РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКИЙ ПСИХОЛОГО-СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ |
Л.Л. Нелюбин, Г.Т. Хухуни |
Учебное пособие |
Рекомендовано Редакционно-издательским Советом Российской академии образования к использованию в качестве учебного пособия |
Москва Издательство «Флинта» Московский психолого-социальный институт 2006 |
УДК 81(075.8) ББК 81.2-7я73 Н49 |
Главный редактор Д.И. Фельдштейн Заместитель главного редактора С.К. Бондырева Члены редакционной коллегии: А.Г. Асмолов, В.А. Болотов, В.П. Борисенков, АЛ. Деркач, А.И. Донцов, И.В. Дубровина, М.И. Кондаков, В.Г. Костомаров, Н.Н. Малофеев, Н.Д. Никандров, В.А. Поляков, В.В. Рубцов, Э.В. Сайко Рецензенты: докт. филол. наук, проф. Ю.Н. Марчук, докт филол. наук, проф. P.P. Чайковский Нелюбин Л.Л. Н49 Наука о переводе (история и теория с древнейших времен до наших дней) : учеб. пособие / Л.Л. Нелюбин, Г.Т. Хухуни. — М. : Флинта : МПСИ, 2006. — 416 с. ISBN 5-89349-721-Х (Флинта) ISBN 5-89502-951-5 (МПСИ) При поддержке бюро переводов технических текстов В книге излагается история переводческой мысли (переводоведения), начиная с Древнего мира, античности до наших дней. Подробно рассматривается развитие западноевропейского и русского перевода, создание теории перевода как науки. Для студентов, аспирантов, преподавателей переводческих, лингвистических, филологических, культуроведческих факультетов и факультетов иностранных языков. УДК 81(075.8) ББК 81.2-7я73 |
ISBN 5-89349-721-Х (Флинта) © Издательство «Флинта», 2006 ISBN 5-89502-951-5 (МПСИ) |
JURARE IN VERBA MAGISTRI DICENDO DISCIMUS. LITTERA SCRIPTA MANET. IN OPTIMA FORMA |
Основу предлагаемой книги составляют курс лекций по истории перевода, читаемый академиком РАЕН и Международной академии информатизации, профессором Л.Л. Не- любиным на переводческом факультете Института лингвистики и межкультурной коммуникации Московского государственного областного университета, а также материалы семинарских занятий профессора Г.Т. Хухуни по указанному курсу. Несмотря на появление в последние десятилетия ряда работ, посвященных историко-переводческой проблематике1, задача создания учебного пособия, в котором сжато и доступно для будущих специалистов излагались бы основные этапы развития перевода и переводческой мысли, до сих пор не может считаться решенной. Кроме того, необходимо учитывать, что многие труды по данной тематике опубликованы небольшим тиражом в различных научных центрах бывшего СССР и по ряду причин труднодоступны для большинства студентов. В соответствии с профилем факультета и требованиями программы основное внимание в книге уделяется западноевропейской и русской переводческим традициям. Вместе с тем в ряде случаев (особенно при рассмотрении ранних этапов развития перевода и переводческой мысли) авторы обращались и к наследию других культур, в частности к теории и практике перевода в странах Востока. Поскольку предлагаемое пособие предназначено в первую очередь для читателей-студентов, авторы сочли возможным не перегружать представленный материал справочным аппаратом (цитаты, ссылки на использованную литературу и |
3 |
т.п.), что, разумеется, ни в коей мере нельзя рассматривать как недооценку ими того вклада, который внесли в разработку данной проблематики их предшественники в России, а также в странах ближнего и дальнего зарубежья. Все критические замечания, способствующие улучшению настоящей книги, будут с благодарностью приняты. Авторы выражают свою признательность доктору филологических наук, академику МАИ, проф. Ю.Н. Марчуку и доктору филологических наук, проф. P.P. Чайковскому, взявшим на себя труд по рецензированию рукописи и высказавшим ряд ценных и полезных замечаний, начальнику Технического центра ИЛиМК, лауреату Государственной премии СССР в области науки и техники, кандидату технических наук, доценту А.Н. Клюкину за содействие по набору этой книги и лаборанту М.Н. Игнатенко за компьютерный набор рукописи. |
История перевода и ее отношение к другим разделам переводоведения Переводоведением называется наука о переводе как процессе и как тексте, исследующая проблемы перевода, основные этапы его становления и развития, его теоретические основы — общие и частные, методику и технику процесса перевода, формирование переводческих навыков и умений передачи информации с одного языка на другой в устной и письменной форме. Таким образом, основная специфика переводоведения заключается в изучении речеязыковой деятельности в двуязычной ситуации, когда процесс общения (устного и письменного) осуществляется средствами двух языков. В соответствии с указанной выше проблематикой науки о переводе в ней выделяют следующие основные разделы: 1. Историю перевода, которая исследует место, роль и эволюцию перевода в связи с развитием человеческого общества, его материальной и духовной культуры, политических и экономических связей, а также изучает процесс становления и развития переводческой мысли и национальных переводческих традиций на основе анализа соответствующих источников. 2. Общую теорию перевода, занимающуюся такими проблемами, которые являются общими для всех видов перевода, независимо от конкретных разновидностей последнего и особенностей языкового материала2. Поэтому иногда говорят, что предметом общей теории перевода являются переводческие универсалии (лат. universalis — всеобщий). Этот термин взят из лингвистики, где универсалиями называют свойства, присущие всем языкам. |
5 |
3. Частные теории перевода, предметом которых являются различные формы и виды перевода (как устного, так и письменного), жанровые особенности переводимого материала (художественные и специальные тексты), особенности перевода на разные языки и перевода с использованием компьютера (машинный перевод и перевод с помощью машины). 4. Методику перевода, задачей которой является выработка соответствующих умений и навыков, т.е. обучение технике переводческого дела на основе знаний, полученных общей и частными теориями перевода. 5. Отдельную область составляет критика перевода, занимающаяся анализом переводного текста и установлением степени его адекватности исходному тексту с лингвистической, литературно-эстетической и других точек зрения. Указанная сфера переводоведения тесно связана с теорией художественного перевода, поскольку занимается она преимущественно переводными произведениями, относящимися к художественной литературе в широком смысле слова. Перечисленные разделы, обладая относительной самостоятельностью, тесно связаны между собой. И особое место среди них принадлежит именно истории перевода, которая, изучая и обобщая многовековой опыт, накопленный человечеством в области перевода и переводческой мысли, создает прочную основу для их дальнейшего развития. |
Понятие видов перевода связано прежде всего с жанровыми особенностями материала, являющегося объектом межъязыковой передачи. Выделяют два основных вида перевода: перевод художественный и перевод специальный. Если художественный перевод, функционируя в сфере художественной литературы, опирается на литературоведчески ориентированную теорию, то специальный перевод |
6 |
решает прежде всего информационно-коммуникативные задачи, обслуживая различные предметные отрасли знаний, имеющие специфическую терминологическую номенклатуру (общественно-политические отношения, различные области науки и техники, административно-хозяйственное управление, дипломатия, военное дело, юриспруденция, финансы, коммерция, публицистика и т.д.), а также разнообразную тематику повседневного речеязыкового общения. Его теоретической базой служит лингвистическая теория перевода. Формы перевода определяются способом, которым последний осуществляется. С этой точки зрения различают письменный и устный переводы, а также их разновидности (перевод двусторонний, последовательный и синхронный). Письменный перевод — наиболее распространенная профессиональная форма перевода, когда объем памяти неограничен. Это процесс перевода с одного языка на другой, результат которого фиксируется в письменном виде. Его называют также письменно-письменным, когда оба языка употребляются в письменной форме. Это, по сути, также зрительно-письменный перевод, т.е. письменный перевод текста, который воспринимается зрительно. Письменный перевод на слух — это письменный перевод текста, воспринятого на слух. Это то же, что и устно-письменный перевод. Устный перевод объединяет все формы перевода, предполагающие устное оформление. Его разновидности: зрительно-устный перевод, или перевод с листа, т.е. устный перевод, осуществляемый одновременно со зрительным восприятием исходного письменного текста. Устный перевод на слух включает последовательный и синхронный переводы. Последовательный перевод — устный перевод сообщения с одного языка на другой после его прослушивания, осуществляемый в конце всего сообщения. Он включает: последовательный перевод с записью, когда перевод во время восприятия фиксируется переводчиком с использованием системы записей в последовательном переводе; абзацно-фразовый перевод — упрощенная форма последовательного перевода, когда текст переводится после прослушивания его не целиком, а по частям. |
7 |
Синхронный перевод — суть устный перевод сообщения с одного языка на другой, осуществляемый переводчиком одновременно параллельно переводимому тексту. Различают: 1) синхронный перевод на слух — это собственно синхронный перевод, когда переводчик воспринимает исходный текст только на слух и переводит его по мере развертывания; 2) синхронный перевод с листа — перевод осуществляется с опорой на полученный за 5—15 минут до начала работы письменный текст выступления, переводчик сообразуется с речью оратора, ее развертыванием и вносит необходимые коррективы, если оратор отступает от первоначального текста; 3) синхронный перевод с опорой на текст — это синхронное чтение заранее переведенного подготовленного текста, который переводчик зачитывает, сообразуясь с развертыванием речи оратора и внося необходимые коррективы, если оратор отступает от первоначального текста. Различают односторонний и двусторонний переводы. Односторонний перевод — это перевод, который осуществляется только в одном направлении, т.е. с одного (исходного) языка на другой язык перевода. Двусторонний перевод — это последовательный перевод беседы, осуществляемый одним переводчиком с одного (первого) языка на другой (второй) язык и с другого (второго) языка на первый язык, т.е. с иностранного языка на русский язык, а затем с русского языка на иностранный язык в ходе развертывания высказывания, беседы. Принадлежность перевода к тому или иному типу устанавливается на основе соотношения содержания и формы последнего с содержанием и формой оригинала. Основываясь на указанном моменте, можно говорить о переводах вольном, дословном, буквальном, пословном и адекватном, или эквивалентном. |
8 |
Вольным называют перевод-предложение, при котором общее содержание оригинала передается на другом языке независимо от другой формы оригинала. По существу он представляет перевод субъективный. Исторически данный тип межъязыковой коммуникации употреблялся как при бытовом и деловом общении, так и при переводе произведений художественной литературы. При дословном переводе наблюдается следование языковой форме оригинала, т.е. семантико-структурные характеристики языка подлинника воспроизводятся на языке перевода. Названный тип широко применялся в истории перевода при передаче текстов, принадлежащих различным жанрам, но наиболее заметен он в переводах сакральной литературы (например, многих версий Библии). Вместе с тем считать его исключительно достоянием прошлого неверно, поскольку с элементами дословности, порой весьма значительными, приходится сталкиваться и поныне. При этом нередко наблюдались случаи, когда синтаксические конструкции и обороты исходного языка (ИЯ), проникая в переводящий язык (ПЯ) и смешиваясь с единицами последнего, постепенно осваиваются им и таким образом в значительной мере утрачивают свою «чужеродность». Будучи по своим принципам и методам противоположным вольному («субъективному») переводу, дословный перевод именуется также объективным. Буквальный перевод, стремящийся к сохранению формальных и семантических компонентов оригинала при передаче его на другой язык, в определенном отношении близок к предыдущему и может употребляться в сочетании с ним. Отличительным признаком пословного перевода признается такая полексемная передача смысла и содержания оригинала, при которой учитываются синтаксические и стилистические соотношения между ИЯ и ПЯ. Этот тип перевода широко использовался и используется (в последовательной и синхронной формах) в таких сферах межъязыковой коммуникации, как различного рода международные совещания и конференции, судопроизводство и т.д. Причем здесь он может носить и двусторонний характер, когда и исходное речевое произведение, и его передача на ПЯ осуществляют |
9 |
ся в устной форме и выполняются как перевод с листа (текст, существующий на ИЯ в письменном виде, воспроизводится на ПЯ устным путем). Возможны и комбинации названных типов. Следует заметить, что эта форма межъязыкового общения известна с глубокой древности и отмечена в ряде источников. Так, в «Книге Неемии», входящей в состав Ветхого Завета, сообщается об эпизоде, имевшим место после возвращения из вавилонского плена (V в. до н.э.) израильтян, в большинстве своем уже забывших древнееврейский язык, на котором было написано Священное Писание, и пользовавшихся арамейским. Когда священнослужитель и книжник Ездра, бывший духовным наставником своих соплеменников, в сопровождении других священников взошел на восстановленную городскую стену Иерусалима, перед которой собрался весь народ, и раскрыл книгу закона Моисеева, текст последней оглашался в подлиннике, в то время как стоявшие рядом священники переводили его на арамейский. Примерно в то же время в синагогах была принята практика, когда текст Священного Писания тихо читался на древнееврейском, а громко переводился на арамейский, т.е., по существу, выполнялся синхронный (симультанный) перевод. С использованием пословного типа в его письменной форме приходится сталкиваться и при переводе научно-тех- нических текстов, причем здесь нередки случаи, когда отсутствие в ПЯ тех или иных терминов и понятий вынуждает переводчика к их созданию. Понятие адекватного (эквивалентного) перевода применяется к межъязыковой передаче произведений художественной литературы и определяется обычно как сохранение единства формы и содержания подлинника при воссоздании их средствами ПЯ. В схожем значении в отечественной переводческой литературе использовались также термины «полноценный перевод» (А.В. Федоров) и «реалистический перевод» (И.А. Кашкин). Именно такой тип перевода признается наиболее правильным современными теоретиками художественного перевода, считающими, что «плохой переводчик тянет к себе, хороший стремится к автору». |
10 |
Термин «перевод» может применяться для обозначения как самого процесса перевода, так и его результата — устного высказывания или письменного текста. При переводе, таким образом, происходит передача информации, первоначально выраженной на одном языке, средствами другого языка, или, как принято говорить, межъязыковая трансформация устного или письменного речевого произведения. Приведенное определение отражает наиболее распространенное понимание сущности перевода (его иногда называют «собственно переводом»). Очевидно, что самой важной отличительной чертой является здесь наличие двуязычной ситуации, когда коммуникативный процесс в его устной и письменной форме протекает (осуществляется) при посредстве двух разных языковых систем (кодов). Именно развитие перевода в указанном значении на протяжении всех эпох его существования является объектом истории перевода как науки, причем основными источниками ее служат данные письменного перевода, т.е. имеющиеся в распоряжении исследователей переводные тексты и теоретические высказывания о принципах, которым надлежало следовать при их создании. Однако межъязыковая трансформация при всей своей важности не покрывает всего содержания понятия «перевод». При осуществлении процесса коммуникации в различных ситуациях и сферах часто возникает необходимость уточнить и пояснить смысл сказанного, меняя используемые для выражения той или иной мысли словесные знаки. Сюда же относятся случаи перекодирования текста из одного функционального стиля в другой, изложение, адаптирование и т.д.3 Перечисленные явления объединяются под общим наименованием внутриязьшового перевода, или переименования, т.е. интерпретации вербальных знаков другими знаками того же языка (использование синонимов, парафраз и иных подобных средств). С другой стороны, поскольку язык представляет собой определенную систему знаков, используемых для хранения и передачи информации, перевод можно определить как про |
11 |
цесс речевой коммуникации, протекающий в двух разных знаковых системах. Так как естественный язык (представленный множеством реально существующих или существовавших языков) является хотя и важнейшей, но не единственной подобной системой, с точки зрения семиотики (науки, изучающей закономерности строения и функционирования знаковых систем) можно ставить вопрос о переводе (интерпретации) вербальных знаков посредством других (искусственных) знаковых систем. Подобную операцию называют интерсемиотическим переводом, или трансмутацией. Как внутриязыковой, так и интерсемиотический переводы, представляя собой особые явления, в ряде моментов соприкасаются с межъязыковым переводом и позволяют лучше понять присущие последнему закономерности. |
Проблема периодизации развития перевода Как уже отмечалось, история художественного перевода (а именно она является основным предметом нашего рассмотрения) тесно связана с развитием художественной литературы вообще. Поэтому чаще всего здесь пользуются так называемой историко-литературной периодизацией, отражающей его основные этапы, а также соотносят эволюцию теории и практики перевода с пройденными человечеством общественно-экономическими формациями (рабовладение — феодализм — капиталистические отношения). При этом, однако, приходится учитывать определенную специфику объекта нашей науки и отсутствие полного параллелизма между развитием переводной и оригинальной литературы (например, не все литературные направления внесли вклад в интересующую нас область). Исходя из сказанного мы будем различать следующие разделы истории перевода: 1) перевод в странах Древнего Востока; 2) переводы и переводческие концепции античной эпохи; |
12 |
3) мировые религии и их роль в развитии перевода; 4) средневековый перевод и его особенности; 5) теория и практика перевода в эпоху Возрождения; 6) Реформация и проблемы перевода; 7) европейский перевод XVII—XVIII вв. (эпоха классицизма); 8) романтический перевод и его отличительные черты (конец XVIII — начало XIX в.); 9) развитие перевода и переводческой мысли в XIX столетии; 10) перевод и переводоведение XX в. При рассмотрении истории перевода в России указанная схема потребует определенной модификации, вызванной специфическими особенностями ее культурно-исторического развития. Представляется целесообразным выделять здесь следующие периоды: 1) переводы Киевской Руси; 2) переводческая деятельность в Московской Руси; 3) XVIII век в истории русского перевода (петровская эпоха и классицизм); 4) перевод и переводческая мысль XIX столетия; 5) теория и практика перевода в России и Советском Союзе в XX в. Таким образом, основу рассмотрения пути, пройденного переводом за его насчитывающую несколько тысячелетий историю, составляет хронологический принцип. Дополняет его принцип, который можно условно назвать географическим, т.е. в пределах каждого периода рассказывается об отдельных национальных переводческих традициях, имевших в ту или иную эпоху наиболее важное значение. Однако в некоторых случаях представлялось более целесо |
13 |
образным руководствоваться тематическим подходом (например, при рассмотрении той роли, которую сыграли в развитии перевода мировые религии, или при анализе явлений, выходящих, подобно некоторым аспектам средневековой культуры, за четко очерченные рамки национальных границ). |
Translation is almost as old as original authorship and has a history as honorable and as complex as any other form of literature. Th. Savory Перевод столь же древен, как и оригинальное творчество, и обладает историей столь же почтенной и сложной, как и любая другая область литературы. Т. Сейвори |
ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ ЗАРУБЕЖНОГО ПЕРЕВОДА |
Глава 1__________________________________ |
Можно предполагать, что зарождение перевода как особой формы человеческой деятельности относится к глубокой древности, когда начались первые контакты между разноязычными племенами. Естественно, что осуществлялся он исключительно в устной форме и носил спорадический характер. Какими-либо источниками, позволяющими судить об этой самой ранней фазе развития перевода, мы не располагаем, поскольку письменности в первобытную эпоху не существовало. Возникновение ранних государств Древнего Востока, установление между ними различных взаимоотношений (политических, торговых, военных, культурных и др.) постепенно приводит к усилению переводческой деятельности и возрастанию ее значения. С этого времени можно говорить о появлении переводчиков-профессионалов, для которых перевод становится основным занятием. Так, в частности, обстояло дело в Древнем Египте и странах Двуречья, которые принято считать колыбелью человеческой цивилизации. |
Зарождение древнеегипетской государственности относится примерно к 3000 г. до н.э. Традиционно в ней принято выделять эпохи Раннего царства, называемого также тинис- ским периодом, когда столицей страны был город Тин (2950—2640 гг. до н.э.), Древнего царства (2640—2160 гг. до н.э.), Первого переходного периода (2160—2134 гг. до н.э.), Среднего царства (2134—1785 гг. до н.э.), Второго переходно |
16 |
го периода (1785—1551 гг. до н.э.), Нового царства (1552— 1070 гг. до н.э.), Позднюю эпоху (1070—343 гг. до н.э.). С 343 по 332 гг. до н.э. Египет находился под властью персов, затем был завоеван Александром Македонским и в нем воцаряется династия Птолемеев, основоположником которой был один из сподвижников Александра Македонского, а в 30 г. до н.э. становится добычей римлян. За свою многовековую историю египтяне неоднократно вступали в контакты с другими народами, что, естественно, предполагало наличие переводчиков. Упоминание о «начальниках» и «руководителях» последних, встречающиеся в текстах, относящихся уже ко временам Древнего и Среднего царства, заставляют исследователей предполагать, что к этому времени в стране существовали не только отдельные переводчики, но и организованные по профессиональному признаку группы переводчиков, которые, вероятно, состояли при царской канцелярии или при храмах. Об этом свидетельствует и встречающееся в текстах, написанных уже в эпоху Древнего и Среднего царства, слово, традиционно интерпретируемое как «с» — «переводчик» и используемое в сочетаниях, расшифровываемых исследователями как «начальник переводчиков» и «руководитель переводчиков». Важную роль для развития переводческого дела сыграли взаимоотношения Египта со странами и народами Двуречья: ассирийцами, хеттами, вавилонянами и т.д., которые, главным образом, имели место в эпоху Нового царства. Появляются специальные школы писцов, где среди других предметов учеников обучали и иностранным языкам. Поскольку во II тысячелетии до н.э. международным языком Передней Азии был аккадский — язык древнего населения Месопотамии и Ассирии, дипломатическая переписка египетских фараонов с правителями сопредельных государств осуществлялась именно на нем. Сохранился относящийся к XIV в. до н.э. архив, содержащий около 400 писем, написанных клинописью и адресованных владыкам Египта. Он был обнаружен при раскопках близ египетского селения Амарна (откуда название Тель-эль-Амар- нский архив). В свою очередь, около турецкого села Богазкей археологи нашли архив хеттских царей, где имеются написанные клинописью по-аккадски письма египетских фараонов. |
2 Наука о переводе |
Понятно, что подобная дипломатическая активность требовала наличия достаточного количества квалифицированных переводческих кадров, способных вести переписку с чужеземными правителями. Как свидетельствуют данные Тель-эль- Амарнского архива, у древних египтян имелись специальные тексты, служившие пособиями при обучении аккадскому языку и клинописи. В период правления фараона Рамсеса II (XIII в. до н.э.) около 1280 г. до н.э. был заключен договор с хеттским царем Хаттусилисом. Первоначально составленный на аккадском языке, он был доставлен Рамсесу, отредактирован последним, вновь переведен на аккадский и отправлен хеттскому царю. Так как сохранились оба варианта, ученые провели сличение аккадского и египетского текстов и пришли к выводу, что при тождественности содержания египетский вариант отличается большей подробностью. Источники не только упоминают о наличии древнеегипетских переводчиков (о них говорится, например, в письмах вавилонских правителей египетским фараонам, где отмечается, что эти переводчики ездили в Вавилон, очевидно, в составе дипломатических миссий). По свидетельству жившего в V в. до н.э. «отца истории» — греческого автора Геродота, посетившего Египет, они составляли отдельную касту, занимавшую место между торговцами и кормчими (хотя достоверность приведенной информации и не подтверждается другими свидетельствами). Помимо аккадского, как показывают данные Тель-эль-Амарнского архива, древнеегипетские переводчики знали и другие языки (например, хеттский и хуррит- ский). Особо следует отметить наличие уже к середине I тысячелетия до н.э. переводчиков с греческого языка, благодаря которым упомянутый выше Геродот мог беседовать с египтянами. Важность египетско-греческих переводов существенно выросла после завоевания Египта Александром Македонским, когда греческий язык утверждается в качестве государственного. Поскольку подавляющая часть местного населения им не владела, для успешного функционирования государственного аппарата требовались переводчики, а многие важные документы создавались на двух языках. Наиболее известным из таких билингвов является Розетский ка |
18 |
мень, текст которого относится к 196 г. до н.э. Именно наличие перевода помогло исследовавшему его французскому ученому Ф. Шампольону положить начало расшифровке древнеегипетских иероглифов. Небезынтересно отметить, что уже в XIV—XIII вв. до н.э. источники зафиксировали сведения о конкретном переводчике — жреце Анхурмесе, который, несмотря на свою первоначальную бедность, сумел стать переводчиком, знавшим много языков. Наконец, можно указать наличие в Древнем Египте и так называемого «хронологического» перевода, т.е. передачи текстов с более древних форм языка на более поздние. Это было связано как с эволюцией самого языка, так и с изменением системы письменности — заменой иероглифов демотическим письмом4. Так обстояло дело, например, с одним из крупнейших памятников древнеегипетской литературы — «Книгой мертвых». Таким образом, наличие в Древнем Египте на различных этапах его существования достаточно интенсивной переводческой деятельности не подлежит сомнению, но, как видно из приведенного выше материала, выполняла она в абсолютном большинстве случаев информационно-коммуникативные задачи. Существование литературного перевода в древнеегипетской цивилизации не установлено, хотя высказывались отдельные соображения о возможности каких-то контактов с иноязычными литературами. 3. Государства Древней Передней и Малой Азии и Месопотамии Характеризуя ряд существовавших в этом регионе цивилизаций, ученые обращают внимание на свойственное большинству из них многоязычие или, по крайней мере, двуязычие. Старейшей культурой этого региона считается шумерская, клинописные памятники которой восходят к концу IV тысячелетия до н.э. Уже на раннем этапе своей истории Шумер оказался под аккадским владычеством, однако завоеватели попали под культурное влияние шумеров. Это в огромной сте |
19 |
2* |
пени способствовало развитию переводческой деятельности, причем не только информационно-коммуникативной, но и литературной. Для ее обеспечения создавались шумерско-ак- кадские словари и пособия. Кроме того, известны списки выражений на двух шумерских диалектах, один из которых функционировал в качестве культового, а другой — народного языка. Имеются в текстах и упоминания о переводчиках, хотя и немногочисленные. Большую роль в развитии переводческого дела сыграли шумерские школы, в которых обучались будущие писцы. По окончании учебы выпускник был обязан осуществлять как устный, так и письменный перевод с шумерского языка на аккадский, и наоборот. Дошедший до нас клинописный учебник древнеегипетского языка позволил ученым сделать предположение о наличии и переводчиков с египетского. Хотя шумерский язык в течение многих веков использовался в культовых целях, сами шумеры после окончательного завоевания Шумера Вавилоном растворились в аккадском этносе. Став преемницей шумерской культуры, культура Вавилона многое восприняла от нее. И значительную роль в этом процессе сыграл именно перевод. Известно, что на аккадском языке существовали различные переводы, переложения и обработки шумерских текстов, что говорит о наличии в Вавилоне, помимо информационно-коммуникативного, и достаточно развитого художественного перевода. Имелись и специальные термины для обозначения переводчиков: более старый «таргану(м)», впоследствии заимствованный многими языками (ср. устарелое русское «драгоман»), и появившийся в нововавилонский период «сепиру». Анализ текстов показывает, что существовали разные группы сепиру (царские, храмовые, военные и т.д.). Могли они состоять и при частных лицах, причем дошли до нас конкретные имена писцов, выполнявших переводческие функции, как вавилонян, так и чужеземцев. К VII в. до н.э. аккадский язык, бывший долгое время международным языком, стал вытесняться арамейским, что отразилось и на переводческой деятельности. Наиболее известен случай с написанной в VII—VI вв. до н.э. повестью «Поучение Ахикара», первоначальный ассирийский текст кото |
20 |
рой уже в эпоху античности был переведен на древнегреческий язык (как полагают, в Египте, где был обнаружен оригинал названного произведения), а позднее, в средние века, — на ряд восточных и западных языков, включая древнерусский, на котором она получила название «Повесть об Акире Премудром». Заметную роль играла переводческая деятельность и в Хеттском государстве, которое существовало в XVIII—XII вв. до н.э. в центральной части Малой Азии. Поскольку на формирование хеттской культуры значительное влияние оказали хурриты, жившие в Северной Месопотамии и Северной Сирии, постольку на хеттский язык переводилось большое количество хурритских текстов. Осуществлялись и переводы с — и на другие языки, в частности аккадский и шумерский, о чем говорят тексты и словари, обнаруженные в клинописном архиве близ турецкого селения Боказкей. Хотя оценка принципов, которыми руководствовались хеттские переводчики, весьма затруднительна, однако в специальной литературе указывалось, что ими выполнялись различные типы переводов (дословные, подстрочные, вольные, пересказы изложения). В некоторых переводах с шумерского и аккадского исследователи отмечают стремление к литературной обработке переведенного текста. В той или иной степени с переводческой деятельностью приходится сталкиваться и при знакомстве с другими восточными цивилизациями: иранской, индийской и т.д. Вместе с тем можно отметить, что, судя по имеющимся источникам, несмотря на обилие и относительное разнообразие, она отличалась прежде всего практической направленностью: время создания переводческих концепций еще не пришло. |
Термин «античный» (от латинского слова antiquus — древний) применяется для обозначения материальной и духовной культуры двух древних рабовладельческих обществ — греческого и римского. Такое ограниченное употребление указанного термина (ведь рассмотренные выше цивилизации Древнего Востока гораздо древнее «античных» Греции и Рима!) установилось в европейской традиции в силу того, что народы Европы были связаны с ними непосредственной культурой преемственностью, и продолжает использоваться для обозначения социального и культурного единства грекоримской цивилизации. Вместе с тем каждой из них были присущи и свои особенности, в том числе и в интересующей нас области. |
2. Переводы на греческий язык и их специфика Характеризуя отличительные черты древнегреческой литературы, часто отмечают, что она — единственная из литератур Европы, развивавшаяся самостоятельно, без непосредственного использования других литератур. Хотя восточные элементы и проникали в нее, однако происходило это устным, «фольклорным» путем. Способствовало подобному положению вещей и пресловутое культурное высокомерие греков, считавших всех чужеземцев «варварами» и соответственно презрительно относившихся к их языкам. По указанным причинам греческая литература классического периода (V—IV вв. до н.э.) вообще не знала художественного перевода. Разумеется, для сношений с другими народами необходимы были осуществлявшие информационно-коммуникатив |
22 |
ный перевод толмачи (о них напоминают историк Геродот, посетивший в V в. до н.э. Египет, Финикию и Вавилон; военачальник IV в. до н.э. Ксенофонт, участвовавший в знаменитом отступлении греческих наемников через огромную территорию персидского государства, и другие источники). Однако выполняли эту функцию не греки, а представители других народов, владевшие греческим языком. После завоевательных походов Александра Македонского в последней трети IV в. до н.э. и распада после его смерти созданной им огромной державы образовался ряд новых государств, во главе которых встали бывшие сподвижники Александра и их потомки (Египет, Сирия, Пергам и др.). Эти государства, в которых наблюдалось своеобразное скрещение греческих и восточных элементов, стали называть эллинистическими, а весь период от Александра Македонского до установления над ними римского владычества — эпохой эллинизма, т.е. распространения эллинской (греческой) культуры в странах, завоеванных македонцами. Греческий язык получил широчайшее распространение, превратившись в универсальное средство общения, и сохранил свои позиции и после того, как и сама Греция, и эллинистические государства утратили политическую самостоятельность и попали под власть Рима. Знаменитый римский оратор Марк Туллий Цицерон охарактеризовал эту роль греческого языка в следующих словах: «Если же кто может подумать, что меньшая польза от славы, когда написано это по-гречески, а не по латыни, сильно он ошибается, потому что по-гречески читают почти на всем свете, язык: же латинский распространен в своих лишь пределах, небольших, как вы знаете». Все это приводило к тому, что греческим языком стали пользоваться и представители других народов, входивших в орбиту сначала греко-македонского, а затем римского владычества. Таким путем они стремились познакомить с собственной древней культурой обширный круг читателей из разных стран. Именно по-гречески были написаны на рубеже IV—III вв. до н.э. исторические труды вавилонского жреца Бероса, египетского жреца Манефона, а в I в. н.э. — знаменитые «Иудейские древности» Иосифа Флавия. Разумеется, названные произведения не являются переводами в соб |
23 |
ственном смысле слова, однако, поскольку в них излагались по-гречески (в переработанном виде) соответствующие источники, которыми пользовались авторы, можно говорить о наличии здесь некоторых элементов межъязыковой адаптации. Пользовались греческим языком и первые римские анналисты (III в. до н.э.). А уже в классическую эпоху по просьбе Цицерона его друг Аттик перевел на греческий сочиненную знаменитым оратором поэму, в которой последний восхвалял собственные заслуги при подавлении заговора Катилины. Существовала греческая версия описания морских путешествий карфагенских флотоводцев Ганона и Гимимкона, позднее (IV в. н.э.) была передана по-гречески Пеанием известная работа по римской истории Евтропия, служившего личным секретарем императора Валента (в VI в. был предпринят историком Капитоном новый перевод, который до нас не дошел), и т.д. Особенно следует отметить переводы, предназначенные для представителей иудейской диаспоры в Александрии Египетской. Несмотря на довольно натянутые отношения с греческим населением города, результатами которых были частые конфликты, многие ее представители эллинизировались настолько, что практически утратили знание древнееврейского языка. Возникла необходимость создания греческой версии Священного Писания иудеев (в христианской традиции она именуется Ветхим Заветом), что и было сделано в III в. до н.э.5 Позднее, во II в. до н.э., на греческий язык была переведена «Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова», также присоединяемая к библейскому канону. Ее автором считается еврейский книжник Иисус бен-Эмазар бен Сира, а переводчиком — внук последнего, носивший то же самое имя. Приехав в Египет и оставшись в Александрии, он нашел своих соотечественников сильно эллинизировавшимися и поэтому, по собственным словам, положил много труда, «чтобы довести книгу до конца и выпустить ее в свет для тех, которые на чужбине желают учиться». В источниках содержатся и упоминания (хотя достаточно немногочисленные) о греческих версиях египетских литературных текстов. В этой связи отмечается, что еще до завоевания Египта Александром Великим, в 360 г. до н.э., грек |
24 |
Евдоксий Книдский, посетивший эту страну, выучил с помощью мемфисского жреца Хонуфиса египетский язык и перевел сборник басен «Речи собак», который до нас не дошел. В одном из позднейших папирусов, относящихся уже ко II в. н.э., содержится предисловие к переводу египетского текста, где отмечается, что последний не является дословным: его создатель, руководствуясь прежде всего прагматическими соображениями, позволял себе вносить в текст дополнения, сокращения, опущения, стилистические коррективы и т.д. Разумеется, продолжала развиваться в эллинистических государствах и традиция информационно-коммуникативного перевода, вызванного практическими потребностями. Так, например, в Египте переводчики участвовали в делопроизводстве, переводя речи местных жителей, адресованные царям, царские распоряжения и послания и т.п. Сохранилось несколько греческих переводов египетских документов, которые начинаются словами: «Копия записи египетской, переведенной по возможности точно». Отсюда делается вывод, что литературный и информационно-коммуникативный переводы на греческий опирались на разные принципы: в первом случае преобладала переделка — адаптация, во втором — стремление к максимальной дословности. Таким образом, подводя итоги нашему рассмотрению, можно заметить следующее: при достаточно большом количестве переводов на древнегреческий язык, собственно греческой переводческой традиции античность не знала. Какие- либо теоретические рассуждения о переводе отсутствовали, а весьма оживленная лексикографическая работа, развернувшаяся в эллинистическую эпоху (словари трудных и устаревших слов, диалектные и этимологические словари и т.д.), была исключительно одноязычной. 3. Начало переводческой деятельности в Древнем Риме Возникнув как небольшое поселение (по преданию, это произошло в 753 г. до н.э.), Рим постепенно превращался в мировую державу, подчинив себе множество стран и наро |
25 |
дов. В результате соприкосновения с греческими колониями в Италии началась эллинизация римской культуры, особенно усилившаяся к III в. до н.э. Уже во II в. до н.э. знание греческого языка было для представителей римской знати почти обязательным явлением в большинстве аристократических семей. Оценивая позднее размах греческой культурной экспансии, великий римский поэт Гораций писал: «Graecia capta ferocem victorem cepit et artes // Intulit agresti Latio…» (Побежденная Греция пленила своего дикого победителя и внесла искусства в сельский Лаций6). Указанные обстоятельства создавали весьма благоприятные условия для развития перевода. С одной стороны, широко применялся при сношениях с другими народами информа- ционно-коммуникативный перевод7, с другой — формировалась традиция художественного перевода, который выполнялся исключительно с греческого языка. Само возникновение римской литературы также оказалось тесно связанным с этим последним. Причем представляется не лишенным интереса, что, хотя, как мы видели выше, сами греки крайне редко занимались переводами на свой родной язык, первым переводчиком художественного текста на латынь оказался как раз грек по происхождению Ливий Андроник (умер около 204 г. до н.э.), попавший в Рим в качестве военнопленного и занимавшийся там педагогической деятельностью. Поскольку греческая традиция требовала начинать обучение с объяснительного чтения гомеровского эпоса, Ливий Андроник создал латинскую версию «Одиссеи». Как предполагают, выбор именно данного произведения (а не «Илиады», как можно было ожидать) объясняется, в первую очередь, его большей занимательностью, а также тем, что местом странствий Одиссея были сицилийские и италийские берега, т.е. переводчик стремился учесть интересы и потребности своей аудитории. Сохранившиеся фрагменты позволяют сделать вывод, что Ливий в значительной степени адаптировал исходный текст, позволяя себе упрощение подлинника, пересказы, изменения образов. Имена греческих богов переделаны на римский лад, гекзаметр оригинала заменен старинным размером римской народной поэзии — сатурновым стихом, что привело к изменению ритмико-синтаксического |
26 |
движения оригинала. Так было положено начало основному принципу, определявшему последующее развитие римского литературного перевода (в противоположность информационно-коммуникативному): приспособлять оригинал к культурным потребностям своей эпохи для обогащения собственного языка и литературы с помощью чужого материала. Помимо перевода «Одиссеи» Ливий Андроник получил известность обработками для римской сцены греческих комедий и трагедий (тексты которых до нас не дошли). Заложенную им традицию продолжил Гней Невий, впервые применивший прием контаминации, т.е. привнесения в латинскую версию той или иной греческой комедии сцен и мотивов из других пьес. Предполагают, что этот прием широко использовали и другие ранние римские авторы, обращавшиеся к греческой драматургии — Тит Макций Плавт (умер около 184 г. до н.э.), Квинт Энний (239—169 гг. до н.э.), прославившийся главным образом своими версиями греческих трагедий, Публий Теренций Афр (около 190—159 гг. до н.э.). Его распространение объясняют, с одной стороны, тем, что для римской публики требовались больший динамизм и движение, чем имелось в греческих оригиналах, а с другой — что некоторые черты греческого быта были непонятны и чужды римлянам. Так, например, в Афинах допускался брак с единокровной сестрой, происходившей от другой матери, тогда как в Риме он мог вызвать только негодование. Поэтому при создании латинской версии часто приходилось исключать целые эпизоды, для восполнения которых и обращались к контаминации. Впрочем, названный прием не всегда встречал одобрение. Комедиограф Цецилий Стаций (умер в 168 г. до н.э.), принадлежавший к школе Энния, выбирая для своих переделок пьесы греческого комедиографа Менандра, стремился не прибегать к контаминации, приближая собственный вариант к греческому образцу. А Теренцию пришлось даже вступить в полемику с другим драматургом — Луцием Ланувином, настаивавшем на том, что оригиналы следует именно переводить (хотя не дословно), но не переделывать, потому что переделка только портит их. На упреки последнего в использовании контаминации Теренций отвечал в прологе к одной из своих комедий: |
27 |
…Зложелатели Пускают слухи, что перемешал поэт Комедий много греческих, творя у них Немногие латинские. Не спорит он: Так делал; но себя не упрекает в том. И впредь намерен делать то же самое, Пример ему — отличные писатели: Он думает, что и ему позволено По их примеру действовать. (Перевод А. Артюшкова) Вместе с тем сам Теренций заботился о том, чтобы контаминация не нарушала целостности сюжета и последовательности характеров, сохраняя, таким образом, стиль оригинала. |
4. Развитие римского перевода в классическую эпоху В I в. до н.э. в Риме происходит целый ряд важных событий, связанных со сменой республиканской формы правления монархической. Этот период получил название «золотого века» римской литературы. Знание греческого языка, достаточно широко распространенное уже столетие назад, становится практически повсеместным8. Переводы с греческого начинают рассматривается как важнейший компонент общеобразовательной подготовки. Как отмечал впоследствии один из виднейших представителей римской риторики Марк Фабий Квинтилиан (около 30—96 гг. н.э), почти все римские ораторы считали перевод произведений своих греческих собратий «наилучшим занятием». Причем интерес к переводу характеризовал не только интеллектуальную элиту, но и самые широкие круги образованных римлян, о чем свидетельствует множество факторов. Так, например, брат знаменитого Цицерона — Квинт, находясь в армии Цезаря, в свободное от походов время любил переводить трагедии Софокла, причем делал это очень быстро. Таким же увлечением отличался другой офицер Цезаря — Асиний Поллион, |
28 |
игравший довольно видную роль в период гражданских войн в Риме, и т.д. С другой стороны, широкое распространение греческого языка и практическое двуязычие римского общества в эпоху, о которой идет речь, приводило к тому, что большинство представителей последнего могло знакомиться с произведениями греческой литературы непосредственно по оригиналу. Поэтому, принимаясь за передачу какого-нибудь греческого автора, переводчик предполагал знакомство с ним своего читателя и стремился не столько к точной (в нашем понимании) передаче, сколько к творческой обработке оригинала, создавая по мотивам последнего собственную версию (упомянутый выше Квинтилиан считал, что литературный перевод должен представлять не просто парафразу оригинала, а своеобразное состязание с ним при сохранении содержания). Вероятно, указанным обстоятельством объясняется, что понятие «fidus interpres» — «верный переводчик» получало у большинства римских авторов негативную оценку как явление, стоящее за пределами литературы. Об этом, в частности, свидетельствуют, с одной стороны, слова Цицерона, ставившего себе.в заслугу, что он подошел к передаче греческого текста не как переводчик, а как оратор и поэтому не имел надобности переводить слово в слово, а с другой — более позднее наставление одного из крупнейших римских поэтов Квинта Горация Флакка (65—8 гг. до н.э.), призывавшего не подражать воспроизводящему оригинал слово в слово «верному переводчику». Тем не менее некоторые косвенные данные позволяют предположить, что и применительно к литературным текстам в Риме мог использоваться тип перевода, близкий к буквальному. Так, у Цицерона, наряду со свидетельством, согласно которому, римляне передавали греческие оригиналы не дословно, а воспроизводя только их смысл, можно встретить и утверждение о стремлении к дословной передаче последними греческих подлинников. Да и само обилие высказываний, направленных против буквального перевода, тоже в какой-то степени говорит о его распространении (хотя тексты, отражающие подобный метод, не сохранились). Среди крупнейших деятелей римской литературы рассматриваемой эпохи, внесших значительный вклад в разви |
29 |
тие перевода, необходимо назвать имена поэта-лирика Катулла и прославленного оратора Цицерона. Гай Валерий Катулл (умер около 54 г. до н.э.) вошел в историю перевода прежде всего благодаря воссозданию на латинском языке знаменитого стихотворения поэтессы Сапфо «Тот мне кажется равным богу» и элегии поэта александрийской эпохи Каллимаха «Волосы Береники». В первом случае чувства автора переносятся Катуллом на свои собственные переживания. В то время как первые три строфы следуют за подлинником, четвертая заменена самостоятельным четверостишием, в котором поэт размышляет о себе и своем образе жизни. Что же касается произведения Каллимаха9, то точность его передачи признается исследователями совершенно необычной для римской худоржественной практики и едва ли не единственным доказательством существования в ней адекватного перевода, сохранявшего не только сюжет, но и ритмико-синтаксическое движение оригинала. Величайший римский оратор, «бог красноречия» Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н.э.) занимался проблемами перевода в течение всей своей жизни, начиная с юношеских лет, когда, готовя себя к будущей деятельности, он стал, по собственным словам, перелагать с греческого речи лучших ораторов, и вплоть до зрелых годов, когда, после установления диктатуры Цезаря, главным делом Цицерона стали составление и перевод философских диалогов. По содержанию оставленное им переводческое наследие также весьма разнообразно: помимо двух речей афинских ораторов — Эсхина и Демосфена, Цицерону принадлежали латинские версии астрономической поэмы александрийского поэта Арата, «Домостроя» (Oeconomicus) Ксенофонта, отдельных диалогов Платона. Кроме того, в сочинениях Цицерона встречается множество переведенных им цитат из греческих авторов10. С другой стороны, римский оратор оставил целый ряд рассуждений о принципах и приемах передачи иноязычного текста, которые сыграли большую роль в дальнейшем развитии теории и практики перевода. Среди важнейших задач последнего Цицерон прежде всего выделял обогащение переводящего языка и его лексики. Вспоминая о своих юношеских занятиях, он отмечал: «Пере |
30 |
давая по латыни написанное по-гречески, я должен был не только брать самые лучшие из употребительных слов, но также по образцу подлинника чеканить кое-какие новые для нас слова, лишь бы они были к месту»11. В дальнейшем он провел большую работу по созданию эквивалентных греческим латинских терминов. По свидетельству историка Плутарха, написавшего биографию Цицерона, именно последний впервые ввел названия для таких понятий, как «представление», «согласие», «восприятие» и т.д., используя, в частности, принципы метафорического переноса. Необходимость в подобного рода работе, по мнению Цицерона, вызывалась прежде всего тем, что многое римляне не могли поделиться с соотечественниками знаниями, усвоенными у греков, так как были лишены возможности передать полученные сведения на родном языке. Не меньше внимания уделял Цицерон и другому прикладному аспекту художественного перевода — обогащению принимающей литературы и пополнению ее новыми жанрами. Так, обратившись к воссозданию по-латыни диалогов Платона, Цицерон заложил основы римской философской прозы. Причем, переводя, например, диалог «Тимей», он хотел использовать последний для создания собственного философского труда. Наконец, занятия переводом были для Цицерона одним из самых эффективных способов выработать и отшлифовать свой собственный стиль, т.е. имели ярко выраженную учебно-педагогическую направленность, сохранившуюся в римской культуре в дальнейшем. В своих теоретических суждениях Цицерон, признавая возможность двоякой передачи оригинала — дословной и воспроизводящей не слова, а силу, явно отдавал предпочтение второму способу. Говоря о методе, которому он следовал при создании латинских версий речей Эсхина и Демосфена, Цицерон отмечает, что, сохранив их мысли и форму, он приспособил слова и обороты к собственному языку. «Я полагал, — подытоживает автор свои рассуждения, — что читателю следует ожидать от меня не подсчета, а взвешивания слов. Как я надеюсь, в этих речах мною сохранены все их достоинства, т.е. мысли, обороты, порядок расположения, слова же я увязал между собой так, чтобы это не противоречило нашему |
31 |
обычаю, — так что, если и не все они переведены с греческого, то отделаны таким же образом»12. Вместе с тем выбор того или иного способа передачи греческого текста у Цицерона мог варьироваться. Так, например, большинство выполненных в молодые годы учебных переводов отличаются большей вольностью по отношению к подлиннику, чем созданные впоследствии версии философских диалогов Платона. С другой стороны, живший несколькими веками позднее переводчик Библии на латинский язык Иероним, считавший Цицерона противником дословности, указывал тем не менее, что не дошедший до нас перевод произведения Ксенофонта был выполнен буквально, и отмечал в связи с этим присущие последнему недостатки языка и стиля13. Творческое наследие Цицерона сыграло важную роль в дальнейшем развитии европейского перевода и принадлежит к числу наиболее замечательных страниц античного наследия в интересующей нас области. 5. Римский перевод после классической эпохи В первые века нашей эры воззрения на перевод не претерпели сколько-нибудь существенных изменений. Установка преимущественно на вольное переложение подлинника явственно отражается в утверждении упомянутого выше Марка Фабия Квинтилиана, который в своем труде «О воспитании оратора» указывал, что перевод должен содержать не просто парафразу оригинала, а своеобразное состязание с ним при сохранении содержания. Об образовательной ценности занятий переводом говорил в одном из писем и другой видный деятель римской культуры императорской эпохи Гай Плиний Цецилий Секунд, известный как Плиний Младший (61 или 62 — около 114): «Полезно… — и это советуют многие, — переводить или с греческого на латинский или с латинского на греческий: благодаря упражнениям этого рода вырабатываются точность и блеск в словоупотреблении, обилие фигур, сила изложения, а кроме того, вследствие подражания лучшим образцам, и сходная изобретательность; вместе с тем то, |
32 |
что ускользнуло от читателя, не может укрыться от переводчика. От этого приобретается тонкость понимания и правильное суждение»14. В области литературного перевода следует упомянуть прежде всего деятельность баснописца Федра, раба, а затем вольноотпущенника императора Августа. Разумеется, говорить о переводе здесь можно лишь с большой долей условности. Созданные им пять сборников «Эзоповых басен» включали не только изложенные латинскими стихами сюжеты греческих басен, приписывавшихся легендарному Эзопу, но и самостоятельные произведения. Позднее, уже в V в., Авиа- ном была осуществлена стихотворная передача басен древнегреческого поэта Бабрия, жившего на рубеже I—II вв. н.э., с указанием, что латинская версия представляет собой поэтическую обработку того, что раньше уже было воспроизведено прозой. Своеобразное стремление использовать иноязычный сюжет с целью пропаганды римской экспансии на Востоке характеризует деятельность Валерия Флакка (умер около 90 г.). Обратившись к поэме «Аргонавтика» греческого поэта III в. до н.э. Аполлония Родосского (один раз уже переданной по- латински Варроном Атацинским)15, он самым существенным образом изменил характер главного героя, превратив робкого и коварного Язона в храброго и надменного витязя, олицетворяющего собой тип настоящего римлянина в его лучших и худших чертах. Достаточно разнообразна картина переводческой деятельности последних веков существования Римской империи. К ней обращался виднейший поэт IV в. Децим Магн Авсоний (около 310—395), оставивший несколько переводов греческих авторов, которые достаточно полно передают соответствующие оригиналы. Из прозаических переводов можно упомянуть греческие романы III—IV вв. н.э.: «Деяния Александра», героем которого был Александр Македонский (в средние века это произведение пользовалось большой популярностью и было переведено на многие языки), и «История Аполлония, царя Тирского». С другой стороны, получают распространение и различные переводческие мистификации. В этом случае произведению мог намеренно приписываться |
3 Наука о переводе |
33 |
переводной характер, как это имело место, например, в относящемся к III—IV вв. сборнику басен «Ромул», который выдавался в предисловии за перевод басен Эзопа, хотя опирался исключительно на латинские источники. Вместе с тем история передачи на латинский язык памятников, действительно связанных в той или иной степени с греческими оригиналами, могла дополняться подробностями явно вымышленного характера. Именно так обстояло дело с двумя произведениями повествовательной литературы III—IV вв. н.э. — «Дневником Троянской войны» и «Историей падения Трои». О первой сообщалось, что она первоначально была написана на финикийском языке неким Диктисом — участником троянского похода, найдена в его могиле при императоре Нероне и переведена по приказанию последнего на греческий, а затем неким Луцием Септимием — на латинский язык. Рукопись же второго произведения якобы обнаружил в Афинах известный историк I в. до н.э. Корнелий Непот, который перевел ее на латинский язык, ничего не изменив. В области перевода философской и научной прозы особое значение имела деятельность Аниция Манлия Торквата Северина Боэция (около 480—524), жизнь и деятельность которого протекали уже после падения Западной Римской империи при дворе остготского короля Теодориха, по приказу которого он впоследствии был казнен. Именно Боэций стал как бы соединительным звеном между античностью и средневековьем, переводя на латинский язык такие произведения греческих авторов, как логические труды Аристотеля «Об истолковании» («Герменевтика») и «Категории» с «Введением» Порфирия, первые четыре книги Евклида (хотя и без доказательств) и «Основания арифметики» Никомаха (последняя версия представляла собой пересказ), снабдив их своими комментариями, оказавшими громадное влияние на дальнейшее развитие философской мысли в Западной Европе. Характерно, что, формулируя принципы, которыми он руководствовался в своей работе, Боэций счел необходимым прежде всего решительно отмежеваться от преобладавшей в римской античности традиции вольного обращения с подлинником: «Боюсь, что я приму на себя вину "верного переводчика" (в оригинале — fidus interpres, т.е. ал |
34 |
люзия на упомянутое выше высказывание Горация. — Л.Н., Г.Х.), ибо передал текст… слово в слово. Причина этому та, что в трудах, в которых ищут познания вещей, должна быть выражена не изящная красота речи, а не подвергшаяся искажениям истина»16. Переводческая деятельность Боэция получила высокую оценку со стороны его младшего современника Магна Аврелия Кассиодора Сенатора (490?—575?), которого как и Боэция часто называют «последним римляном». «Какие бы науки и искусства ни создала силами своих мужей красноречивая Греция, — обращался он к последнему, — все их Рим принял от тебя одного. Все их ты сделал ясными посредством отменнных слов, прозрачными — посредством точной речи, так что они предпочли бы твое произведение своему, если бы имели возможность сравнить свой труд с твоим»17. Сам Кас- сиодор (занимавший, как и Боэций, высокие государственные посты) был организатором и активным участником перевода на латинский язык сочинений Иосифа Флавия. |
6. Общая характеристика римского перевода Как показывает приведенный выше обзор, в Древнем Риме существовали самые различные типы перевода (информационно-коммуникативного и художественного), включая сравнительно точное воспроизведение подлинника, сочетание последнего с оригинальными мотивами, контаминацию, различные способы адаптации и переработки оригинала и т.д. По сути, в нем были представлены все виды перевода, известные и в наши дни, хотя несомненно преобладало (поскольку речь идет о художественном тексте)18 достаточно свободное отношение к оригиналу. Было также положено начало теоретическим рассуждениям о целях, задачах и методах перевода и критической оценке его результатов, которые впоследствии оказали большое влияние на дальнейшее развитие европейской переводческой традиции. |
з* |
К числу мировых религий принято относить буддизм, христианство и мусульманство, вышедшие далеко за пределы своего первоначального распространения и объединяющие людей, принадлежащих к различным народам и расам и говорящих на разных языках. Таким образом, для мировых религий характерно стремление к универсализму, что предопределяет важное значение, отводимое в них религиозной пропаганде, которая немыслима без перевода соответствующей сакральной литературы. Часто само принятие новой религии приводило к появлению у тех или иных народов письменности и литературы — сначала переводной, а затем и оригинальной. Вместе с тем универсальный характер соответствующей мировой религии мог вызывать и тенденцию к использованию только одного языка, выполняющего сакральную функцию и противопоставляемого всем остальным в качестве единственного средства, пригодного для религиозных нужд. Это, в свою очередь, приводило к ограничению сферы действия национальных языков, а иногда и к попыткам полного их вытеснения из литературы — причем не только духовной в собственном смысле слова, но и светской. Так, например, исламская традиция вообще не допускала перевода священной книги мусульман — Корана на другие языки, чем и объясняется отсутствие в данной главе посвященных ей разделов. Сложно и противоречиво обстояло дело с указанной проблемой в католических странах средневековой Европы и т.д. 2. Переводы буддийской литературы Основателем буддизма считается религиозный деятель сиддхартха шакьямуни («отшельник-мудрец из племени ша- |
36 |
кьев»), происходивший из знатного рода Гаутама и принявший имя Будда («просветленный»). Точные даты его жизни неизвестны; предположительно они относятся к 563 (566)— 483 (486) гг. до н.э., хотя высказывались и другие предположения. Буддийская литература весьма богата и разнообразна по содержанию (канонические тексты, комментарии, религиоз- но-философские произведения и т.д.). Согласно традиции, сам Будда, желавший, чтобы его последователи излагали новое учение на своих родных языках, проповедовал на одном из среднеиндийских языков — магадхи. Однако памятники буддийской литературы дошли до нас на разных языках — сакскрите, тибетском, палие и др., что затрудняет вопрос о первоначальном составе буддийского канона. Проникновение буддизма в Китай привело к появлению переводов буддийских текстов на китайский язык. Необходимо отметить, что до этого переводческая деятельность в Китае фактически отсутствовала (поскольку речь идет о литературном переводе). Указанное обстоятельство в значительной степени объяснялось присущей древнекитайской культуре замкнутости и уверенности в своем превосходстве над всем иностранным, «варварским», подобно тому, как это имело место в Древней Греции. Естественно, что первыми переводчиками19 стали не китайцы, а прибывшие в Китай буддийские миссионеры — выходцы из Индии, Парфии, Центральной и Средней Азии. Поскольку перед переводчиками стояла необычайно сложная задача — не только преодолеть языковые трудности, но и донести до китайской аудитории философские категории, представления и этические нормы буддизма, они часто работали целыми коллективами, обсуждая варианты переводов и выбирая необходимую терминологию. Среди наиболее видных переводчиков были индийские монахи Ка- таяна Матанги и Дхармаратна, которым приписывается перевод «Сутры из 42 глав», представлявший собой скорее изложение основных догм буддизма, парфянец Ань Шингао и другие. Первым собственно китайским переводчиком традиционно считается Янь Фодяо, который вместе с парфянцем Ань Сюанем, как считается, перевел знаменитую «Сутру о Виламокирти». |
37 |
Сохранилось несколько рассказов о чудесных явлениях, связанных с переводческой деятельностью проповедников буддизма. Так, согласно преданию, монах Сангхдэва, прибывший в Китай из Кашмира (402 г.) в качестве миссионера, не имел с собой никаких книг, однако сумел по памяти перевести на китайский язык одну из самых обширных буддийских сутр. Другой индиец — Кумараджива, прибывший в Китай по приглашению правителя страны в 402 г., прославился тем, что устно переводил по памяти буддийские тексты, которые писцы записывали под его диктовку. Поскольку многие более ранние китайские версии не отражали истинного содержания санскритских оригиналов, Кумараджива создал с помощью выделенных ему помощников новый перевод одной из сутр. Приобретя широкую известность, Кумараджива тем не менее считал, что сохранить в переводе изящество и выразительность необычайно трудно. Сохранилось предание, согласно которому Кумараджива поклялся, что если он не допустил при передаче никаких ошибок, то после смерти, когда его тело будет сожжено, язык останется невредимым, и это предсказание сбылось. Появление на китайском языке буддийских произведений оказало большое влияние на китайскую литературу и способствовало пробуждению интереса и к воссозданию индийских трактатов по медицине, астрономии и т.д. Переводческая деятельность способствовала формированию соответствующих школ и концепций. Осуществлялась и редакторская деятельность, в которой принимал участие поэт Се Линюнь, специально изучавший санскрит. Помимо Китая, переводы буддийских текстов осуществлялись в государствах Юго-Восточной, Центральной и Средней Азии, в Японии и т.д., оказав большое влияние на их дальнейшее культурное развитие. и ее переводы на греческий язык Как известно, специфической особенностью христианского учения является преемственная связь с древнееврей |
38 |
ской религией — иудаизмом, Священная Книга которого вошла в христианскую Библию под именем Ветхого Завета. Жанровые и стилевые особенности входящих сюда произведений отличаются большим разнообразием, поскольку ветхозаветный канон складывался на протяжении почти тысячи лет — приблизительно в XII—II вв. до н.э. Вопрос о создании греческой версии библейского текста возник в III в. до н.э. среди александрийских евреев и, как отмечалось выше, был связан с тем обстоятельством, что знание древнееврейского языка среди последних к этому времени стало редкостью. Следует отметить, что соображения религиозной пропаганды в данном случае решающей роли, вероятно, не играли, поскольку в целом миссионерская направленность для иудаизма нехарактерна. Вместе с тем легенда, возникшая вокруг этого перевода, ясно свидетельствует о стремлении придать созданию греческого текста Библии характер, выходящий за пределы чисто внутрииудейских дел, приписав инициативу его появления самому царю эллинистического Египта Птолемею II Филадельфу, правившему страной в 285—246 гг. до н.э., который якобы, узнав о существовании мудрой книги, содержащей иудейские законы, обратился к иудейскому первосвященнику Элеазару с письмом, где говорилось: «Желая сделать приятное всем живущим на земле иудеям, я решил приступить к переводу вашего закона и, переведя его с еврейского языка на греческий, поместить эту книгу в своей библиотеке. Поэтому ты поступишь хорошо, если выберешь по шести престарелых мужей из каждого колена, которые вследствие продолжительности занятий своих законами многоопытны в них и смогли бы в точности перевести его. Я полагаю стяжать себе этим делом величайшую славу»20. Далее легенда повествует, что из каждого из 12 «колен Израилевых» было отобрано по шесть ученых переводчиков, прибывших в Египет. Размещенные на острове Фаросе, они были лишены возможности общаться друг с другом, но когда после окончания работы рукописи сличили, оказалось, что все переводы совпали слово в слово. Созданная версия позднее стала именоваться Септуагинтой (лат. septuaginta — «семьдесят»), или переводом Семидесяти Толковников (циф- |
39 |
pa 72 подверглась округлению). Считается, что она включала первую часть Священного Писания — Пятикнижие Моисеево, а вся работа по переводу иудейской Библии была завершена к концу II в. до н.э. Исследователи Септуагинты отмечали, что уровень и стиль передачи отдельных частей оригинала весьма различны — от буквального воспроизведения до парафразы. Наблюдаются в ней и определенные отклонения от подлинника, вызванные несходством языковых систем и культурной традиции. После возникновения христианства Септуагинта вошла в состав греческой Библии в качестве Ветхого Завета, причем считалась столь же боговдохновенной, как и еврейский оригинал. Однако в иудейских кругах к первым векам нашей эры стало распространяться убеждение в том, что эта версия слишком отступает от подлинника. По-видимому, помимо действительно наличествовавшего в Септуагинте некоторого налета античного мировоззрения21, сыграло роль и желание иметь собственный греческий текст, отличающийся от христианского. Результатом стало появление во II в. н.э. перевода Аквилы, за которым закрепилась репутация крайне буквали- стического, и относящегося к рубежу II—III вв. перевода Симмаха, который, как считается, характеризовался большей свободой по отношению к оригиналу и ориентировался на нормы переводящего (греческого) языка при сохранении в целом смысла подлинника. Известна также версия Феодоти- она, вероятно, также созданная во II в. и скорее представлявшая обработку Септуагинты. Впрочем, судить о качестве упо- мятутых переводов можно лишь по весьма незначительным фрагментам и отзывам древних авторов, поскольку в полном виде они до нас не дошли. Как представляется, причина их утраты состояла в том, что христианской версией всегда оставалась Септуагинта, а греческий язык перестал в дальнейшем использоваться иудеями, уступив место в синагоге древнееврейскому языку22. В III в. н.э. один из отцов церкви — Ориген Александрийский (185?—254?) сличил имевшиеся в его распоряжении греческие версии с еврейским оригиналом и расположил их в виде вертикальных столбцов — подлинный текст, его |
40 |
транскрипция греческими буквами и существующие переводы23. Позднее, в IV в., появились и другие редакции — Лукиана в Антиохии и епископа Гензихия (Исихия) в Александрии, получившие распространение в разных частях христианского мира. |
С распространением христианства на территории Римской империи встал вопрос о создании ее латинской версии. Причем, если в случае с греческим переводом речь шла только о воссоздании ветхозаветного канона (поскольку оригиналы книг Нового Завета были написаны по-гречески, хотя уже в древности высказывались предположения о первоначальной арамейской редакции некоторых из них), переводить здесь предстояло обе части Библии. Первый вариант латиноязычного Священного Писания, как предполагают, был создан во II в. христианами Северной Африки и в дальнейшем стал известным под именем Италы. Однако, несмотря на признание со стороны таких крупных христианских мыслителей, как Тертуллиан, Кип- риан и Августин, текст названной версии довольно сильно расходился в ряде моментов с оригиналом, а кроме того, в различных ее рукописях содержались существенные разночтения — обстоятельство, не только крайне нежелательное, но и прямо опасное для единства веры. Особенно сильно необходимость создания канонической Библии на латинском языке стала ощущаться в IV в., когда христианство утвердилось в Римской империи в качестве государственной религии. По решению тогдашнего главы католической церкви — папы Дамасия выполнение указанной задачи было поручено Евсевию Софронию Иерониму (340?—420?)24, которому, по собственным словам, предстояло пересмотреть труды своих предшественников и исправить то, что было «плохо переведено дурными переводчиками, еще хуже исправлено самонадеянными невеждами и добавлено либо изменено дремавшими переписчиками»25. |
41 |
При этом подход Иеронима к передаче книг Ветхого и Нового Заветов существенно различался. Если, работая над версией Нового Завета, он видел свою задачу прежде всего в сличении существовавших вариантов, отборе тех, которые соответствовали греческому подлиннику, и исправлении явных расхождений с ним, то большинство произведений, входящих в состав Ветхого Завета, Иероним перевел заново с древнееврейского языка на латынь. Работа предшественников не удовлетворяла создателя нового варианта прежде всего потому, что они видели зачастую только поверхность текста, а не его глубину. Поэтому книги Священного Писания предстают в переводах гораздо более тяжеловесными и гораздо менее изящными, нежели в оригинале, представляющем собой образец высокой поэзии. В связи с отмеченным моментом Иероним указывает на стоящую перед переводчиком дилемму: ведь дословный перевод приводит к абсурду, а вынужденное необходимостью отступление от него представляется нарушением обязанностей переводчика. Для ответа на вопрос, какому пути все-таки отдавал предпочтение сам Иероним, исследователи обращаются обычно к написанному им «Письму к Паммахию о лучшем способе перевода», где, характеризуя свою переводческую деятельность (а помимо Библии перу Иеронима принадлежали латинские версии исторического труда церковного историка Евсевия, сочинений Оригена, богословского труда Дидима), автор подчеркивал, что, следуя заветам античных классиков (Цицерона, Горация, Теренция, Плавта, Цецилия), он всегда передавал не слово словом, а мысль мыслью — всегда, за исключением Священного Писания, «где и самый порядок слов есть тайна». Иными словами, с точки зрения Иеронима, столь высоко ценимые им принципы древнеримской переводческой традиции не подходят для воссоздания Слова Божия (напомним, что сакральные тексты вообще не входили в сферу деятельности римских переводчиков). Поэтому Иероним подвергает критике не только пресловутого Аквилу, чей буква\изм означал фактическое уничтожение подлинника, но и тех, в ком он видел союзников по борьбе с прямолинейной дословностью — опиравшегося главным образом на смысл Симма- |
42 |
ха, «одержимого риторическим духом» Цицерона и даже Септуагинту, где многие места, в которых, согласно христианскому толкованию, речь идет о Святой Троице, либо переданы по-иному, либо вообще обойдены молчанием. В связи в этим Иероним настаивает на праве давать при переводе ветхозаветного канона иную интерпретацию (несмотря на признание перевода Семидесяти Толковников христианской церковью), мотивируя свой подход следующим образом: создатели греческого текста переводили еще до появления Христа и часто не могли понять подлинный смысл пророчеств; мы же сейчас, зная, о чем идет речь, имеем дело не столько с пророчествами, сколько с историей; и так как лучше понимаем смысл текста, способны и перевести его лучше предшественников. Вот почему создатель латинской Библии часто считает необходимым не следовать старым переводам, а опираться на оригинальные источники, благодаря которым в переводе обретут подлинное звучание и слова, и значения, и неразрывно связывающее их в оригинале единство. Однако Иероним хорошо понимал, что, несмотря на все приведенные им доводы, вряд ли ему удастся избежать нападок противников. «Кто из ученых или неучей, — писал он папе Дамасию, — взяв в руки этот труд и обнаружив в нем уже с первых страниц расхождения с привычным текстом, не обрушится на меня с обвинениями в обмане и святотатстве за то, что я посмел что-то добавить, изменить или исправить в старых книгах»26. Действительно, отклонения от столь почитаемого в христианских кругах текста Септуагинты вызвали со стороны некоторых критиков обвинения в ереси. Однако, уже начиная с VII в., версия Иеронима, получившая наименование «Вульгата» («Общераспространенная»), была принята католической церковью и вошла в повсеместное употребление, а еще девятьсот лет спустя Тридентский собор 1546 г. объявил ее боговдохновенной и равной оригиналу. Проблемы перевода библейского текста касался в своем теологическом трактате «О христианской науке» и один из крупнейших мыслителей позднеантичной эпохи Аврелий Августин (354—430), отмечавший необходимость глубокого знания языков, на которых были написаны оригиналы Ветхого |
43 |
и Нового Заветов, а также умения прояснять «темные» (т.е. затруднительные для понимания) места подлинника «светлыми». Августин останавливался и на таких вопросах, как наличие у слов разных значений, затрудняющих правильное понимание, архаичная лексика, идиомы, реалии (названия тех или иных конкретных вещей, животных, растений, предметов быта и т.п.). Важное значение отводит автор принципу сопоставления разных версий, причем указывает на пользу, приносимую буквальными переводами, поскольку последние при всей своей корявости более точны при передаче оригинала. Однако в отличие от Иеронима сам Августин переводческой деятельностью не занимался, а его теоретические размышления относились скорее к экзегетике (толкованию) библейских текстов, нежели к переводу в собственном смысле слова. |
5. Переводы Библии на другие европейские языки и борьба с ними Почти одновременно с латинским осуществлялся и перевод Библии на готский язык, автором которого был епископ Ульф ила, называемый также Вульфилой (317?—381). В роли исходного текста выступала одна из версий Септуагинты. Сохранилось и письмо Иеронима двум готским клирикам, в котором создатель Вульгаты объяснил принципы перевода священных книг. Здесь также велись дискуссии и споры по этим проблемам, о чем свидетельствует один из средневековых памятников, где речь идет о технике перевода Писания на греческий, латинский и готский языки. Предисловие к нему полемически заострено против тех, кто позволял себе слишком свободно обходиться с библейским текстом. Дальнейшая история библейских переводов на языки западноевропейских народов отличалась еще большим драматизмом, а порой принимала трагические формы. С одной стороны, появлялись новые версии Священного Писания, прежде всего — новозаветной литературы (о некоторых из них будет сказано в следующем разделе). С другой стороны, католическая церковь, желая сохранить монополию на толкова |
44 |
ние библейского текста и опасаясь возникновения еретических воззрений, начинает выступать против того, чтобы Слово Божие зазвучало бы на «вульгарных наречиях», т.е. живых языках народов, входивших в орбиту ее влияния. Идеологическим обоснованием подобного запрета должна была стать так называемая теория «триязычия», развитая в VII в. епископом Исидором. Севильским. Согласно ей, священными могут быть признаны три языка: еврейский, греческий и латинский, поскольку именно на них, по приказу Понтия Пилата, сделана надпись на кресте Иисуса Христа. Хотя утвердился такой взгляд не сразу (в частности, к нему отрицательно относился император Карл Великий), однако он был закреплен папскими эдиктами (в XI в. — Григорием VII, в XIII в. — Ино- кентием III). Более того, решением одного из церковных синодов, состоявшегося в XIII столетии, всякий, кто, имея у себя перевод Библии, не представит его епископу для сожжения, объявлялся еретиком со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Воду следует брать из источника, а не из болота», — заявил в XII в. английский церковный деятель Уолтер Men, когда ему был представлен перевод нескольких книг Священного Писания27. Его коллега, доминиканец Томас Палмер утверждал, что Слово Божие на английском языке звучало бы как хрюканье свиней или рычание львов. В Германии архиепископ Бертольд Майнцский особым эдиктом запретил в 1485 г. перевод не только церковных, но и светских произведений на немецкий язык, мотивируя это неспособностью последнего достаточно ясно передать содержание латинских оригиналов. А уже в XVI столетии представитель римской курии кардинал Гозий резюмировал позицию католической церкви в следующих словах: «Дозволить народу читать Библию значит давать святыню псам и метать бисер перед свиньями»28. Подобная установка неизбежно должна была превратить вопрос о переводе Библии в одну из важнейших религиознополитических проблем, далеко выходящих за узкофилологические рамки. Именно она во многом создала предпосылки того кризиса, разрешением которого стало потрясшее Западную Европу в XVI в. движение Реформации. |
1. Содержание термина «средние века» Понятие «средние века» возникло в эпоху Возрождения для обозначения промежутка времени, отделявшего последнюю от столь высоко почитавшейся ее представителями античности. Традиционно началом указанного периода считали нападение Западной Римской империи (V в.), а концом — гибель Византийской империи и открытие Америки Христофором Колумбом (XV в.). Однако многие историки относили последний рубеж Средневековья к середине XVII в., связывая его с распадом феодальных отношений (такая точка зрения преобладала в советской науке). Впрочем, необходимо учитывать, что даже в рамках западноевропейского мира установление жестких хронологических рамок не всегда возможно, так как для той или иной страны они могут различаться (например, XIV в. для Италии — это раннее Возрождение, тогда как историками английской литературы даже XV столетие рассматривается обычно в рамках литературы средневековой). |
2. Языковая ситуация в средневековой Европе Как уже отмечалось, теоретически для Средневековья было характерно выдвижение на передний план трех «священных» языков (древнееврейского, древнегреческого и латинского), противопоставляемых «вульгарным», т.е. живым новоевропейским языкам. Реальная жизнь, однако, внесла в указанную схему существенные коррективы. Древнееврейский язык изначально был чужд подавляющему большинству |
46 |
христианского мира, и его знание в рассматриваемый период (как, впрочем, и позднее) всегда являлось уделом немногих. Число владеющих греческим языком в странах Западной Европы также оставалось на протяжении средних веков (в отличие от античной эпохи) незначительным, чему в немалой степени способствовала отчужденность между католической и православной церквами, завершившаяся в 1054 г. открытым разрывом. Отражением подобного положения вещей стала известная поговорка: «Graecum est, non legitur» («Это по-гречески не читается»). Таким образом, безусловное первенство в иерархии языков безраздельно принадлежало латыни. Само понятие грамотности означало прежде всего знание этой последней, а социально значимым признавалось деление людей на litterati (образованных, т.е. владеющих латынью) и idiotae — неграмотных, знающих лишь «грубый» родной язык. Причем интернациональный статус латыни влек за собой одну существенно важную особенность: в тех случаях, когда она выступала в качестве переводящего языка (особенно если речь идет о религиозно-богословской и философской литературе), относить перевод к той или иной национальной традиции можно лишь чисто условно, имея в виду разве что национальность переводчика или его географическое местопребывание. Вместе с тем, наряду с латынью, в тот или иной период достаточно важную роль могли играть и другие языки. Характерен в этом отношении пример старофранцузского, который получил весьма широкое международное распространение не только в Англии (где после норманнского завоевания и вплоть до конца XIV в. он занимал господствующие позиции), но и в других странах. На нем писали Марко Поло и Рустичелло, создавая известную книгу о странствованиях венецианского купца; его использовал флорентийский юрист и дипломат Брунетто Латини при написании энциклопедического труда «Книга сокровищ», считая, что этот язык — «наиболее приятный и наиболее распространенный среди людей»29. Естественно, что старофранцузский часто выступал и в роли исходного при переводе «художественной литературы» — произведений, где речь шла о воинских подвигах, сражениях, любовных приключениях и т.п. |
47 |
религиозно-философской литературы Утверждение христианства в качестве государственной религии всех стран в Европе потребовало создания латинских версий тех трудов, написанных главным образом по- гречески, которые могли бы стать для католической церкви надежным идёологическим фундаментом. С одной стороны, такую роль призваны были сыграть произведения собственно христианских мыслителей, с другой — соответствующим образом отобранные и обработанные памятники, оставленные мыслителями античной эпохи. После Боэция, о котором шла речь в предыдущем разделе, крупнейшим деятелем в этой области стал ирландец по происхождению Иоанн Скотт Эриугена, живший в IX в. (ок. 810—877). В связи с личностью Эриугены представляется целесообразным сказать несколько слов о том вкладе, который внесли в культуру раннего Средневековья уроженцы «острова святых», как называли Ирландию. Несмотря на достаточно неблагоприятные исторические условия (внутренние междоусобицы, нашествия норманнов и т.д.), здесь продолжали сохраняться многие традиции, почти позабытые в VII—VIII вв. в континентальной Европе. В монастырских скрипториях осуществлялась интенсивная переписка сакральной, а отчасти и светской литературы и, кроме того, сохранялось знакомство с греческим языком, позволявшее заниматься переводами на латынь. Многие ученые монахи из Ирландии отправлялись в различные страны европейского континента, в частности, ко двору Карла Великого, где их роль была весьма заметной. Сам Эриугена подвизался при дворе внука последнего, Карла Лысого, который приблизил его к себе и часто беседовал с ним. Среди переводов Эриугены (сочинения философа-нео- платоника начала VI в. Присциана и труд одного из «отцов церкви», жившего в IV в., — Григория Нисского) особенно выделяются латинская версия «Ареопагитик», первоначально приписывавшихся знатному афиняну Дионисию Ареопа- гиту, обращенному в христианство апостолом Павлом30, а |
48 |
также комментарии к ним Максима Исповедника, жившего в конце VI — первой половине VII в. И по содержанию, и по форме «Ареопагитики», в которых речь идет о сложнейших религиозно-философских проблемах, необычайно трудны для понимания и тем более воссоздания на другом языке. Попытку осуществить подобное предпринял в 30-х годах IX в. аббат монастыря Сен-Дени под Парижем, но его перевод оказался весьма неудачным и не получил распространения. Сам Эриугена также хорошо понимал стоявшие перед ним трудности, отмечая, что греческий язык лучше подходит для богословских и философских сочинений, поскольку обладает более совершенной и точной терминологией, нежели латинский, на котором соответствующие понятия не всегда могут быть переданы с достаточной точностью. Подчеркивая свое стремление проникнуть в суть оригинала и усвоить содержащуюся в нем мудрость, Эриугена отводит возможные упреки по поводу труднодоступности и неясности перевода, обусловленные слишком буквальным следованием подлиннику, почти дословно повторяя аналогичное замечание Боэция31: «Если кто- то сочтет перевод темным и менее понятным, пусть примет во внимание, что я переводчик этого труда, а не истолкователь. По этой причине очень боюсь, что приму на себя вину "верного переводчика"»32. Опасения Эриугены, как показали дальнейшие события, были не напрасны. Уже в IX в. относительно сделанного им перевода высказал критические замечания хранитель Ватиканской библиотеки Анастасий Библиотекарь — один из немногих западных авторов этой эпохи, который владел греческим языком и был знаком с греческой традицией. Отдавая должное труду своего предшественника — уроженца далекой страны «на краю света», который сумел понять столь трудные творения и воссоздать их на другом языке, — Анастасий тем не менее считал работу ирландца неудовлетворительной. И причиной тому являлся, по его мнению, излишний буквализм, результатом которого стала утрата присущей оригиналам глубины и высоты. Впрочем, сам Анастасий хорошо понимал причину, побудившую Эриугену избрать подобный метод, — страх отступить от собственного значения слов, |
4 Наука о переводе |
49 |
поскольку это могло привести к искажению смысла. Но хотя ватиканский книжник и предпринял попытку дополнить и откорректировать перевод Эриугены по новым спискам сочинений Псевдо-Дионисия, позднейшие исследователи не преминули отметить, что его собственная практика не всегда соответствовала провозглашаемым им принципам, ибо латинские версии Анастасия изобилуют, с одной стороны, буквализмами и кальками с греческого, а с другой — вольными переложениями, где целые фразы исходного текста оказываются пропущенными33. Однако у перевода Эриугены были и гораздо более влиятельные недруги. Прежде всего следует назвать тогдашнего папу Николая I, весьма недовольного тем, что перевод был выполнен без его санкции. Поскольку значительное количество греческих философских терминов остались у ирландца непереведенными, он был вынужден представить изъяснение трудных выражений в духе христианской символики. Однако воззрения самого Эриугены оказались неприемлемыми, и его труды неоднократно (в XI и XIII вв.) были осуждены римской курией как еретические. |
4. Арабская переводческая традиция и ее влияние на средневековую Европу К середине XIII в. ранее враждебное отношение католической церкви к философскому наследию Аристотеля (доходившее до запрета на изучение его произведений) сменилось стремлением переосмыслить последнее и приспособить его к христианскому вероучению. Важнейшую роль в решении указанной задачи призвано было сыграть ознакомление западноевропейских ученых с трудами великого античного философа (ведь в предшествующий период Аристотеля знали по переводу Боэция лишь как логика, да и то не полностью). И первостепенное значение имели здесь контакты с арабоязычной мусульманской традицией. Посредническую функцию этой последней трудно переоценить. В то время как на «латинском» Западе греческий |
50 |
язык оказывался все более и более забытым, в Арабском халифате, возникшем в результате обширных завоеваний и включавшем в себя множество стран и народов, напротив, культивировались наука и философия античной Греции. Это, в свою очередь, вызвало обильный поток переводов, не ослабевавший в течение IX и большей части X в. Причем в IX в. при халифе аль-Мамуне в столице халифата Багдаде был основан специальный «Дом мудрости», где трудились многие замечательные переводчики и ученые и находилась своего рода публичная библиотека. Таким образом, переводческое дело в арабо-мусульманском мире было поставлено на государственную основу. Следует отметить, что сфера интересов арабских переводчиков была весьма обширной. Помимо работ чисто утилитарно-прикладного характера, они занимались и переводом теоретических трудов по физике, религии и т.д. Появились арабские версии Библии, Евангелия, книг по маздаизму. С санскрита и персидского языков было переведено несколько сочинений по астрономии, арифметике и политике, с греческого — важнейшие исследования по геометрии, медицине и астрономии, среди которых работы Галена, Гиппократа, Эвклида, Архимеда, Птолемея и других авторов. Но наибольшим вниманием и влиянием пользовались философские труды Аристотеля. Его именовали «Первым учителем» и не раз воссоздавали на арабском языке почти все его произведения по физике, метафизике, этике, теологии и логике. Для прояснения же темных и неясных мест в сочинениях великого грека переводились и позднеантичные комментарии к ним. Известно было в арабском мире и философское наследие Платона и неоплатоников. Об огромном интересе к древнегреческой философии свидетельствовало появление в XII в. своеобразной (и едва ли не единственной в средние века) истории философии Шахрастани — книги «Религиозные секты и философские школы», излагавшей учения античных мыслителей. При всей враждебности, существовавшей между католическим Западом и мусульманским Востоком, взаимоотношения между ними отнюдь не ограничивались военными столкновениями. Уже с X в. можно говорить о наличии определенных культурных контактов. Здесь в первую очередь сле |
51 |
4* |
дует назвать монаха Герберта (ум. в 1003 г.) из аббатства Ориньяк (Овернь, Франция), ставшего впоследствии папой под именем Сильвестра II. Проведя несколько лет в Испании, еще в начале VIII в. завоеванной арабами, Герберт стал едва ли не первым западноевропейским ученым, познакомившимся с арабоязычной наукой и отразившим ее достижения в собственных трудах. Ученик Герберта, выходец из Италии Фульберт (ум. в 1028 г.), также усвоил через арабское посредство различные отрасли античного знания и привил этот дух основанной им недалеко от Парижа религиозно-философской Шартрской школе, просуществовавшей до второй половины XII в. На деятельность этой школы оказали большое воздействие выполненные во второй половине XI в. переводы арабских и греческих медицинских сочинений, создателем которых был обосновавшийся в итальянском монастыре Монте Кассин ученый врач Константин Африканец, происходивший из Карфагена. Большое значение имела и переводческая деятельность ученого и путешественника Аделярда из Баты, корорый родился в первой половине XII в. в Англии, учился во Франции, а затем побывал в Италии, Испании, Северной Африке и Малой Азии. Названный автор перевел с арабского знаменитые «Начала» Эвклида и некоторые труды арабоязычных математиков. Вообще в XII—XIII вв. контакты средневековой Европы с арабо-мусульманской культурой приобрели такой широкий размах, что этот период часто именуют «великой эпохой переводов». Особо следует отметить Испанию, по которой прошла граница между христианским и мусульманским миром. К 1130 г. вокруг просвещенного епископа отвоеванного у мавров города Толедо Раймунда (ум. в 1151 г.) сложилась переводческая школа с арабского языка, обладавшая официальным статусом. Виднейшими ее представителями были Доминик Гундисалви, обращенный в христианство арабоязычный мудрец Ибн Дауд и Иоанн Севильский. Переводились в основном философские произведения, а также труды по астрономии, медицине и другим наукам. Заслуживает упоминания и деятельность итальянца по происхождению Герарда Кремонского (ум. в 1187 г.), которому приписывалось более ста пере |
52 |
водов. Работали переводчики с арабского и в других испанских городах. В XIII в. к Толедской школе присоединяется еще один центр — в Палермо (Сицилия), при дворе императора Фридриха II Гогенштауфен и его сына Манфреда. В Толедо, а затем в Палермо активно переводил с арабского языка на латынь философ, астролог и алхимик Михаил (Майкл) Скотт (1180—1235). Причем переводились как сочинения арабских и еврейских авторов — Аверроэса (Ибн-Рушда), Авиценны (Ибн-Сины), Ибн-Гебироля, Моисея Маймонида, так и арабоязычные версии (и комментарии к ним) античных авторов — Платона, Плотина, Прокла и многих других. Но особую роль сыграли переводы Аристотеля, который превратился в главный авторитет средневековой схоластики. Между тем арабская переводческая традиция (по которой в основном и знали Аристотеля) имела свою специфику, весьма существенно повлиявшую на понимание творений великого древнегреческого мыслителя. Прежде всего, само учение Аристотеля воспринималось сквозь призму позднейших его комментаторов, а труды последних приписывались непосредственно Первому учителю. Кроме того, многие переводы выполнялись не с греческого, а с сирийского языка, лучше известного на Ближнем Востоке (а интенсивная переводческая деятельность сирийцев уже в первых веках нашей эры принесла им славу «народа переводчиков»). Таким образом, возникала весьма опасная для адекватного понимания текста ситуация, когда, ссылаясь на Аристотеля, тот или иной западноевропейский схоласт на самом деле имел в виду латинский перевод арабского перевода сирийского перевода греческого оригинала со всеми вытекающими отсюда последствиями. 5. Переводы с греческих оригиналов Неудовлетворительность сложившейся ситуации, когда идеи наиболее почитаемого и авторитетного для средневековых мыслителей автора (не говоря уже об остальных античных писателях) черпались из вторых и даже третьих рук, по |
53 |
ставила на повестку дня вопрос о непосредственном обращении к греческим первоисточникам. Хотя попытки такого рода предпринимались и раньше (достаточно назвать упомянутых выше Майкла Скотта и Герарда Кремонского), особое место здесь отводят канцлеру Оксфордского университета, впоследствии ставшему епископом Линкольна Роберту Гроссетесте (1175—1253). Зная еврейский, арабский и греческий языки, он одним из первых стал переводить естественно-на- учные произведения Аристотеля непосредственно с греческого языка, снабжая их собственными комментариями. Еще более важную роль сыграла деятельность Вильема из Мербе- ке (1215—1286). Будучи католическим епископом в Коринфе, Вильем изучил греческий язык и собрал большое количество рукописей Аристотеля. Стремившаяся поставить творения древнегреческого мыслителя на службу католической доктрине и очистить его от арабских напластований римская курия (особенно папа Урбан V) поручила ему перевести их на латынь с оригинала в тесном сотрудничестве с крупнейшим представителем западноевропейской схоластики — Фомой Аквинским (1225 или 1226—1274), посмертно удостоенным титула «ангельского доктора». Вильем в процессе перевода основных аристотелевских произведений и их комментирования отрабатывал латинскую терминологию аристотелизма, существенно облегчив своему соратнику создание его теоло- го-философской системы. Говоря о теоретическом обобщении переводов на латынь научно-философской литературы в рассматриваемый период, следует прежде всего упомянуть имя одного из наиболее выдающихся средневековых мыслителей, уроженца Англии Роджера Бэкона (ок. 1214 — после 1292), прозванного «удивительным доктором». Предостерегая от ошибок, возникающих при чтении книг в плохих переводах, и жестоко порицая тех, кого он называл mendici translatores («перевирающими переводчиками»), которые не знают ни науки, ни языков, вследствие чего многие творения Аристотеля искажены ими практически до неузнаваемости, Роджер Бэкон вместе с тем останавливается и на обьективных трудностях, возникающих в процессе перевода. Среди них он называет особенности, специфические для каждого языка (и даже для диалектов од |
54 |
ного языка), отсутствие соответствующей терминологии в переводящем (латинском) языке, вследствие чего возникает необходимость прибегать к малопонятным и неизбежно искаженным заимствованиям, и другие подобные факторы. «Следовательно, — резюмирует философ, — замечательная работа, созданная на одном языке, не может быть передана на другой с сохранением своего особого качества, которым она обладала в первом. Пусть тот, кто прекрасно знает ка- кую-либо науку, как, например, логику или какой-нибудь другой предмет, постарается передать его на своем родном языке, и он увидит, что ему не хватает не только мыслей, но и слов, так что никто не сможет понять переведенную подобным образом книгу, как это подобает ее значимости»34. Подчеркивая необходимость для переводчика знать языки и разбираться в предмете, о котором идет речь, Роджер Бэкон не считает вполне удовлетворительной деятельность даже таких авторитетов, как отделенный от него многовековым промежутком Боэций, знавший языки, но не обладавший должными познаниями предмета, и упомянутый выше Роберт Гроссетесте (бывший вероятным учителем самого Бэкона), который, несомненно, разбирался в предмете, но чья языковая подготовка оставляла, как подразумевалось философом, желать лучшего. Несмотря на отмеченные сложности, интенсивная деятельность средневековых переводчиков принесла свои плоды. К концу XIII в. западноевропейские схоласты знали античное научно-философское наследие уже лучше, чем арабские ученые предшествующих столетий. Этому способствовали и контакты с Византией, особенно оживившиеся во времена крестовых походов. Далеко не всегда мирные (достаточно вспомнить взятие византийской столицы крестоносцами в 1204 г.), они тем не менее активизировали культурный обмен. Константинополь стал важнейшим центром, снабжавшим Европу рукописями, а позднее — и представителями греческой учености, сыгравшими огромную роль в подготовке Возрождения. Как уже отмечалось, рассмотренная традиция перевода научно-философской литературы имела в значительной степени интернациональный характер. Однако в средние века, |
55 |
несмотря на целый ряд препятствий, создавались и национальные переводческие традиции, где в роли переводящих (а в некоторых случаях и исходных) языков выступали формировавшиеся в тот период новоевропейские литературные языки. Им и будут посвящены последние параграфы данного раздела. |
6. Начало английского перевода. До V в. н.э. население Британии было кельтским. Несмотря на пятивековую римскую оккупацию (длившуюся с I по V в. н.э.), романизации Британских островов в сколько-нибудь значительной степени не произошло. С V в. начинается миграция в Британию германских племен (англов, саксов и ютов), в значительной степени потеснивших кельтов. Хотя первое проникновение христианства на эту территорию относят ко II в., подлинная христианизация страны датируется концом VI в., когда папа Григорий I отправил в Британию миссию из сорока монахов во главе со знаменитым Августином, ставшим первым архиепископом Кентерберийским и основавшим первый монастырь. Говоря о начале переводческой (и литературной) деятельности в Англии, упоминают обычно имя монаха Кэдмона (VII в.), перелагавшего в стихотворной форме на древнеанглийском языке некоторые сюжеты Священного Писания. Несколько позже крупнейший автор той эпохи Беда Достопочтенный (672(673)—735), написавший на латинском языке «Церковную историю народа англов» и несколько экзегетических сочинений, предпринял попытку перевести Евангелие от Иоанна, но из-за смерти не успел довести ее до конца (сам перевод не сохранился). В VIII в. были созданы стихотворные пересказы отдельных библейских книг, обработки церковных гимнов, а также вольный перевод латинской поэмы о Фениксе, приписываемый поэту Куневульфу. Но подлинный расцвет древнеанглийского перевода относится к концу IX в. и связан с деятельностью короля Альфреда Великого (849 — начало 900-х гг.). |
56 |
К моменту его вступления на престол обстановка в стране была крайне неблагоприятной. Постоянные вторжения датчан привели к упадку и разрушению многих монастырей — центров средневековой культуры. Сильно понизился уровень образованности, отождествлявшейся в ту пору со знанием латыни. По словам Альфреда, к началу его правления трудно было найти человека, способного хотя бы перевести письмо с латинского языка на английский. С другой стороны, король хорошо осознавал, что знание лучше всего распространяется в стране тогда, когда оно изложено на языке людей, ее населяющих. Отсюда возникла программа пререводческой деятельности: «Передать на языке, который мы все понимаем, несколько книг, наиболее необходимых всем людям»35. Для выполнения этой задачи Альфред собрал вокруг себя ученый кружок, членами которого стали епископ Уэльса Ассер — будущий биограф короля, епископ Вустерский Верфурт, ставший впоследствии архиепископом Кентерберийским, Плеглмунд и другие лица. Альфред также написал письмо во Францию архиепископу Реймскому, в котором сообщал о недостатке образованных людей в собственной стране; в ответ архиепископ прислал ему ученого Гримбольда. Вообще можно предположить, что сама идея создания упомянутого выше кружка была в какой-то степени навеяна английскому монарху аналогичным кружком, существовавшим Почти столетием раньше при дворе Карла Великого. Однако последний являлся оплотом латинской образованности, тогда как в центре внимания Альфреда находилась просветительски-переводческая деятельность на родном языке. Поскольку сам король, хотя и был обучен латыни, не получил систематического школьного образования, вопрос о степени личного участия английского монарха в выполненных членами кружка переводах не может считаться решенным до конца. Однако важнейшая роль Альфреда как вдохновителя и организатора грандиозной работы, не имевшей аналогов в тогдашней Европе, остается бесспорной. Переведены же были следующие произведения36: |
57 |
«История против язычников» епископа Орозия, написанная в V в. Автор, вдохновлявшийся некоторыми идеями Августина, создал компилятивный труд, в котором стремился оправдать христианство от обвинений в том, что по его вине пала Римская империя. Книга Орозия пользовалась в средние века большой популярностью и авторитетом, что, вероятно, и определило выбор ее Альфредом в качестве своеобразного учебника истории для соотечественников. В переводе много опущений и изменений; семь книг оригинала были сведены к шести. Кроме того, добавлены сведения о тех странах, в которых распространен «тевтонский» (т.е. германский) язык, и включен рассказ двух путешественников, поведавших Альфреду об увиденном. «Церковная история народа англов» упоминавшегося выше Беды Достопочтенного. Здесь уже свобода по отношению к оригиналу уступает место стремлению как можно точнее передать его содержание, приводящему порой к буквализму. «Об утешении философией» Боэция (VI в.). Этот труд «последний римлянин» написал в темнице в ожидании казни. Книга Боэция пользовалась в средние века огромным уважением, а в ее авторе видели христианского мученика, пострадавшего за веру. Поскольку текст весьма труден для понимания, Альфред, как сообщают источники, вначале попросил одного из своих сподвижников — епископа Ассера объяснить ему оригинал, а уже потом переложил его по-английски. Обращение с подлинником достаточно свободное: изменяется его структура, исключаются многие места, по возможности усиливается христианский колорит. Некоторые намеки и аллюзии, не знакомые современникам Альфреда, заменяются понятными для его соотечественников примерами. Для стиля Боэция характерно сочетание прозаического и поэтического изложений. Сохранились два варианта перевода, один из которых целиком выполнен про- |
зой, а во втором сделана попытка применить характерный для древнеанглийского аллитеративный стих. 4) «Обязанности пастыря» папы Григория I Великого (VI в.). Этот перевод более тщательно и строго следует за оригиналом, чем все остальные, и хотя в нем также достаточно часто встречаются парафразы, о вольности говорить не приходится. Выбор названного труда, представлявшего собой нечто вроде учебника для духовенства, вероятно, объяснялся не только общим его значением для средневековой культуры, но и особой ролью автора в деле христианизации Англии: именно при нем была послана группа монахов-бенедектинцев во главе с Августином для организации церковной жизни на юге страны. Поскольку в работе Григория I говорится о том, каков должен быть идеал христианского священника, Альфред считал необходимым распространить ее перевод как можно шире среди английского духовенства и разослал копии последнего всем епископам. В предисловии король говорит о счастливом прошлом Англии, противопоставляя прежнее процветание «в войне и науках» печальному настоящему: прежде иностранцы приезжали сюда искать мудрость, теперь же самим англам из-за упадка образованности приходится в ее поисках отправляться за рубеж. Тем не менее Альфред считает необходимым отметить несомненнный прогресс в развитии просвещения, наблюдавшийся за годы его правления. Призывая церковных иерархов отрешиться от мирских дел и отдаться постижению знаний, король высказывает пожелание, чтобы все свободнорожденные молодые люди научились хорошо читать на родном языке, а те, кто изучит латынь, были назначены на более высокие посты. 5) «Диалоги» того же автора (т.е. Григория I), по содержанию представляющие собой беседы папы с другом о жизни и деяниях итальянских святых и чудотворцев. Эта книга стала источником для множества агиографических сочинений Средневековья и также пользовалась большой популярностью, чем и определялся ее выбор. |
59 |
Альфреду приписываются также переводы отрывков из сочинений Августина «Монологи» и «О видении Бога». Кроме того, его по традиции считают иногда и переводчиком книги Псалмов Давида и даже всей Библии. Однако точных сведений об этих переводах не сохранилось. О методах, которых придерживались Альфред и его сподвижники при передаче латинских оригиналов, говорится и в оставленных ими предисловиях. Так, в предисловии к «Обязанностям пастыря» сообщается, что английская версия передает подлинник иногда слово в слово, иногда — соответственно смыслу; в предисловии к «Утешению философией» — что король Альфред, будучи переводчиком названного произведения, переводил его порой слово за словом, порой смысл за смыслом столь четко и ясно, сколь был в силах. Несмотря на огромный объем выполненной под его руководством работы, английский монарх хорошо осознавал, что его преемникам предстоит сделать гораздо больше. В предисловии к переводу «Монологов» Августина, где переводчик уподобляется строителю, отправившемуся в большой лес, чтобы заготовить необходимый материал и доставить оттуда все необходимое, говорится: «Но я отнюдь не намеревался привезти из лесу все, даже если бы и мог это сделать. В каждом дереве я увидел что-нибудь полезное; и поэтому я советую любому, имеющему такую возможность и обладающему необходимым числом повозок, направить свой путь в лес, где я заготовил бревна. Пусть он добавит к ним новые, нагрузит ими свои повозки и сотворит то, чего я не совершил, — построит множество прекрасных домов и воздвигнет прекрасный город, в котором будет весело и приятно жить как зимой, так и летом»37. |