасности очков не хватило, и он отошёл подальше от смотровой щели. В блиндаже наступила тишина.
Внезапно из вентиляционных раструбов в блиндаж ворвался адский рев. Из закрепленного конусообразного сопла вырвался огромный столб огня. Зрелище было впечатляющее. Оно завораживало и пугало. От неожиданности барон инстинктивно подался всем телом назад, но взгляда от огненного столба не отрывал, восхищённо наблюдая за происходящим.
Вернер внимательно следил за своей конструкцией – ревущим ракетным двигателем и не забывал поглядывать на отца. Очень важно было произвести на него хорошее впечатление. Денег для продолжения экспериментальных работ хронически не хватало. Бюджет вермахта был ограничен, и военные не могли открыто финансировать их лабораторию в необходимом объёме. Нужен был очень близкий к правительству авторитетный человек, способный переломить ситуацию. Браун-младший очень рассчитывал, что одним из этих людей станет его отец. Конечно, эта помощь скажется и на его, Вернера, карьере.
Не прошло и десяти секунд, как все закончилось. Магнус фон Браун был потрясен. Он почувствовал, что здесь, в Куммерсдорфе, вершится нечто грандиозное, что поможет Германии возродиться.
Перед глазами Брауна-старшего возник силуэт здания, так похожего на его потерянное родовое имение. «Будь он проклят, этот договор», – второй раз за этот день мысленно произнёс барон.
Уже садясь в машину, отец поинтересовался у сына площадью секретного полигона. Узнав, что полигон располагается на территории всего лишь одного гектара, он неожиданно предложил Вернеру подумать об организации подобной лаборатории в другом месте.
– Ты же помнишь, Вернер, остров Узедом в Балтийском море, где я раньше охотился? Остров малонаселён. Территория большая. Рядом много мелких островов. Для ваших экспериментов лучшего места не найти. Там есть рыбацкая деревушка – Пеене, где мы всегда на ночлег останавливались… Помнишь, ты там с братьями собирал грибы? Подумайте с Беккером и Дорнбергером над моим предложением. По поводу финансирования.. Я подумаю. Хотя, сам понимаешь, это не так просто.
Вилли Леман задумчиво смотрел вслед отъезжающему автомобилю. «В числе противников полковник не назвал русских… Хм… Для них есть информация. Пора вызывать Кура».
Каждый раз, передавая русской разведке информацию, словно борясь с собственной совестью, Леман вспоминал свои молодые годы. И странно: ему становилось легче.
Глава шестая
Секретный агент Вилли Леман
Корейский порт Чемульпо. Драка в трактире.
Русский моряк вступается за германского матроса.
Бой русского крейсера «Варяг» с японским флотом.
Сотрудник службы безопасности Вилли Леман.
Январь 1904 года.
Корейский порт Чемульпо.
…В конце января 1904 года два портовых буксира медленно втягивали германский крейсер «Ганза» на внутренний рейд корейского порта Чемульпо. По морским традициям весь экипаж свободный от вахт выстроился на главной палубе.
Акватория этого порта состоит из внешнего и внутреннего рейдов. Последний весьма узок и неудобен, а из-за множества мелей даже опасен. Зимы, как правило, здесь холодные, и часть внутреннего рейда часто замерзает. Вот и сейчас, при температуре минус восемь градусов, он местами покрылся льдом. По всему рейду на якорях стояло около десятка крупных иностранных военных кораблей. В совокупности с разбросанными в хаотичном порядке более мелкими судами и упомянутыми уже мелями, внутренний порт Чемульпо был весьма не прост для прохода судов. Особо не поманеврируешь. А тут ещё эти чёртовы китайские шампунки и катера, бегающие по всему рейду и развозящие по судам продукты и пассажиров…
Командир «Ганзы» с тревогой наблюдал за действиями корейского лоцмана, но в его работу не вмешивался. Не положено. Хотя по морским законам за безопасность корабля и экипажа всё равно отвечает капитан.
Небольшого роста лоцман бегал по рулевой рубке с борта на борт и что-то орал в рупор, когда очередное мелкое плавсредство норовило проскочить перед самым носом корабля. Коротко, на английском языке он отдавал команды рулевому и опять мчался на один из бортов. Несмотря на всю свою суетливость, лоцман прекрасно ориентировался в обстановке. Сказывался опыт. Буксиры тоже знали свое дело. Но командир всё равно нервничал.
Наконец загремела якорная цепь, и корабль встал на отведённое ему место.
В мощный морской бинокль командир разглядывал флаги ближайших кораблей. «Паскаль», «Адмирал де Гейдон», «Тэлбот»… Кабельтовых в двадцати стоял крейсер «Варяг» под российским флагом, рядом – японский крейсер «Чиода». Названия остальных кораблей прочесть было затруднительно.
– Судя по флагам, в порту собрались представители чуть не всей Европы, ну, и, конечно, Америки. Куда без неё… – вслух произнёс командир.
Экипажи ближайших кораблей приветствовали вновьприбывшего германца.
– С кораблей что-то кричат нашим матросам, – сказал вахтенный офицер, – а что – не слышно.
– А если бы матросы и слышали? Что-то я не помню, чтобы они говорили на английском или французском языках, тем более – японском, – ответил командир.
– Наговорятся ещё в трактирах. Там любой язык понятен, – с усмешкой произнёс старший офицер.
Китайский квартал Чемульпо был самым посещаемым местом нижними чинами практически со всех стоящих в порту судов. Маленькие китайские ресторанчики привлекали моряков не только относительной дешевизной, но и, как это ни странно, качеством приготовления закуски. Почему закуски, а не, скажем, сытного обеда? Да потому что как-то на предложение одного матросика с «Варяга» пойти пообедать, старшие товарищи его грозно поправили: «Обедать, салага, будешь на корабле после молитвы, а мы пойдём закусывать».
Так и повелось. Как только выпадало увольнение, желающие сбивались в группы любителей закусить… Главное – не переборщить, дойти потом до причала. Хоть доползти. Офицеры, конечно, пожурят, дадут работы вне очереди, но серьёзно не накажут. Человек перебрал немного, но ведь стремился к дому, понимать надо…
Ресторан «Конвачун» на этот раз был полон. Кореянки, как угорелые, носились между столиками, разнося саке и фирменное блюдо чачанмйон – вариант китайской лапши с кусками мяса, политой специальным соусом. Сытно и вкусно. Нетрезвый разговор на итальянском, французском, немецком и английском языках перебивал сочный русский мат. Сегодня российские моряки были в особом ударе – жалование не каждый день выдают!
Из окон ресторанчика валили клубы дыма, что являлось естественной преградой для потока морозного воздуха. Слышался интернациональный хохот. Рядом с матросами крейсера «Варяг» отдыхали немцы. Их столик стоял недалеко от входной двери, и два немца чинно, хотя и сильно морщась, пробовали китайскую водку.
– О, мой Бог, какая же гадость, – уже третий раз, закашлявшись, повторял один из немцев. – Леман, как ты её пьёшь, проклятую? – со слезами на глазах сетовал он, обращаясь к своему товарищу.
Вилли Леман, невозмутимо оглядывая зал, пробурчал:
– Шнапс здесь не подают. Привыкай.
Настежь распахнулась входная дверь, и явно подвыпившая, а скорее пьяная компания английских моряков ввалилась в зал. Завидев в конце зала своих, англичане напрямую двинулись в их сторону, сметая по пути столы. Первыми пострадали немцы. Один из англичан свалил Лемана вместе со стулом и, не обращая на него внимания, продолжил движение. Англичан это развеселило. Они заржали, пальцами показывая на распластавшегося смешной позе немца. Вилли вскочил с пола. Пока он раздумывал, ввязываться в драку или нет, из-за соседнего стола поднялся русский матрос. Как бы успокаивая, он похлопал Лемана по плечу и повернулся к британцу:
– Ну, ты… козёл английский… – сказал он и со всей силы залепил обидчику немца в ухо.
Англичанин рухнул, опрокинув очередной стол. Вилли Леман благодарно посмотрел на парня с «Варяга». Завязалась потасовка, переросшая в кровавую драку…
Дальнейшее Вилли уже помнил смутно: чей-то крик «Полиция!», обрывки русских фраз, чьи-то руки, взвалившие его на свои плечи…
Шлюпка «Варяга» доставила его на «Ганзу».
С увольнениями Леман простился надолго. Но наступившие вскоре события внесли коррективы в размеренную жизнь экипажей и населения портового городка.
Весть о том, что командир российского крейсера «Варяг» получил от японского адмирала Урио ультиматум, потрясла всех. Сегодня, 8 февраля 1904 года, до 12 часов дня русские корабли должны покинуть порт, иначе они будут атакованы на рейде.
Офицерские советы крейсера и канонерской лодки «Кореец» приняли решение: прорываться с боем в Порт-Артур, а в случае неудачи – взорвать корабли.
В полдень «Варяг» и «Кореец» вышли из Чемульпо. Французские, итальянские и английские корабли провожали их длинными гудками. Командиры кораблей отдали честь российским морякам. Экипажи всех судов высыпали на палубы и криками «ура» прощались с русскими.
Крейсер «Ганза» также дал длинный гудок. На баке в числе других находился Вилли Леман. На его глазах были слёзы. Он молил Бога о спасении того русского парня, что вступился за него в ресторане и спас от полиции.
В нескольких милях от выхода из порта полукругом выстроилась японская эскадра. Леман насчитал пятнадцать кораблей, среди них – шесть мощных бронепалубных крейсеров. Исход боя не вызывал сомнений.
Неяркое зимнее солнце длинными негреющими лучами освещало рейд. Мороз понемногу усиливался.
Первый выстрел раздался с японского крейсера, вслед за которым вся эскадра открыла огонь. «Варяг» сделал первый бортовой залп. Бой начался. Появились первые языки пламени на «Корейце». Вот вспыхнула надстройка на одном из японских кораблей. Повалил дым на «Варяге». Канонада усиливалась…
Через несколько часов боя «Варяг» стал крениться на левый борт.
Издалека было трудно разглядеть, какие повреждения получили корабли обеих сторон. Вилли видел, что русский крейсер всё больше черпал воду левым бортом. С палубы посыпались люди. «Варяг» стал резко погружаться. Ужас охватил всех наблюдавших за ходом беспримерного боя. Как по команде, почти от всех судов, стоящих на внутреннем рейде, отошли шлюпки.
Вилли Леман слышал, как старший офицер кричал, что запрещает спускать плавсредства.
– Мы не имеем права вмешиваться! Будет международный скандал!
Но увидев сжатые кулаки и грозный вид матросов, отступил. В шлюпке Вилли Леман оказался первым.
Тем временем крейсер «Варяг» до половины корпуса погрузился на дно. Он сел на мель. Вокруг плавали люди. Десятки шлюпок и небольших катеров собирали их и отвозили на свои корабли. Шлюпка немецкого крейсера заполнилась моряками «Варяга». Леман умолял рулевого пройтись возле притопленного крейсера ещё раз. Он всё пытался найти того русского парня…
На следующее утро японские власти потребовали от командования иностранных кораблей отдать им спасённых русских моряков. Японцы мотивировали своё требование тем, что Россия и Япония находятся в состоянии войны. Русские моряки – их законные пленники.
Экипажи всех кораблей, стоящих в Чемульпо, отказались выполнять эти требования. Корабли охватили волнения. Командиры были в нерешительности. Опасаясь бунта, командование кораблей ответило японцам отказом. Стволы корабельных орудий всего объединённого флота развернулись в направлении японской эскадры. И японцы отступили.
1929 год. Берлин.
Пивной бар «Старый Отто», расположенный почти в конце улицы, занимал полуподвальный этаж четырёхэтажного дома, фасад которого давно требовал ремонта.
Над входной дверью висел круглый тусклый фонарь, на треснутом стекле которого явно не рукой мастера краской было выведено: «ОТТО».
Вход в бар был неудобным. Посетителям приходилось спускаться вниз, осторожно ступая по скользким ступенькам. Прежде чем открыть входную дверь, надо было сделать шаг назад, иначе она не открывалась.
Поскользнувшись уже на второй ступени, исполняющий обязанности начальника канцелярии контрразведывательного отделения полицай-президиума Берлина Вилли Леман, пытаясь удержать равновесие, больно ударился правой рукой о каменный парапет. Чертыхаясь, он с трудом открыл дверь левой рукой. И без того с утра раздражённый, Леман, очутившись, наконец, внутри бара, не стесняясь посетителей, прорычал:
– Какой идиот так строил?! Где хозяин?!
Но обычный шум слившихся в одну тональность не совсем трезвых голосов заглушил сердитые слова полицейского. Никто из присутствующих в зале не обратил на него внимания. Вилли Леман зло посмотрел по сторонам.
К его удивлению, внутреннее оформление пивнушки разительно отличалось от затрапезного внешнего вида.
Заведение было старым. Это Вилли понял сразу, оценив стены зала, увешанные чучелами животных, оленьими рогами, старинным оружием, выцветшими старыми фотографиями и небольшими картинами в рамках, явно кисти местных живописцев.
По профессиональной привычке полицейский автоматически отметил, что в достаточно большом помещении находилось пять длинных и восемь обычных столов. Причём, массивные деревянные столы, лавки и стулья изготовлены были явно не в этом столетии. Круглые, не менее массивные и тоже деревянные светильники на потолке дополняли интерьер. Лампочки в форме церковных свечей придавали им особый шарм старины.
Посетителей за столами было много. Напротив входа в заведение расположилась барная стойка, за которой стояла приятной внешности пухлая немолодая блондинка. Она оценивающе рассматривала посетителя. Однако долго изучать незнакомца с немного деревенской внешностью было некогда: вереница пустых пивных кружек требовала к себе внимания.
По залу от стола к столу метались официантки. Воздух был насыщен стойким запахом пива, жареного мяса и картошки. Леман с удовольствием потянул воздух в себя. Сразу захотелось есть.
После довольно холодной осенней погоды, вечерней слякоти и плутания по незнакомому кварталу Берлина в поисках этого чёртова бара продрогший организм Лемана сразу почувствовал обволакивающее тепло и уют. Глаза полицейского непроизвольно уставились на официантку, несущую поднос с аппетитными кусками мяса и кружками прохладного пива. Ноздри Лемана тут же затрепетали, вдыхая дразнящий аромат.
«Хм… недурно…» Раздражение стало несколько ослабевать. Вилли Леман подошёл к стойке бара. За его спиной раздался голос Эрнста Кура:
– Вилли, сколько тебя можно ждать?! Я уже думал, что не придёшь. Пойдём за стол!
– Привет, Эрнст! Час кружил по кварталу, прежде чем нашёл твой бар. Руку чуть не вывихнул на ступеньках. Ты не мог выбрать бар поближе?
– Зато здесь, Вилли, мы можем спокойно поговорить, не боясь посторонних ушей. Хозяин этого заведения – мой старый знакомый. Вместе служили в полиции, пока нас не попёрли оттуда, да ещё без права на пенсию. Приятелю повезло – «Старый Отто» ему от отца в наследство достался. А я опять без работы, Вилли…
– Однако это тебе не помешало уже пропустить пару рюмок, как я вижу. Не удивительно, что без работы – кому ты нужен, если пьёшь каждый день. Ладно, куда идти?
– Что ты такой взвинченный сегодня, Вилли? Опять на скачках проигрался? Брось ты эту привычку. Богатым на ипподроме ещё никто не стал.
– Ты лучше перестань по кабакам шляться, а потом советы давай, умник. Связался с тобой на свою голову…
– Да чего ты завёлся? Держи правее. Дверь видишь?
Они вошли в небольшое уютное помещение. Здесь уже не было деревянной мебели. Посередине комнаты стоял накрытый белой скатертью низкий длинный стол в окружении чёрных кожаных диванов. Стол был сервирован на восемь персон. Яркие, в крупную красно-белую клетку матерчатые сервировочные салфетки подчёркивали белизну скатерти. Возле каждого прибора в небольших подсвечниках стояли свечи.
– Хм… мы кого-то ещё ждём? – удивлённо спросил Леман.
– Нет, конечно. Я же говорил, что хозяин бара мой приятель. Не беспокойся, мы будем одни. Давай раздевайся.
В дверь просунулась голова официантки.
– Герр Кур, как всегда, сначала пиво, потом остальное?
…Зажжённые официанткой свечи не успели сильно оплавиться, как тарелки и бокалы оказались пустыми. Раздражение Лемана прошло. Вытирая салфеткой губы, оба отвалились на спинки диванов. Друзья, не сговариваясь, рассмеялись.
– Закажем ещё, Вилли? – закуривая сигарету, спросил Кур.
– Не возражаю… Хотя, возможно, будет перебор. Давай, рассказывай, как всё прошло. О чём спрашивали?
Эрнст Кур зашёлся кашлем.
– Не в то горло дым пошёл. Не обращай внимания, Вилли. Сейчас пройдёт… Что я тебе скажу? Встретили русские меня приветливо. Чай, кофе…
– Да, кончай врать-то. Они по запаху изо рта сразу сообразили, что тебе не чай и кофе, а пиво для начала нужно предложить.
– Ну, может, и так, старина. Суть не в этом, – уклончиво ответил Эрнст. – Главное, что я свою миссию выполнил – сходил в советское торгпредство. Часа три беседовал с двумя сотрудниками. Я их раньше не видел. Когда год назад, я, по твоему совету, впервые пришёл к русским предлагать свои услуги, то всё было попроще. Принёс информацию -получи деньги. Важная – одни деньги, не очень – другие. Совсем никакая – и сумма такая же. Но на пиво с сосиской хватало. Теперь сложнее… Тобой товарищи очень заинтересовались. Я видел, как они переглянулись, узнав, где ты работаешь. Их, прежде всего, интересовали мотивы твоего добровольного сотрудничества с СССР.
– Ну, и что ты им сказал? Надеюсь, сказал, что деньги мне нужны, но это для меня не главное?
– Обижаешь. Что я, тебя не знаю? Рассказал всё, что мне известно о тебе. И что ты служил на флоте. Был на крейсере «Ганза» в Чемульпо. Видел бой «Варяга» и восхищён подвигом русских моряков. И как за тебя в трактире вступился русский матрос и спас тебя от полиции. Твоё отрицательное отношение к нацистам особенно красочно расписал. Ну и, уж, извини, рассказал, что ты любитель посещать ипподромы и проигрывать там немалые суммы.
– А что именно ты в 1913 году меня рекомендовал в полицию, сказал?
– Конечно. Весь твой карьерный рост в полиции изложил на отдельном листе. Русские будут всё проверять, естественно. Для этого им нужно время. Чтобы ускорить этот процесс, они попросили тебя передать им любую заслуживающую интереса информацию. И как я понял, через меня.
Леман задумался. Закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана. Эрнст не торопил. Он понимал, что его товарищ мучительно оценивает моральную сторону своего поступка, прежде чем принять окончательное решение.
– Будет им информация. Будет. Только пить прекрати, Эрнст, – наконец, медленно проговорил Вилли Леман.