Электронная библиотека

  • Для связи с нами пишите на admin@kursak.net
    • Обратная связь
  • меню
    • Автореферат (88)
    • Архитектура (159)
    • Астрономия (99)
    • Биология (768)
    • Ветеринарная медицина (59)
    • География (346)
    • Геодезия, геология (240)
    • Законодательство и право (712)
    • Искусство, Культура,Религия (668)
    • История (1 078)
    • Компьютеры, Программирование (413)
    • Литература (408)
    • Математика (177)
    • Медицина (921)
    • Охрана природы, Экология (272)
    • Педагогика (497)
    • Пищевые продукты (82)
    • Политология, Политистория (258)
    • Промышленность и Производство (373)
    • Психология, Общение, Человек (677)
    • Радиоэлектроника (71)
    • Разное (1 245)
    • Сельское хозяйство (428)
    • Социология (321)
    • Таможня, Налоги (174)
    • Физика (182)
    • Философия (411)
    • Химия (413)
    • Экономика и Финансы (839)
    • Экскурсии и туризм (29)

НАУКА О ПЕРЕВОДЕ

clip_image002

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКИЙ ПСИХОЛОГО-СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

Л.Л. Нелюбин, Г.Т. Хухуни

НАУКА О ПЕРЕВОДЕ

(история и теория с древнейших времен до наших дней)

Учебное пособие

Рекомендовано Редакционно-издательским Советом Российской академии образования к использованию в качестве учебного пособия

Москва Издательство «Флинта» Московский психолого-социальный институт 2006

УДК 81(075.8) ББК 81.2-7я73 Н49

Главный редактор Д.И. Фельдштейн Заместитель главного редактора С.К. Бондырева

Члены редакционной коллегии:

А.Г. Асмолов, В.А. Болотов, В.П. Борисенков, АЛ. Деркач, А.И. Донцов, И.В. Дубровина, М.И. Кондаков, В.Г. Костомаров, Н.Н. Малофеев,

Н.Д. Никандров, В.А. Поляков, В.В. Рубцов, Э.В. Сайко

Рецензенты: докт. филол. наук, проф. Ю.Н. Марчук, докт филол. наук, проф. P.P. Чайковский

Нелюбин Л.Л.

Н49 Наука о переводе (история и теория с древнейших времен до наших дней) : учеб. пособие / Л.Л. Нелюбин, Г.Т. Хухуни. — М. : Флинта : МПСИ, 2006. — 416 с.

ISBN 5-89349-721-Х (Флинта)

ISBN 5-89502-951-5 (МПСИ)

При поддержке бюро переводов технических текстов 

В книге излагается история переводческой мысли (переводоведения), начиная с Древнего мира, античности до наших дней. Подробно рассматривается развитие западноевропейско­го и русского перевода, создание теории перевода как науки.

Для студентов, аспирантов, преподавателей переводческих, лингвистических, филологических, культуроведческих факуль­тетов и факультетов иностранных языков.

УДК 81(075.8) ББК 81.2-7я73

ISBN 5-89349-721-Х (Флинта) © Издательство «Флинта», 2006

ISBN 5-89502-951-5 (МПСИ)

JURARE IN VERBA MAGISTRI DICENDO DISCIMUS.

LITTERA SCRIPTA MANET.

IN OPTIMA FORMA

От авторов

Основу предлагаемой книги составляют курс лекций по истории перевода, читаемый академиком РАЕН и Междуна­родной академии информатизации, профессором Л.Л. Не- любиным на переводческом факультете Института лингви­стики и межкультурной коммуникации Московского госу­дарственного областного университета, а также материалы семинарских занятий профессора Г.Т. Хухуни по указанно­му курсу.

Несмотря на появление в последние десятилетия ряда ра­бот, посвященных историко-переводческой проблематике1, задача создания учебного пособия, в котором сжато и до­ступно для будущих специалистов излагались бы основные этапы развития перевода и переводческой мысли, до сих пор не может считаться решенной. Кроме того, необходимо учи­тывать, что многие труды по данной тематике опубликованы небольшим тиражом в различных научных центрах бывшего СССР и по ряду причин труднодоступны для большинства студентов.

В соответствии с профилем факультета и требованиями программы основное внимание в книге уделяется западноев­ропейской и русской переводческим традициям. Вместе с тем в ряде случаев (особенно при рассмотрении ранних этапов развития перевода и переводческой мысли) авторы обраща­лись и к наследию других культур, в частности к теории и практике перевода в странах Востока.

Поскольку предлагаемое пособие предназначено в пер­вую очередь для читателей-студентов, авторы сочли возмож­ным не перегружать представленный материал справочным аппаратом (цитаты, ссылки на использованную литературу и

3

т.п.), что, разумеется, ни в коей мере нельзя рассматривать как недооценку ими того вклада, который внесли в разработ­ку данной проблематики их предшественники в России, а также в странах ближнего и дальнего зарубежья.

Все критические замечания, способствующие улучшению настоящей книги, будут с благодарностью приняты.

Авторы выражают свою признательность доктору фило­логических наук, академику МАИ, проф. Ю.Н. Марчуку и доктору филологических наук, проф. P.P. Чайковскому, взяв­шим на себя труд по рецензированию рукописи и высказав­шим ряд ценных и полезных замечаний, начальнику Техни­ческого центра ИЛиМК, лауреату Государственной премии СССР в области науки и техники, кандидату технических наук, доценту А.Н. Клюкину за содействие по набору этой кни­ги и лаборанту М.Н. Игнатенко за компьютерный набор руко­писи.

Введение

История перевода и ее отношение к другим разделам переводоведения

Переводоведением называется наука о переводе как процессе и как тексте, исследующая проблемы перевода, основ­ные этапы его становления и развития, его теоретические ос­новы — общие и частные, методику и технику процесса пе­ревода, формирование переводческих навыков и умений пе­редачи информации с одного языка на другой в устной и письменной форме. Таким образом, основная специфика пе­реводоведения заключается в изучении речеязыковой дея­тельности в двуязычной ситуации, когда процесс общения (устного и письменного) осуществляется средствами двух языков.

В соответствии с указанной выше проблематикой науки о переводе в ней выделяют следующие основные разделы:

1. Историю перевода, которая исследует место, роль и эволюцию перевода в связи с развитием человеческо­го общества, его материальной и духовной культуры, политических и экономических связей, а также изуча­ет процесс становления и развития переводческой мысли и национальных переводческих традиций на ос­нове анализа соответствующих источников.

2. Общую теорию перевода, занимающуюся такими про­блемами, которые являются общими для всех видов пе­ревода, независимо от конкретных разновидностей последнего и особенностей языкового материала2. По­этому иногда говорят, что предметом общей теории перевода являются переводческие универсалии (лат. universalis — всеобщий). Этот термин взят из лингви­стики, где универсалиями называют свойства, прису­щие всем языкам.

5

3. Частные теории перевода, предметом которых явля­ются различные формы и виды перевода (как устного, так и письменного), жанровые особенности переводи­мого материала (художественные и специальные тек­сты), особенности перевода на разные языки и перево­да с использованием компьютера (машинный перевод и перевод с помощью машины).

4. Методику перевода, задачей которой является выра­ботка соответствующих умений и навыков, т.е. обу­чение технике переводческого дела на основе зна­ний, полученных общей и частными теориями пере­вода.

5. Отдельную область составляет критика перевода, за­нимающаяся анализом переводного текста и установ­лением степени его адекватности исходному тексту с лингвистической, литературно-эстетической и других точек зрения. Указанная сфера переводоведения тесно связана с теорией художественного перевода, посколь­ку занимается она преимущественно переводными произведениями, относящимися к художественной ли­тературе в широком смысле слова.

Перечисленные разделы, обладая относительной самостоя­тельностью, тесно связаны между собой. И особое место сре­ди них принадлежит именно истории перевода, которая, изу­чая и обобщая многовековой опыт, накопленный человече­ством в области перевода и переводческой мысли, создает прочную основу для их дальнейшего развития.

Виды, формы и типы перевода

Понятие видов перевода связано прежде всего с жанро­выми особенностями материала, являющегося объектом межъязыковой передачи. Выделяют два основных вида пере­вода: перевод художественный и перевод специальный.

Если художественный перевод, функционируя в сфере художественной литературы, опирается на литературовед­чески ориентированную теорию, то специальный перевод

6

решает прежде всего информационно-коммуникативные

задачи, обслуживая различные предметные отрасли знаний, имеющие специфическую терминологическую номенклату­ру (общественно-политические отношения, различные обла­сти науки и техники, административно-хозяйственное уп­равление, дипломатия, военное дело, юриспруденция, фи­нансы, коммерция, публицистика и т.д.), а также разнооб­разную тематику повседневного речеязыкового общения. Его теоретической базой служит лингвистическая теория перевода.

Формы перевода определяются способом, которым послед­ний осуществляется. С этой точки зрения различают пись­менный и устный переводы, а также их разновидности (пе­ревод двусторонний, последовательный и синхронный).

Письменный перевод — наиболее распространенная про­фессиональная форма перевода, когда объем памяти неогра­ничен. Это процесс перевода с одного языка на другой, ре­зультат которого фиксируется в письменном виде. Его назы­вают также письменно-письменным, когда оба языка упо­требляются в письменной форме. Это, по сути, также зри­тельно-письменный перевод, т.е. письменный перевод текста, который воспринимается зрительно. Письменный перевод на слух — это письменный перевод текста, воспринятого на слух. Это то же, что и устно-письменный перевод.

Устный перевод объединяет все формы перевода, предпо­лагающие устное оформление. Его разновидности: зритель­но-устный перевод, или перевод с листа, т.е. устный пере­вод, осуществляемый одновременно со зрительным восприя­тием исходного письменного текста. Устный перевод на слух включает последовательный и синхронный переводы. После­довательный перевод — устный перевод сообщения с одно­го языка на другой после его прослушивания, осуществляе­мый в конце всего сообщения. Он включает: последователь­ный перевод с записью, когда перевод во время восприятия фиксируется переводчиком с использованием системы запи­сей в последовательном переводе; абзацно-фразовый пере­вод — упрощенная форма последовательного перевода, ког­да текст переводится после прослушивания его не целиком, а по частям.

7

Синхронный перевод — суть устный перевод сообще­ния с одного языка на другой, осуществляемый переводчи­ком одновременно параллельно переводимому тексту. Раз­личают:

1) синхронный перевод на слух — это собственно синх­ронный перевод, когда переводчик воспринимает ис­ходный текст только на слух и переводит его по мере развертывания;

2) синхронный перевод с листа — перевод осуществляет­ся с опорой на полученный за 5—15 минут до начала ра­боты письменный текст выступления, переводчик со­образуется с речью оратора, ее развертыванием и вно­сит необходимые коррективы, если оратор отступает от первоначального текста;

3) синхронный перевод с опорой на текст — это синх­ронное чтение заранее переведенного подготовленно­го текста, который переводчик зачитывает, сообразу­ясь с развертыванием речи оратора и внося необходи­мые коррективы, если оратор отступает от первона­чального текста.

Различают односторонний и двусторонний переводы. Од­носторонний перевод — это перевод, который осуществляет­ся только в одном направлении, т.е. с одного (исходного) язы­ка на другой язык перевода.

Двусторонний перевод — это последовательный перевод беседы, осуществляемый одним переводчиком с одного (пер­вого) языка на другой (второй) язык и с другого (второго) языка на первый язык, т.е. с иностранного языка на русский язык, а затем с русского языка на иностранный язык в ходе развертывания высказывания, беседы.

Принадлежность перевода к тому или иному типу уста­навливается на основе соотношения содержания и формы последнего с содержанием и формой оригинала. Основыва­ясь на указанном моменте, можно говорить о переводах воль­ном, дословном, буквальном, пословном и адекватном, или эквивалентном.

8

Вольным называют перевод-предложение, при котором общее содержание оригинала передается на другом языке не­зависимо от другой формы оригинала. По существу он пред­ставляет перевод субъективный. Исторически данный тип межъязыковой коммуникации употреблялся как при быто­вом и деловом общении, так и при переводе произведений художественной литературы.

При дословном переводе наблюдается следование языко­вой форме оригинала, т.е. семантико-структурные характе­ристики языка подлинника воспроизводятся на языке пере­вода. Названный тип широко применялся в истории перево­да при передаче текстов, принадлежащих различным жан­рам, но наиболее заметен он в переводах сакральной литера­туры (например, многих версий Библии). Вместе с тем счи­тать его исключительно достоянием прошлого неверно, по­скольку с элементами дословности, порой весьма значитель­ными, приходится сталкиваться и поныне. При этом нередко наблюдались случаи, когда синтаксические конструкции и обороты исходного языка (ИЯ), проникая в переводящий язык (ПЯ) и смешиваясь с единицами последнего, постепен­но осваиваются им и таким образом в значительной мере ут­рачивают свою «чужеродность».

Будучи по своим принципам и методам противоположным вольному («субъективному») переводу, дословный перевод именуется также объективным.

Буквальный перевод, стремящийся к сохранению фор­мальных и семантических компонентов оригинала при пере­даче его на другой язык, в определенном отношении близок к предыдущему и может употребляться в сочетании с ним.

Отличительным признаком пословного перевода призна­ется такая полексемная передача смысла и содержания ори­гинала, при которой учитываются синтаксические и стилис­тические соотношения между ИЯ и ПЯ. Этот тип перевода широко использовался и используется (в последовательной и синхронной формах) в таких сферах межъязыковой ком­муникации, как различного рода международные совещания и конференции, судопроизводство и т.д. Причем здесь он может носить и двусторонний характер, когда и исходное речевое произведение, и его передача на ПЯ осуществляют­

9

ся в устной форме и выполняются как перевод с листа (текст, существующий на ИЯ в письменном виде, воспроиз­водится на ПЯ устным путем). Возможны и комбинации на­званных типов. Следует заметить, что эта форма межъязы­кового общения известна с глубокой древности и отмечена в ряде источников. Так, в «Книге Неемии», входящей в со­став Ветхого Завета, сообщается об эпизоде, имевшим мес­то после возвращения из вавилонского плена (V в. до н.э.) израильтян, в большинстве своем уже забывших древнеев­рейский язык, на котором было написано Священное Писа­ние, и пользовавшихся арамейским. Когда священнослужи­тель и книжник Ездра, бывший духовным наставником сво­их соплеменников, в сопровождении других священников взошел на восстановленную городскую стену Иерусалима, перед которой собрался весь народ, и раскрыл книгу закона Моисеева, текст последней оглашался в подлиннике, в то время как стоявшие рядом священники переводили его на арамейский.

Примерно в то же время в синагогах была принята прак­тика, когда текст Священного Писания тихо читался на древ­нееврейском, а громко переводился на арамейский, т.е., по существу, выполнялся синхронный (симультанный) перевод.

С использованием пословного типа в его письменной форме приходится сталкиваться и при переводе научно-тех- нических текстов, причем здесь нередки случаи, когда отсут­ствие в ПЯ тех или иных терминов и понятий вынуждает пе­реводчика к их созданию.

Понятие адекватного (эквивалентного) перевода приме­няется к межъязыковой передаче произведений художе­ственной литературы и определяется обычно как сохранение единства формы и содержания подлинника при воссоздании их средствами ПЯ. В схожем значении в отечественной пере­водческой литературе использовались также термины «пол­ноценный перевод» (А.В. Федоров) и «реалистический пере­вод» (И.А. Кашкин). Именно такой тип перевода признается наиболее правильным современными теоретиками художе­ственного перевода, считающими, что «плохой переводчик тянет к себе, хороший стремится к автору».

10

Сущность и виды перевода

Термин «перевод» может применяться для обозначения как самого процесса перевода, так и его результата — устно­го высказывания или письменного текста. При переводе, та­ким образом, происходит передача информации, первона­чально выраженной на одном языке, средствами другого язы­ка, или, как принято говорить, межъязыковая трансформация устного или письменного речевого произведения.

Приведенное определение отражает наиболее распрост­раненное понимание сущности перевода (его иногда назы­вают «собственно переводом»). Очевидно, что самой важ­ной отличительной чертой является здесь наличие двуязыч­ной ситуации, когда коммуникативный процесс в его устной и письменной форме протекает (осуществляется) при по­средстве двух разных языковых систем (кодов). Именно развитие перевода в указанном значении на протяжении всех эпох его существования является объектом истории пе­ревода как науки, причем основными источниками ее слу­жат данные письменного перевода, т.е. имеющиеся в распо­ряжении исследователей переводные тексты и теоретичес­кие высказывания о принципах, которым надлежало следо­вать при их создании.

Однако межъязыковая трансформация при всей своей важности не покрывает всего содержания понятия «пере­вод». При осуществлении процесса коммуникации в различ­ных ситуациях и сферах часто возникает необходимость уточнить и пояснить смысл сказанного, меняя используемые для выражения той или иной мысли словесные знаки. Сюда же относятся случаи перекодирования текста из одного функ­ционального стиля в другой, изложение, адаптирование и т.д.3 Перечисленные явления объединяются под общим наи­менованием внутриязьшового перевода, или переименования, т.е. интерпретации вербальных знаков другими знаками того же языка (использование синонимов, парафраз и иных по­добных средств).

С другой стороны, поскольку язык представляет собой оп­ределенную систему знаков, используемых для хранения и передачи информации, перевод можно определить как про­

11

цесс речевой коммуникации, протекающий в двух разных знаковых системах. Так как естественный язык (представ­ленный множеством реально существующих или существо­вавших языков) является хотя и важнейшей, но не един­ственной подобной системой, с точки зрения семиотики (на­уки, изучающей закономерности строения и функциониро­вания знаковых систем) можно ставить вопрос о переводе (интерпретации) вербальных знаков посредством других (ис­кусственных) знаковых систем. Подобную операцию называ­ют интерсемиотическим переводом, или трансмутацией.

Как внутриязыковой, так и интерсемиотический переводы, представляя собой особые явления, в ряде моментов соприкаса­ются с межъязыковым переводом и позволяют лучше понять присущие последнему закономерности.

Проблема периодизации развития перевода

Как уже отмечалось, история художественного перевода (а именно она является основным предметом нашего рас­смотрения) тесно связана с развитием художественной лите­ратуры вообще. Поэтому чаще всего здесь пользуются так называемой историко-литературной периодизацией, отра­жающей его основные этапы, а также соотносят эволюцию теории и практики перевода с пройденными человечеством общественно-экономическими формациями (рабовладение — феодализм — капиталистические отношения). При этом, од­нако, приходится учитывать определенную специфику объекта нашей науки и отсутствие полного параллелизма между развитием переводной и оригинальной литературы (например, не все литературные направления внесли вклад в интересующую нас область).

Исходя из сказанного мы будем различать следующие разделы истории перевода:

1) перевод в странах Древнего Востока;

2) переводы и переводческие концепции античной эпохи;

12

3) мировые религии и их роль в развитии перевода;

4) средневековый перевод и его особенности;

5) теория и практика перевода в эпоху Возрождения;

6) Реформация и проблемы перевода;

7) европейский перевод XVII—XVIII вв. (эпоха класси­цизма);

8) романтический перевод и его отличительные черты (конец XVIII — начало XIX в.);

9) развитие перевода и переводческой мысли в XIX сто­летии;

10) перевод и переводоведение XX в.

При рассмотрении истории перевода в России указанная схема потребует определенной модификации, вызванной специфическими особенностями ее культурно-исторического развития.

Представляется целесообразным выделять здесь следую­щие периоды:

1) переводы Киевской Руси;

2) переводческая деятельность в Московской Руси;

3) XVIII век в истории русского перевода (петровская эпоха и классицизм);

4) перевод и переводческая мысль XIX столетия;

5) теория и практика перевода в России и Советском Со­юзе в XX в.

Таким образом, основу рассмотрения пути, пройденно­го переводом за его насчитывающую несколько тысячеле­тий историю, составляет хронологический принцип. Допол­няет его принцип, который можно условно назвать геогра­фическим, т.е. в пределах каждого периода рассказывается об отдельных национальных переводческих традициях, имевших в ту или иную эпоху наиболее важное значение. Однако в некоторых случаях представлялось более целесо­

13

образным руководствоваться тематическим подходом (на­пример, при рассмотрении той роли, которую сыграли в развитии перевода мировые религии, или при анализе яв­лений, выходящих, подобно некоторым аспектам средневе­ковой культуры, за четко очерченные рамки национальных границ).

Translation is almost as old as original authorship and has a history as honorable and as complex as any other form of literature.

Th. Savory

Перевод столь же древен, как и оригинальное творчество, и обладает историей столь же почтенной и сложной, как и любая другая область литературы.

Т. Сейвори

Часть I

ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ ЗАРУБЕЖНОГО ПЕРЕВОДА

Глава 1__________________________________

ПЕРЕВОД В СТРАНАХ ДРЕВНЕГО ВОСТОКА

1. Предыстория перевода

Можно предполагать, что зарождение перевода как осо­бой формы человеческой деятельности относится к глубокой древности, когда начались первые контакты между разно­язычными племенами. Естественно, что осуществлялся он ис­ключительно в устной форме и носил спорадический харак­тер. Какими-либо источниками, позволяющими судить об этой самой ранней фазе развития перевода, мы не распола­гаем, поскольку письменности в первобытную эпоху не су­ществовало.

Возникновение ранних государств Древнего Востока, ус­тановление между ними различных взаимоотношений (поли­тических, торговых, военных, культурных и др.) постепенно приводит к усилению переводческой деятельности и возрас­танию ее значения. С этого времени можно говорить о появ­лении переводчиков-профессионалов, для которых перевод становится основным занятием. Так, в частности, обстояло дело в Древнем Египте и странах Двуречья, которые принято считать колыбелью человеческой цивилизации.

2. Древний Египет

Зарождение древнеегипетской государственности отно­сится примерно к 3000 г. до н.э. Традиционно в ней принято выделять эпохи Раннего царства, называемого также тинис- ским периодом, когда столицей страны был город Тин (2950—2640 гг. до н.э.), Древнего царства (2640—2160 гг. до н.э.), Первого переходного периода (2160—2134 гг. до н.э.), Среднего царства (2134—1785 гг. до н.э.), Второго переходно­

16

го периода (1785—1551 гг. до н.э.), Нового царства (1552— 1070 гг. до н.э.), Позднюю эпоху (1070—343 гг. до н.э.). С 343 по 332 гг. до н.э. Египет находился под властью персов, затем был завоеван Александром Македонским и в нем воцаряется династия Птолемеев, основоположником которой был один из сподвижников Александра Македонского, а в 30 г. до н.э. становится добычей римлян.

За свою многовековую историю египтяне неоднократно вступали в контакты с другими народами, что, естественно, предполагало наличие переводчиков. Упоминание о «началь­никах» и «руководителях» последних, встречающиеся в тек­стах, относящихся уже ко временам Древнего и Среднего царства, заставляют исследователей предполагать, что к это­му времени в стране существовали не только отдельные пе­реводчики, но и организованные по профессиональному при­знаку группы переводчиков, которые, вероятно, состояли при царской канцелярии или при храмах. Об этом свидетельству­ет и встречающееся в текстах, написанных уже в эпоху Древ­него и Среднего царства, слово, традиционно интерпретируе­мое как «с» — «переводчик» и используемое в сочетаниях, расшифровываемых исследователями как «начальник пере­водчиков» и «руководитель переводчиков».

Важную роль для развития переводческого дела сыграли взаимоотношения Египта со странами и народами Двуречья: ассирийцами, хеттами, вавилонянами и т.д., которые, главным образом, имели место в эпоху Нового царства. Появляются специальные школы писцов, где среди других предметов уче­ников обучали и иностранным языкам. Поскольку во II тыся­челетии до н.э. международным языком Передней Азии был аккадский — язык древнего населения Месопотамии и Асси­рии, дипломатическая переписка египетских фараонов с пра­вителями сопредельных государств осуществлялась именно на нем. Сохранился относящийся к XIV в. до н.э. архив, содержа­щий около 400 писем, написанных клинописью и адресован­ных владыкам Египта. Он был обнаружен при раскопках близ египетского селения Амарна (откуда название Тель-эль-Амар- нский архив). В свою очередь, около турецкого села Богазкей археологи нашли архив хеттских царей, где имеются написан­ные клинописью по-аккадски письма египетских фараонов.

2 Наука о переводе

Понятно, что подобная дипломатическая активность требо­вала наличия достаточного количества квалифицированных переводческих кадров, способных вести переписку с чужезем­ными правителями. Как свидетельствуют данные Тель-эль- Амарнского архива, у древних египтян имелись специальные тексты, служившие пособиями при обучении аккадскому язы­ку и клинописи.

В период правления фараона Рамсеса II (XIII в. до н.э.) около 1280 г. до н.э. был заключен договор с хеттским царем Хаттусилисом. Первоначально составленный на аккадском языке, он был доставлен Рамсесу, отредактирован последним, вновь переведен на аккадский и отправлен хеттскому царю. Так как сохранились оба варианта, ученые провели сличение аккадского и египетского текстов и пришли к выводу, что при тождественности содержания египетский вариант отли­чается большей подробностью.

Источники не только упоминают о наличии древнеегипет­ских переводчиков (о них говорится, например, в письмах ва­вилонских правителей египетским фараонам, где отмечается, что эти переводчики ездили в Вавилон, очевидно, в составе дипломатических миссий). По свидетельству жившего в V в. до н.э. «отца истории» — греческого автора Геродота, посе­тившего Египет, они составляли отдельную касту, занимав­шую место между торговцами и кормчими (хотя достовер­ность приведенной информации и не подтверждается други­ми свидетельствами). Помимо аккадского, как показывают данные Тель-эль-Амарнского архива, древнеегипетские пере­водчики знали и другие языки (например, хеттский и хуррит- ский). Особо следует отметить наличие уже к середине I ты­сячелетия до н.э. переводчиков с греческого языка, благода­ря которым упомянутый выше Геродот мог беседовать с египтянами. Важность египетско-греческих переводов суще­ственно выросла после завоевания Египта Александром Ма­кедонским, когда греческий язык утверждается в качестве государственного. Поскольку подавляющая часть местного населения им не владела, для успешного функционирования государственного аппарата требовались переводчики, а мно­гие важные документы создавались на двух языках. Наибо­лее известным из таких билингвов является Розетский ка­

18

мень, текст которого относится к 196 г. до н.э. Именно нали­чие перевода помогло исследовавшему его французскому ученому Ф. Шампольону положить начало расшифровке древнеегипетских иероглифов.

Небезынтересно отметить, что уже в XIV—XIII вв. до н.э. источники зафиксировали сведения о конкретном перевод­чике — жреце Анхурмесе, который, несмотря на свою пер­воначальную бедность, сумел стать переводчиком, знавшим много языков.

Наконец, можно указать наличие в Древнем Египте и так называемого «хронологического» перевода, т.е. передачи тек­стов с более древних форм языка на более поздние. Это было связано как с эволюцией самого языка, так и с изменением системы письменности — заменой иероглифов демотическим письмом4. Так обстояло дело, например, с одним из крупней­ших памятников древнеегипетской литературы — «Книгой мертвых».

Таким образом, наличие в Древнем Египте на различных этапах его существования достаточно интенсивной перевод­ческой деятельности не подлежит сомнению, но, как видно из приведенного выше материала, выполняла она в абсолютном большинстве случаев информационно-коммуникативные за­дачи. Существование литературного перевода в древнееги­петской цивилизации не установлено, хотя высказывались отдельные соображения о возможности каких-то контактов с иноязычными литературами.

3. Государства Древней Передней и Малой Азии и Месопотамии

Характеризуя ряд существовавших в этом регионе цивили­заций, ученые обращают внимание на свойственное большин­ству из них многоязычие или, по крайней мере, двуязычие. Старейшей культурой этого региона считается шумерская, клинописные памятники которой восходят к концу IV тысяче­летия до н.э. Уже на раннем этапе своей истории Шумер ока­зался под аккадским владычеством, однако завоеватели по­пали под культурное влияние шумеров. Это в огромной сте­

19

2*

пени способствовало развитию переводческой деятельности, причем не только информационно-коммуникативной, но и литературной. Для ее обеспечения создавались шумерско-ак- кадские словари и пособия. Кроме того, известны списки вы­ражений на двух шумерских диалектах, один из которых функционировал в качестве культового, а другой — народно­го языка. Имеются в текстах и упоминания о переводчиках, хотя и немногочисленные.

Большую роль в развитии переводческого дела сыграли шумерские школы, в которых обучались будущие писцы. По окончании учебы выпускник был обязан осуществлять как устный, так и письменный перевод с шумерского языка на аккадский, и наоборот. Дошедший до нас клинописный учеб­ник древнеегипетского языка позволил ученым сделать пред­положение о наличии и переводчиков с египетского.

Хотя шумерский язык в течение многих веков использо­вался в культовых целях, сами шумеры после окончательного завоевания Шумера Вавилоном растворились в аккадском эт­носе. Став преемницей шумерской культуры, культура Вави­лона многое восприняла от нее. И значительную роль в этом процессе сыграл именно перевод. Известно, что на аккадском языке существовали различные переводы, переложения и об­работки шумерских текстов, что говорит о наличии в Вави­лоне, помимо информационно-коммуникативного, и доста­точно развитого художественного перевода. Имелись и спе­циальные термины для обозначения переводчиков: более ста­рый «таргану(м)», впоследствии заимствованный многими языками (ср. устарелое русское «драгоман»), и появившийся в нововавилонский период «сепиру». Анализ текстов показы­вает, что существовали разные группы сепиру (царские, хра­мовые, военные и т.д.). Могли они состоять и при частных лицах, причем дошли до нас конкретные имена писцов, вы­полнявших переводческие функции, как вавилонян, так и чу­жеземцев.

К VII в. до н.э. аккадский язык, бывший долгое время международным языком, стал вытесняться арамейским, что отразилось и на переводческой деятельности. Наиболее изве­стен случай с написанной в VII—VI вв. до н.э. повестью «По­учение Ахикара», первоначальный ассирийский текст кото­

20

рой уже в эпоху античности был переведен на древнегречес­кий язык (как полагают, в Египте, где был обнаружен ориги­нал названного произведения), а позднее, в средние века, — на ряд восточных и западных языков, включая древнерус­ский, на котором она получила название «Повесть об Акире Премудром».

Заметную роль играла переводческая деятельность и в Хеттском государстве, которое существовало в XVIII—XII вв. до н.э. в центральной части Малой Азии. Поскольку на фор­мирование хеттской культуры значительное влияние оказали хурриты, жившие в Северной Месопотамии и Северной Си­рии, постольку на хеттский язык переводилось большое ко­личество хурритских текстов. Осуществлялись и переводы с — и на другие языки, в частности аккадский и шумерский, о чем говорят тексты и словари, обнаруженные в клинопис­ном архиве близ турецкого селения Боказкей. Хотя оценка принципов, которыми руководствовались хеттские перевод­чики, весьма затруднительна, однако в специальной литера­туре указывалось, что ими выполнялись различные типы пе­реводов (дословные, подстрочные, вольные, пересказы изло­жения). В некоторых переводах с шумерского и аккадского исследователи отмечают стремление к литературной обра­ботке переведенного текста.

В той или иной степени с переводческой деятельностью приходится сталкиваться и при знакомстве с другими восточ­ными цивилизациями: иранской, индийской и т.д. Вместе с тем можно отметить, что, судя по имеющимся источникам, не­смотря на обилие и относительное разнообразие, она отлича­лась прежде всего практической направленностью: время со­здания переводческих концепций еще не пришло.

Г л а в а 2

ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕВОДЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ АНТИЧНОЙ ЭПОХИ

1. Понятие античной культуры

Термин «античный» (от латинского слова antiquus — древ­ний) применяется для обозначения материальной и духовной культуры двух древних рабовладельческих обществ — гре­ческого и римского. Такое ограниченное употребление ука­занного термина (ведь рассмотренные выше цивилизации Древнего Востока гораздо древнее «античных» Греции и Рима!) установилось в европейской традиции в силу того, что народы Европы были связаны с ними непосредственной культурой преемственностью, и продолжает использоваться для обозначения социального и культурного единства греко­римской цивилизации. Вместе с тем каждой из них были присущи и свои особенности, в том числе и в интересующей нас области.

2. Переводы на греческий язык и их специфика

Характеризуя отличительные черты древнегреческой ли­тературы, часто отмечают, что она — единственная из лите­ратур Европы, развивавшаяся самостоятельно, без непосред­ственного использования других литератур. Хотя восточные элементы и проникали в нее, однако происходило это уст­ным, «фольклорным» путем. Способствовало подобному по­ложению вещей и пресловутое культурное высокомерие гре­ков, считавших всех чужеземцев «варварами» и соответ­ственно презрительно относившихся к их языкам. По указан­ным причинам греческая литература классического периода (V—IV вв. до н.э.) вообще не знала художественного перево­да. Разумеется, для сношений с другими народами необходи­мы были осуществлявшие информационно-коммуникатив­

22

ный перевод толмачи (о них напоминают историк Геродот, посетивший в V в. до н.э. Египет, Финикию и Вавилон; вое­начальник IV в. до н.э. Ксенофонт, участвовавший в знамени­том отступлении греческих наемников через огромную тер­риторию персидского государства, и другие источники). Од­нако выполняли эту функцию не греки, а представители дру­гих народов, владевшие греческим языком.

После завоевательных походов Александра Македонского в последней трети IV в. до н.э. и распада после его смерти со­зданной им огромной державы образовался ряд новых госу­дарств, во главе которых встали бывшие сподвижники Алек­сандра и их потомки (Египет, Сирия, Пергам и др.). Эти госу­дарства, в которых наблюдалось своеобразное скрещение греческих и восточных элементов, стали называть эллинисти­ческими, а весь период от Александра Македонского до уста­новления над ними римского владычества — эпохой эллиниз­ма, т.е. распространения эллинской (греческой) культуры в странах, завоеванных македонцами. Греческий язык получил широчайшее распространение, превратившись в универсаль­ное средство общения, и сохранил свои позиции и после того, как и сама Греция, и эллинистические государства ут­ратили политическую самостоятельность и попали под власть Рима. Знаменитый римский оратор Марк Туллий Цицерон охарактеризовал эту роль греческого языка в следующих сло­вах: «Если же кто может подумать, что меньшая польза от славы, когда написано это по-гречески, а не по латыни, силь­но он ошибается, потому что по-гречески читают почти на всем свете, язык: же латинский распространен в своих лишь пределах, небольших, как вы знаете».

Все это приводило к тому, что греческим языком стали пользоваться и представители других народов, входивших в орбиту сначала греко-македонского, а затем римского вла­дычества. Таким путем они стремились познакомить с соб­ственной древней культурой обширный круг читателей из разных стран. Именно по-гречески были написаны на рубе­же IV—III вв. до н.э. исторические труды вавилонского жре­ца Бероса, египетского жреца Манефона, а в I в. н.э. — зна­менитые «Иудейские древности» Иосифа Флавия. Разумеет­ся, названные произведения не являются переводами в соб­

23

ственном смысле слова, однако, поскольку в них излагались по-гречески (в переработанном виде) соответствующие ис­точники, которыми пользовались авторы, можно говорить о наличии здесь некоторых элементов межъязыковой адапта­ции. Пользовались греческим языком и первые римские ан­налисты (III в. до н.э.). А уже в классическую эпоху по просьбе Цицерона его друг Аттик перевел на греческий со­чиненную знаменитым оратором поэму, в которой после­дний восхвалял собственные заслуги при подавлении заго­вора Катилины. Существовала греческая версия описания морских путешествий карфагенских флотоводцев Ганона и Гимимкона, позднее (IV в. н.э.) была передана по-гречески Пеанием известная работа по римской истории Евтропия, служившего личным секретарем императора Валента (в VI в. был предпринят историком Капитоном новый перевод, ко­торый до нас не дошел), и т.д.

Особенно следует отметить переводы, предназначенные для представителей иудейской диаспоры в Александрии Еги­петской. Несмотря на довольно натянутые отношения с гре­ческим населением города, результатами которых были час­тые конфликты, многие ее представители эллинизировались настолько, что практически утратили знание древнееврей­ского языка. Возникла необходимость создания греческой версии Священного Писания иудеев (в христианской тради­ции она именуется Ветхим Заветом), что и было сделано в III в. до н.э.5 Позднее, во II в. до н.э., на греческий язык была переведена «Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова», также присоединяемая к библейскому канону. Ее автором считается еврейский книжник Иисус бен-Эмазар бен Сира, а переводчиком — внук последнего, носивший то же самое имя. Приехав в Египет и оставшись в Александрии, он на­шел своих соотечественников сильно эллинизировавшимися и поэтому, по собственным словам, положил много труда, «чтобы довести книгу до конца и выпустить ее в свет для тех, которые на чужбине желают учиться».

В источниках содержатся и упоминания (хотя достаточ­но немногочисленные) о греческих версиях египетских ли­тературных текстов. В этой связи отмечается, что еще до за­воевания Египта Александром Великим, в 360 г. до н.э., грек

24

Евдоксий Книдский, посетивший эту страну, выучил с помо­щью мемфисского жреца Хонуфиса египетский язык и пере­вел сборник басен «Речи собак», который до нас не дошел. В одном из позднейших папирусов, относящихся уже ко II в. н.э., содержится предисловие к переводу египетского текста, где отмечается, что последний не является дословным: его со­здатель, руководствуясь прежде всего прагматическими сооб­ражениями, позволял себе вносить в текст дополнения, со­кращения, опущения, стилистические коррективы и т.д.

Разумеется, продолжала развиваться в эллинистических государствах и традиция информационно-коммуникативного перевода, вызванного практическими потребностями. Так, например, в Египте переводчики участвовали в делопроиз­водстве, переводя речи местных жителей, адресованные ца­рям, царские распоряжения и послания и т.п. Сохранилось несколько греческих переводов египетских документов, ко­торые начинаются словами: «Копия записи египетской, пере­веденной по возможности точно». Отсюда делается вывод, что литературный и информационно-коммуникативный пе­реводы на греческий опирались на разные принципы: в пер­вом случае преобладала переделка — адаптация, во втором — стремление к максимальной дословности.

Таким образом, подводя итоги нашему рассмотрению, можно заметить следующее: при достаточно большом коли­честве переводов на древнегреческий язык, собственно гре­ческой переводческой традиции античность не знала. Какие- либо теоретические рассуждения о переводе отсутствовали, а весьма оживленная лексикографическая работа, развернув­шаяся в эллинистическую эпоху (словари трудных и устарев­ших слов, диалектные и этимологические словари и т.д.), была исключительно одноязычной.

3. Начало переводческой деятельности в Древнем Риме

Возникнув как небольшое поселение (по преданию, это произошло в 753 г. до н.э.), Рим постепенно превращался в мировую державу, подчинив себе множество стран и наро­

25

дов. В результате соприкосновения с греческими колониями в Италии началась эллинизация римской культуры, особенно усилившаяся к III в. до н.э. Уже во II в. до н.э. знание гречес­кого языка было для представителей римской знати почти обязательным явлением в большинстве аристократических семей. Оценивая позднее размах греческой культурной экс­пансии, великий римский поэт Гораций писал:

«Graecia capta ferocem victorem cepit et artes // Intulit agresti Latio…» (Побежденная Греция пленила своего дикого победителя и внесла искусства в сельский Лаций6).

Указанные обстоятельства создавали весьма благоприят­ные условия для развития перевода. С одной стороны, широ­ко применялся при сношениях с другими народами информа- ционно-коммуникативный перевод7, с другой — формирова­лась традиция художественного перевода, который выпол­нялся исключительно с греческого языка.

Само возникновение римской литературы также оказа­лось тесно связанным с этим последним. Причем представля­ется не лишенным интереса, что, хотя, как мы видели выше, сами греки крайне редко занимались переводами на свой родной язык, первым переводчиком художественного текста на латынь оказался как раз грек по происхождению Ливий Андроник (умер около 204 г. до н.э.), попавший в Рим в каче­стве военнопленного и занимавшийся там педагогической де­ятельностью. Поскольку греческая традиция требовала начи­нать обучение с объяснительного чтения гомеровского эпоса, Ливий Андроник создал латинскую версию «Одиссеи». Как предполагают, выбор именно данного произведения (а не «Илиады», как можно было ожидать) объясняется, в первую очередь, его большей занимательностью, а также тем, что ме­стом странствий Одиссея были сицилийские и италийские берега, т.е. переводчик стремился учесть интересы и потреб­ности своей аудитории. Сохранившиеся фрагменты позволя­ют сделать вывод, что Ливий в значительной степени адапти­ровал исходный текст, позволяя себе упрощение подлинника, пересказы, изменения образов. Имена греческих богов пере­деланы на римский лад, гекзаметр оригинала заменен ста­ринным размером римской народной поэзии — сатурновым стихом, что привело к изменению ритмико-синтаксического

26

движения оригинала. Так было положено начало основному принципу, определявшему последующее развитие римского литературного перевода (в противоположность информаци­онно-коммуникативному): приспособлять оригинал к куль­турным потребностям своей эпохи для обогащения собствен­ного языка и литературы с помощью чужого материала.

Помимо перевода «Одиссеи» Ливий Андроник получил известность обработками для римской сцены греческих ко­медий и трагедий (тексты которых до нас не дошли). Зало­женную им традицию продолжил Гней Невий, впервые при­менивший прием контаминации, т.е. привнесения в латин­скую версию той или иной греческой комедии сцен и мотивов из других пьес. Предполагают, что этот прием широко ис­пользовали и другие ранние римские авторы, обращавшиеся к греческой драматургии — Тит Макций Плавт (умер около 184 г. до н.э.), Квинт Энний (239—169 гг. до н.э.), прославив­шийся главным образом своими версиями греческих траге­дий, Публий Теренций Афр (около 190—159 гг. до н.э.). Его распространение объясняют, с одной стороны, тем, что для римской публики требовались больший динамизм и движе­ние, чем имелось в греческих оригиналах, а с другой — что некоторые черты греческого быта были непонятны и чужды римлянам. Так, например, в Афинах допускался брак с еди­нокровной сестрой, происходившей от другой матери, тогда как в Риме он мог вызвать только негодование. Поэтому при создании латинской версии часто приходилось исключать це­лые эпизоды, для восполнения которых и обращались к кон­таминации. Впрочем, названный прием не всегда встречал одобрение. Комедиограф Цецилий Стаций (умер в 168 г. до н.э.), принадлежавший к школе Энния, выбирая для своих переделок пьесы греческого комедиографа Менандра, стре­мился не прибегать к контаминации, приближая собствен­ный вариант к греческому образцу. А Теренцию пришлось даже вступить в полемику с другим драматургом — Луцием Ланувином, настаивавшем на том, что оригиналы следует именно переводить (хотя не дословно), но не переделывать, потому что переделка только портит их. На упреки последне­го в использовании контаминации Теренций отвечал в проло­ге к одной из своих комедий:

27

…Зложелатели Пускают слухи, что перемешал поэт Комедий много греческих, творя у них Немногие латинские. Не спорит он:

Так делал; но себя не упрекает в том.

И впредь намерен делать то же самое,

Пример ему — отличные писатели:

Он думает, что и ему позволено По их примеру действовать.

(Перевод А. Артюшкова)

Вместе с тем сам Теренций заботился о том, чтобы кон­таминация не нарушала целостности сюжета и последова­тельности характеров, сохраняя, таким образом, стиль ори­гинала.

4. Развитие римского перевода в классическую эпоху

В I в. до н.э. в Риме происходит целый ряд важных собы­тий, связанных со сменой республиканской формы правле­ния монархической. Этот период получил название «золото­го века» римской литературы. Знание греческого языка, до­статочно широко распространенное уже столетие назад, становится практически повсеместным8. Переводы с грече­ского начинают рассматривается как важнейший компонент общеобразовательной подготовки. Как отмечал впослед­ствии один из виднейших представителей римской ритори­ки Марк Фабий Квинтилиан (около 30—96 гг. н.э), почти все римские ораторы считали перевод произведений своих гре­ческих собратий «наилучшим занятием». Причем интерес к переводу характеризовал не только интеллектуальную эли­ту, но и самые широкие круги образованных римлян, о чем свидетельствует множество факторов. Так, например, брат знаменитого Цицерона — Квинт, находясь в армии Цезаря, в свободное от походов время любил переводить трагедии Софокла, причем делал это очень быстро. Таким же увлече­нием отличался другой офицер Цезаря — Асиний Поллион,

28

игравший довольно видную роль в период гражданских войн в Риме, и т.д.

С другой стороны, широкое распространение греческого языка и практическое двуязычие римского общества в эпоху, о которой идет речь, приводило к тому, что большинство пред­ставителей последнего могло знакомиться с произведениями греческой литературы непосредственно по оригиналу. Поэто­му, принимаясь за передачу какого-нибудь греческого автора, переводчик предполагал знакомство с ним своего читателя и стремился не столько к точной (в нашем понимании) переда­че, сколько к творческой обработке оригинала, создавая по мотивам последнего собственную версию (упомянутый выше Квинтилиан считал, что литературный перевод должен пред­ставлять не просто парафразу оригинала, а своеобразное со­стязание с ним при сохранении содержания). Вероятно, ука­занным обстоятельством объясняется, что понятие «fidus interpres» — «верный переводчик» получало у большинства римских авторов негативную оценку как явление, стоящее за пределами литературы. Об этом, в частности, свидетельству­ют, с одной стороны, слова Цицерона, ставившего себе.в за­слугу, что он подошел к передаче греческого текста не как переводчик, а как оратор и поэтому не имел надобности пе­реводить слово в слово, а с другой — более позднее настав­ление одного из крупнейших римских поэтов Квинта Гора­ция Флакка (65—8 гг. до н.э.), призывавшего не подражать воспроизводящему оригинал слово в слово «верному пере­водчику». Тем не менее некоторые косвенные данные позво­ляют предположить, что и применительно к литературным текстам в Риме мог использоваться тип перевода, близкий к буквальному. Так, у Цицерона, наряду со свидетельством, со­гласно которому, римляне передавали греческие оригиналы не дословно, а воспроизводя только их смысл, можно встре­тить и утверждение о стремлении к дословной передаче по­следними греческих подлинников. Да и само обилие выска­зываний, направленных против буквального перевода, тоже в какой-то степени говорит о его распространении (хотя тек­сты, отражающие подобный метод, не сохранились).

Среди крупнейших деятелей римской литературы рас­сматриваемой эпохи, внесших значительный вклад в разви­

29

тие перевода, необходимо назвать имена поэта-лирика Катул­ла и прославленного оратора Цицерона.

Гай Валерий Катулл (умер около 54 г. до н.э.) вошел в ис­торию перевода прежде всего благодаря воссозданию на ла­тинском языке знаменитого стихотворения поэтессы Сапфо «Тот мне кажется равным богу» и элегии поэта александрий­ской эпохи Каллимаха «Волосы Береники». В первом случае чувства автора переносятся Катуллом на свои собственные переживания. В то время как первые три строфы следуют за подлинником, четвертая заменена самостоятельным четверо­стишием, в котором поэт размышляет о себе и своем образе жизни. Что же касается произведения Каллимаха9, то точ­ность его передачи признается исследователями совершенно необычной для римской худоржественной практики и едва ли не единственным доказательством существования в ней адекватного перевода, сохранявшего не только сюжет, но и ритмико-синтаксическое движение оригинала.

Величайший римский оратор, «бог красноречия» Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н.э.) занимался проблемами перевода в течение всей своей жизни, начиная с юношеских лет, когда, готовя себя к будущей деятельности, он стал, по собственным словам, перелагать с греческого речи лучших ораторов, и вплоть до зрелых годов, когда, после установле­ния диктатуры Цезаря, главным делом Цицерона стали со­ставление и перевод философских диалогов. По содержанию оставленное им переводческое наследие также весьма разно­образно: помимо двух речей афинских ораторов — Эсхина и Демосфена, Цицерону принадлежали латинские версии аст­рономической поэмы александрийского поэта Арата, «Домо­строя» (Oeconomicus) Ксенофонта, отдельных диалогов Пла­тона. Кроме того, в сочинениях Цицерона встречается мно­жество переведенных им цитат из греческих авторов10. С другой стороны, римский оратор оставил целый ряд рассуж­дений о принципах и приемах передачи иноязычного текста, которые сыграли большую роль в дальнейшем развитии тео­рии и практики перевода.

Среди важнейших задач последнего Цицерон прежде все­го выделял обогащение переводящего языка и его лексики. Вспоминая о своих юношеских занятиях, он отмечал: «Пере­

30

давая по латыни написанное по-гречески, я должен был не только брать самые лучшие из употребительных слов, но так­же по образцу подлинника чеканить кое-какие новые для нас слова, лишь бы они были к месту»11. В дальнейшем он провел большую работу по созданию эквивалентных греческим ла­тинских терминов. По свидетельству историка Плутарха, на­писавшего биографию Цицерона, именно последний впервые ввел названия для таких понятий, как «представление», «со­гласие», «восприятие» и т.д., используя, в частности, принци­пы метафорического переноса. Необходимость в подобного рода работе, по мнению Цицерона, вызывалась прежде всего тем, что многое римляне не могли поделиться с соотечествен­никами знаниями, усвоенными у греков, так как были лише­ны возможности передать полученные сведения на родном языке.

Не меньше внимания уделял Цицерон и другому приклад­ному аспекту художественного перевода — обогащению при­нимающей литературы и пополнению ее новыми жанрами. Так, обратившись к воссозданию по-латыни диалогов Плато­на, Цицерон заложил основы римской философской прозы. Причем, переводя, например, диалог «Тимей», он хотел ис­пользовать последний для создания собственного философ­ского труда. Наконец, занятия переводом были для Цицерона одним из самых эффективных способов выработать и отшли­фовать свой собственный стиль, т.е. имели ярко выраженную учебно-педагогическую направленность, сохранившуюся в римской культуре в дальнейшем.

В своих теоретических суждениях Цицерон, признавая возможность двоякой передачи оригинала — дословной и воспроизводящей не слова, а силу, явно отдавал предпочте­ние второму способу. Говоря о методе, которому он следовал при создании латинских версий речей Эсхина и Демосфена, Цицерон отмечает, что, сохранив их мысли и форму, он при­способил слова и обороты к собственному языку. «Я полагал, — подытоживает автор свои рассуждения, — что читателю сле­дует ожидать от меня не подсчета, а взвешивания слов. Как я надеюсь, в этих речах мною сохранены все их достоинства, т.е. мысли, обороты, порядок расположения, слова же я увя­зал между собой так, чтобы это не противоречило нашему

31

обычаю, — так что, если и не все они переведены с грече­ского, то отделаны таким же образом»12.

Вместе с тем выбор того или иного способа передачи греческого текста у Цицерона мог варьироваться. Так, на­пример, большинство выполненных в молодые годы учеб­ных переводов отличаются большей вольностью по отноше­нию к подлиннику, чем созданные впоследствии версии фи­лософских диалогов Платона. С другой стороны, живший несколькими веками позднее переводчик Библии на латин­ский язык Иероним, считавший Цицерона противником дословности, указывал тем не менее, что не дошедший до нас перевод произведения Ксенофонта был выполнен бук­вально, и отмечал в связи с этим присущие последнему недо­статки языка и стиля13.

Творческое наследие Цицерона сыграло важную роль в дальнейшем развитии европейского перевода и принадлежит к числу наиболее замечательных страниц античного наследия в интересующей нас области.

5. Римский перевод после классической эпохи

В первые века нашей эры воззрения на перевод не пре­терпели сколько-нибудь существенных изменений. Установ­ка преимущественно на вольное переложение подлинника явственно отражается в утверждении упомянутого выше Марка Фабия Квинтилиана, который в своем труде «О воспи­тании оратора» указывал, что перевод должен содержать не просто парафразу оригинала, а своеобразное состязание с ним при сохранении содержания. Об образовательной цен­ности занятий переводом говорил в одном из писем и другой видный деятель римской культуры императорской эпохи Гай Плиний Цецилий Секунд, известный как Плиний Младший (61 или 62 — около 114): «Полезно… — и это советуют многие, — переводить или с греческого на латинский или с латинского на греческий: благодаря упражнениям этого рода вырабаты­ваются точность и блеск в словоупотреблении, обилие фигур, сила изложения, а кроме того, вследствие подражания луч­шим образцам, и сходная изобретательность; вместе с тем то,

32

что ускользнуло от читателя, не может укрыться от перевод­чика. От этого приобретается тонкость понимания и правиль­ное суждение»14.

В области литературного перевода следует упомянуть прежде всего деятельность баснописца Федра, раба, а затем вольноотпущенника императора Августа. Разумеется, гово­рить о переводе здесь можно лишь с большой долей условно­сти. Созданные им пять сборников «Эзоповых басен» вклю­чали не только изложенные латинскими стихами сюжеты греческих басен, приписывавшихся легендарному Эзопу, но и самостоятельные произведения. Позднее, уже в V в., Авиа- ном была осуществлена стихотворная передача басен древне­греческого поэта Бабрия, жившего на рубеже I—II вв. н.э., с указанием, что латинская версия представляет собой поэти­ческую обработку того, что раньше уже было воспроизведе­но прозой.

Своеобразное стремление использовать иноязычный сю­жет с целью пропаганды римской экспансии на Востоке ха­рактеризует деятельность Валерия Флакка (умер около 90 г.). Обратившись к поэме «Аргонавтика» греческого поэта III в. до н.э. Аполлония Родосского (один раз уже переданной по- латински Варроном Атацинским)15, он самым существенным образом изменил характер главного героя, превратив робко­го и коварного Язона в храброго и надменного витязя, оли­цетворяющего собой тип настоящего римлянина в его луч­ших и худших чертах.

Достаточно разнообразна картина переводческой деятель­ности последних веков существования Римской империи. К ней обращался виднейший поэт IV в. Децим Магн Авсоний (около 310—395), оставивший несколько переводов грече­ских авторов, которые достаточно полно передают соответ­ствующие оригиналы. Из прозаических переводов можно упомянуть греческие романы III—IV вв. н.э.: «Деяния Алек­сандра», героем которого был Александр Македонский (в средние века это произведение пользовалось большой попу­лярностью и было переведено на многие языки), и «История Аполлония, царя Тирского». С другой стороны, получают распространение и различные переводческие мистификации. В этом случае произведению мог намеренно приписываться

3 Наука о переводе

33

переводной характер, как это имело место, например, в отно­сящемся к III—IV вв. сборнику басен «Ромул», который выда­вался в предисловии за перевод басен Эзопа, хотя опирался исключительно на латинские источники. Вместе с тем история передачи на латинский язык памятников, действительно свя­занных в той или иной степени с греческими оригиналами, могла дополняться подробностями явно вымышленного харак­тера. Именно так обстояло дело с двумя произведениями по­вествовательной литературы III—IV вв. н.э. — «Дневником Троянской войны» и «Историей падения Трои». О первой со­общалось, что она первоначально была написана на фини­кийском языке неким Диктисом — участником троянского похода, найдена в его могиле при императоре Нероне и пе­реведена по приказанию последнего на греческий, а затем неким Луцием Септимием — на латинский язык. Рукопись же второго произведения якобы обнаружил в Афинах извес­тный историк I в. до н.э. Корнелий Непот, который перевел ее на латинский язык, ничего не изменив.

В области перевода философской и научной прозы особое значение имела деятельность Аниция Манлия Торквата Севе­рина Боэция (около 480—524), жизнь и деятельность которо­го протекали уже после падения Западной Римской империи при дворе остготского короля Теодориха, по приказу которо­го он впоследствии был казнен.

Именно Боэций стал как бы соединительным звеном меж­ду античностью и средневековьем, переводя на латинский язык такие произведения греческих авторов, как логические труды Аристотеля «Об истолковании» («Герменевтика») и «Категории» с «Введением» Порфирия, первые четыре книги Евклида (хотя и без доказательств) и «Основания арифмети­ки» Никомаха (последняя версия представляла собой пере­сказ), снабдив их своими комментариями, оказавшими гро­мадное влияние на дальнейшее развитие философской мыс­ли в Западной Европе. Характерно, что, формулируя принци­пы, которыми он руководствовался в своей работе, Боэций счел необходимым прежде всего решительно отмежеваться от преобладавшей в римской античности традиции вольного обращения с подлинником: «Боюсь, что я приму на себя вину "верного переводчика" (в оригинале — fidus interpres, т.е. ал­

34

люзия на упомянутое выше высказывание Горация. — Л.Н., Г.Х.), ибо передал текст… слово в слово. Причина этому та, что в трудах, в которых ищут познания вещей, должна быть выражена не изящная красота речи, а не подвергшаяся иска­жениям истина»16.

Переводческая деятельность Боэция получила высокую оценку со стороны его младшего современника Магна Авре­лия Кассиодора Сенатора (490?—575?), которого как и Боэ­ция часто называют «последним римляном». «Какие бы на­уки и искусства ни создала силами своих мужей красноречи­вая Греция, — обращался он к последнему, — все их Рим принял от тебя одного. Все их ты сделал ясными посредством отменнных слов, прозрачными — посредством точной речи, так что они предпочли бы твое произведение своему, если бы имели возможность сравнить свой труд с твоим»17. Сам Кас- сиодор (занимавший, как и Боэций, высокие государствен­ные посты) был организатором и активным участником пере­вода на латинский язык сочинений Иосифа Флавия.

6. Общая характеристика римского перевода

Как показывает приведенный выше обзор, в Древнем Риме существовали самые различные типы перевода (инфор­мационно-коммуникативного и художественного), включая сравнительно точное воспроизведение подлинника, сочета­ние последнего с оригинальными мотивами, контаминацию, различные способы адаптации и переработки оригинала и т.д. По сути, в нем были представлены все виды перевода, из­вестные и в наши дни, хотя несомненно преобладало (по­скольку речь идет о художественном тексте)18 достаточно свободное отношение к оригиналу. Было также положено на­чало теоретическим рассуждениям о целях, задачах и мето­дах перевода и критической оценке его результатов, которые впоследствии оказали большое влияние на дальнейшее раз­витие европейской переводческой традиции.

з*

Г лава 3

МИРОВЫЕ РЕЛИГИИ И РАЗВИТИЕ ПЕРЕВОДА

1. Понятие мировой религии

К числу мировых религий принято относить буддизм, хри­стианство и мусульманство, вышедшие далеко за пределы сво­его первоначального распространения и объединяющие лю­дей, принадлежащих к различным народам и расам и говоря­щих на разных языках. Таким образом, для мировых религий характерно стремление к универсализму, что предопределяет важное значение, отводимое в них религиозной пропаганде, которая немыслима без перевода соответствующей сакраль­ной литературы. Часто само принятие новой религии приводи­ло к появлению у тех или иных народов письменности и лите­ратуры — сначала переводной, а затем и оригинальной.

Вместе с тем универсальный характер соответствующей мировой религии мог вызывать и тенденцию к использованию только одного языка, выполняющего сакральную функцию и противопоставляемого всем остальным в качестве единствен­ного средства, пригодного для религиозных нужд. Это, в свою очередь, приводило к ограничению сферы действия нацио­нальных языков, а иногда и к попыткам полного их вытесне­ния из литературы — причем не только духовной в собствен­ном смысле слова, но и светской. Так, например, исламская традиция вообще не допускала перевода священной книги му­сульман — Корана на другие языки, чем и объясняется отсут­ствие в данной главе посвященных ей разделов. Сложно и противоречиво обстояло дело с указанной проблемой в като­лических странах средневековой Европы и т.д.

2. Переводы буддийской литературы

Основателем буддизма считается религиозный деятель сиддхартха шакьямуни («отшельник-мудрец из племени ша-

36

кьев»), происходивший из знатного рода Гаутама и приняв­ший имя Будда («просветленный»). Точные даты его жизни неизвестны; предположительно они относятся к 563 (566)— 483 (486) гг. до н.э., хотя высказывались и другие предполо­жения.

Буддийская литература весьма богата и разнообразна по содержанию (канонические тексты, комментарии, религиоз- но-философские произведения и т.д.). Согласно традиции, сам Будда, желавший, чтобы его последователи излагали но­вое учение на своих родных языках, проповедовал на одном из среднеиндийских языков — магадхи. Однако памятники буддийской литературы дошли до нас на разных языках — сакскрите, тибетском, палие и др., что затрудняет вопрос о первоначальном составе буддийского канона.

Проникновение буддизма в Китай привело к появлению переводов буддийских текстов на китайский язык. Необходи­мо отметить, что до этого переводческая деятельность в Ки­тае фактически отсутствовала (поскольку речь идет о литера­турном переводе). Указанное обстоятельство в значительной степени объяснялось присущей древнекитайской культуре замкнутости и уверенности в своем превосходстве над всем иностранным, «варварским», подобно тому, как это имело место в Древней Греции. Естественно, что первыми перевод­чиками19 стали не китайцы, а прибывшие в Китай буддийские миссионеры — выходцы из Индии, Парфии, Центральной и Средней Азии. Поскольку перед переводчиками стояла не­обычайно сложная задача — не только преодолеть языковые трудности, но и донести до китайской аудитории философ­ские категории, представления и этические нормы буддизма, они часто работали целыми коллективами, обсуждая вариан­ты переводов и выбирая необходимую терминологию. Среди наиболее видных переводчиков были индийские монахи Ка- таяна Матанги и Дхармаратна, которым приписывается пе­ревод «Сутры из 42 глав», представлявший собой скорее из­ложение основных догм буддизма, парфянец Ань Шингао и другие. Первым собственно китайским переводчиком тради­ционно считается Янь Фодяо, который вместе с парфянцем Ань Сюанем, как считается, перевел знаменитую «Сутру о Виламокирти».

37

Сохранилось несколько рассказов о чудесных явлениях, связанных с переводческой деятельностью проповедников буддизма. Так, согласно преданию, монах Сангхдэва, прибыв­ший в Китай из Кашмира (402 г.) в качестве миссионера, не имел с собой никаких книг, однако сумел по памяти переве­сти на китайский язык одну из самых обширных буддийских сутр. Другой индиец — Кумараджива, прибывший в Китай по приглашению правителя страны в 402 г., прославился тем, что устно переводил по памяти буддийские тексты, которые пис­цы записывали под его диктовку. Поскольку многие более ранние китайские версии не отражали истинного содержа­ния санскритских оригиналов, Кумараджива создал с помо­щью выделенных ему помощников новый перевод одной из сутр. Приобретя широкую известность, Кумараджива тем не менее считал, что сохранить в переводе изящество и вырази­тельность необычайно трудно. Сохранилось предание, со­гласно которому Кумараджива поклялся, что если он не до­пустил при передаче никаких ошибок, то после смерти, когда его тело будет сожжено, язык останется невредимым, и это предсказание сбылось.

Появление на китайском языке буддийских произведений оказало большое влияние на китайскую литературу и способ­ствовало пробуждению интереса и к воссозданию индийских трактатов по медицине, астрономии и т.д.

Переводческая деятельность способствовала формирова­нию соответствующих школ и концепций. Осуществлялась и редакторская деятельность, в которой принимал участие поэт Се Линюнь, специально изучавший санскрит.

Помимо Китая, переводы буддийских текстов осуществля­лись в государствах Юго-Восточной, Центральной и Средней Азии, в Японии и т.д., оказав большое влияние на их дальней­шее культурное развитие.

3. Ветхозаветная литература

и ее переводы на греческий язык

Как известно, специфической особенностью христиан­ского учения является преемственная связь с древнееврей­

38

ской религией — иудаизмом, Священная Книга которого во­шла в христианскую Библию под именем Ветхого Завета. Жанровые и стилевые особенности входящих сюда произве­дений отличаются большим разнообразием, поскольку ветхо­заветный канон складывался на протяжении почти тысячи лет — приблизительно в XII—II вв. до н.э.

Вопрос о создании греческой версии библейского текста возник в III в. до н.э. среди александрийских евреев и, как от­мечалось выше, был связан с тем обстоятельством, что зна­ние древнееврейского языка среди последних к этому време­ни стало редкостью. Следует отметить, что соображения ре­лигиозной пропаганды в данном случае решающей роли, ве­роятно, не играли, поскольку в целом миссионерская направ­ленность для иудаизма нехарактерна. Вместе с тем легенда, возникшая вокруг этого перевода, ясно свидетельствует о стремлении придать созданию греческого текста Библии ха­рактер, выходящий за пределы чисто внутрииудейских дел, приписав инициативу его появления самому царю эллинисти­ческого Египта Птолемею II Филадельфу, правившему стра­ной в 285—246 гг. до н.э., который якобы, узнав о существо­вании мудрой книги, содержащей иудейские законы, обра­тился к иудейскому первосвященнику Элеазару с письмом, где говорилось: «Желая сделать приятное всем живущим на земле иудеям, я решил приступить к переводу вашего закона и, переведя его с еврейского языка на греческий, поместить эту книгу в своей библиотеке.

Поэтому ты поступишь хорошо, если выберешь по шести престарелых мужей из каждого колена, которые вследствие продолжительности занятий своих законами многоопытны в них и смогли бы в точности перевести его. Я полагаю стя­жать себе этим делом величайшую славу»20.

Далее легенда повествует, что из каждого из 12 «колен Израилевых» было отобрано по шесть ученых переводчиков, прибывших в Египет. Размещенные на острове Фаросе, они были лишены возможности общаться друг с другом, но когда после окончания работы рукописи сличили, оказалось, что все переводы совпали слово в слово. Созданная версия по­зднее стала именоваться Септуагинтой (лат. septuaginta — «семьдесят»), или переводом Семидесяти Толковников (циф-

39

pa 72 подверглась округлению). Считается, что она включала первую часть Священного Писания — Пятикнижие Моисее­во, а вся работа по переводу иудейской Библии была завер­шена к концу II в. до н.э.

Исследователи Септуагинты отмечали, что уровень и стиль передачи отдельных частей оригинала весьма различ­ны — от буквального воспроизведения до парафразы. На­блюдаются в ней и определенные отклонения от подлинни­ка, вызванные несходством языковых систем и культурной традиции.

После возникновения христианства Септуагинта вошла в состав греческой Библии в качестве Ветхого Завета, причем считалась столь же боговдохновенной, как и еврейский ори­гинал. Однако в иудейских кругах к первым векам нашей эры стало распространяться убеждение в том, что эта версия слишком отступает от подлинника. По-видимому, помимо действительно наличествовавшего в Септуагинте некоторого налета античного мировоззрения21, сыграло роль и желание иметь собственный греческий текст, отличающийся от хрис­тианского. Результатом стало появление во II в. н.э. перевода Аквилы, за которым закрепилась репутация крайне буквали- стического, и относящегося к рубежу II—III вв. перевода Симмаха, который, как считается, характеризовался большей свободой по отношению к оригиналу и ориентировался на нормы переводящего (греческого) языка при сохранении в целом смысла подлинника. Известна также версия Феодоти- она, вероятно, также созданная во II в. и скорее представляв­шая обработку Септуагинты. Впрочем, судить о качестве упо- мятутых переводов можно лишь по весьма незначительным фрагментам и отзывам древних авторов, поскольку в полном виде они до нас не дошли. Как представляется, причина их утраты состояла в том, что христианской версией всегда ос­тавалась Септуагинта, а греческий язык перестал в дальней­шем использоваться иудеями, уступив место в синагоге древ­нееврейскому языку22.

В III в. н.э. один из отцов церкви — Ориген Александрий­ский (185?—254?) сличил имевшиеся в его распоряжении греческие версии с еврейским оригиналом и расположил их в виде вертикальных столбцов — подлинный текст, его

40

транскрипция греческими буквами и существующие перево­ды23. Позднее, в IV в., появились и другие редакции — Лукиа­на в Антиохии и епископа Гензихия (Исихия) в Александрии, получившие распространение в разных частях христианско­го мира.

4. Создание латинской Библии

С распространением христианства на территории Рим­ской империи встал вопрос о создании ее латинской версии. Причем, если в случае с греческим переводом речь шла толь­ко о воссоздании ветхозаветного канона (поскольку оригина­лы книг Нового Завета были написаны по-гречески, хотя уже в древности высказывались предположения о первоначаль­ной арамейской редакции некоторых из них), переводить здесь предстояло обе части Библии.

Первый вариант латиноязычного Священного Писания, как предполагают, был создан во II в. христианами Север­ной Африки и в дальнейшем стал известным под именем Италы. Однако, несмотря на признание со стороны таких крупных христианских мыслителей, как Тертуллиан, Кип- риан и Августин, текст названной версии довольно сильно расходился в ряде моментов с оригиналом, а кроме того, в различных ее рукописях содержались существенные раз­ночтения — обстоятельство, не только крайне нежелатель­ное, но и прямо опасное для единства веры. Особенно сильно необходимость создания канонической Библии на латинском языке стала ощущаться в IV в., когда христиан­ство утвердилось в Римской империи в качестве государ­ственной религии.

По решению тогдашнего главы католической церкви — папы Дамасия выполнение указанной задачи было поручено Евсевию Софронию Иерониму (340?—420?)24, которому, по собственным словам, предстояло пересмотреть труды своих предшественников и исправить то, что было «плохо переве­дено дурными переводчиками, еще хуже исправлено самона­деянными невеждами и добавлено либо изменено дремавши­ми переписчиками»25.

41

При этом подход Иеронима к передаче книг Ветхого и Но­вого Заветов существенно различался. Если, работая над вер­сией Нового Завета, он видел свою задачу прежде всего в сличении существовавших вариантов, отборе тех, которые соответствовали греческому подлиннику, и исправлении яв­ных расхождений с ним, то большинство произведений, вхо­дящих в состав Ветхого Завета, Иероним перевел заново с древнееврейского языка на латынь.

Работа предшественников не удовлетворяла создателя но­вого варианта прежде всего потому, что они видели зачастую только поверхность текста, а не его глубину. Поэтому книги Священного Писания предстают в переводах гораздо более тяжеловесными и гораздо менее изящными, нежели в ориги­нале, представляющем собой образец высокой поэзии. В свя­зи с отмеченным моментом Иероним указывает на стоящую перед переводчиком дилемму: ведь дословный перевод при­водит к абсурду, а вынужденное необходимостью отступле­ние от него представляется нарушением обязанностей пере­водчика.

Для ответа на вопрос, какому пути все-таки отдавал пред­почтение сам Иероним, исследователи обращаются обычно к написанному им «Письму к Паммахию о лучшем способе пе­ревода», где, характеризуя свою переводческую деятельность (а помимо Библии перу Иеронима принадлежали латинские версии исторического труда церковного историка Евсевия, сочинений Оригена, богословского труда Дидима), автор под­черкивал, что, следуя заветам античных классиков (Цицеро­на, Горация, Теренция, Плавта, Цецилия), он всегда переда­вал не слово словом, а мысль мыслью — всегда, за исключе­нием Священного Писания, «где и самый порядок слов есть тайна». Иными словами, с точки зрения Иеронима, столь вы­соко ценимые им принципы древнеримской переводческой традиции не подходят для воссоздания Слова Божия (напом­ним, что сакральные тексты вообще не входили в сферу дея­тельности римских переводчиков). Поэтому Иероним подвер­гает критике не только пресловутого Аквилу, чей буква\изм означал фактическое уничтожение подлинника, но и тех, в ком он видел союзников по борьбе с прямолинейной дослов­ностью — опиравшегося главным образом на смысл Симма-

42

ха, «одержимого риторическим духом» Цицерона и даже Септуагинту, где многие места, в которых, согласно христи­анскому толкованию, речь идет о Святой Троице, либо пере­даны по-иному, либо вообще обойдены молчанием. В связи в этим Иероним настаивает на праве давать при переводе вет­хозаветного канона иную интерпретацию (несмотря на при­знание перевода Семидесяти Толковников христианской церковью), мотивируя свой подход следующим образом: со­здатели греческого текста переводили еще до появления Хри­ста и часто не могли понять подлинный смысл пророчеств; мы же сейчас, зная, о чем идет речь, имеем дело не столько с пророчествами, сколько с историей; и так как лучше понима­ем смысл текста, способны и перевести его лучше предше­ственников. Вот почему создатель латинской Библии часто считает необходимым не следовать старым переводам, а опи­раться на оригинальные источники, благодаря которым в пе­реводе обретут подлинное звучание и слова, и значения, и неразрывно связывающее их в оригинале единство.

Однако Иероним хорошо понимал, что, несмотря на все приведенные им доводы, вряд ли ему удастся избежать напа­док противников. «Кто из ученых или неучей, — писал он папе Дамасию, — взяв в руки этот труд и обнаружив в нем уже с первых страниц расхождения с привычным текстом, не обрушится на меня с обвинениями в обмане и святотат­стве за то, что я посмел что-то добавить, изменить или испра­вить в старых книгах»26.

Действительно, отклонения от столь почитаемого в хрис­тианских кругах текста Септуагинты вызвали со стороны не­которых критиков обвинения в ереси. Однако, уже начиная с VII в., версия Иеронима, получившая наименование «Вуль­гата» («Общераспространенная»), была принята католичес­кой церковью и вошла в повсеместное употребление, а еще девятьсот лет спустя Тридентский собор 1546 г. объявил ее боговдохновенной и равной оригиналу.

Проблемы перевода библейского текста касался в своем теологическом трактате «О христианской науке» и один из крупнейших мыслителей позднеантичной эпохи Аврелий Ав­густин (354—430), отмечавший необходимость глубокого зна­ния языков, на которых были написаны оригиналы Ветхого

43

и Нового Заветов, а также умения прояснять «темные» (т.е. затруднительные для понимания) места подлинника «светлы­ми». Августин останавливался и на таких вопросах, как нали­чие у слов разных значений, затрудняющих правильное по­нимание, архаичная лексика, идиомы, реалии (названия тех или иных конкретных вещей, животных, растений, предме­тов быта и т.п.). Важное значение отводит автор принципу сопоставления разных версий, причем указывает на пользу, приносимую буквальными переводами, поскольку последние при всей своей корявости более точны при передаче ориги­нала. Однако в отличие от Иеронима сам Августин перевод­ческой деятельностью не занимался, а его теоретические раз­мышления относились скорее к экзегетике (толкованию) библейских текстов, нежели к переводу в собственном смыс­ле слова.

5. Переводы Библии на другие европейские языки и борьба с ними

Почти одновременно с латинским осуществлялся и пере­вод Библии на готский язык, автором которого был епископ Ульф ила, называемый также Вульфилой (317?—381). В роли исходного текста выступала одна из версий Септуагинты. Со­хранилось и письмо Иеронима двум готским клирикам, в ко­тором создатель Вульгаты объяснил принципы перевода свя­щенных книг. Здесь также велись дискуссии и споры по этим проблемам, о чем свидетельствует один из средневековых па­мятников, где речь идет о технике перевода Писания на гре­ческий, латинский и готский языки. Предисловие к нему по­лемически заострено против тех, кто позволял себе слишком свободно обходиться с библейским текстом.

Дальнейшая история библейских переводов на языки за­падноевропейских народов отличалась еще большим драма­тизмом, а порой принимала трагические формы. С одной сто­роны, появлялись новые версии Священного Писания, преж­де всего — новозаветной литературы (о некоторых из них будет сказано в следующем разделе). С другой стороны, ка­толическая церковь, желая сохранить монополию на толкова­

44

ние библейского текста и опасаясь возникновения еретиче­ских воззрений, начинает выступать против того, чтобы Сло­во Божие зазвучало бы на «вульгарных наречиях», т.е. живых языках народов, входивших в орбиту ее влияния. Идеологи­ческим обоснованием подобного запрета должна была стать так называемая теория «триязычия», развитая в VII в. епис­копом Исидором. Севильским. Согласно ей, священными мо­гут быть признаны три языка: еврейский, греческий и латин­ский, поскольку именно на них, по приказу Понтия Пилата, сделана надпись на кресте Иисуса Христа. Хотя утвердился такой взгляд не сразу (в частности, к нему отрицательно от­носился император Карл Великий), однако он был закреплен папскими эдиктами (в XI в. — Григорием VII, в XIII в. — Ино- кентием III). Более того, решением одного из церковных си­нодов, состоявшегося в XIII столетии, всякий, кто, имея у себя перевод Библии, не представит его епископу для сожже­ния, объявлялся еретиком со всеми вытекающими отсюда по­следствиями. «Воду следует брать из источника, а не из боло­та», — заявил в XII в. английский церковный деятель Уолтер Men, когда ему был представлен перевод нескольких книг Священного Писания27. Его коллега, доминиканец Томас Пал­мер утверждал, что Слово Божие на английском языке звуча­ло бы как хрюканье свиней или рычание львов. В Германии архиепископ Бертольд Майнцский особым эдиктом запретил в 1485 г. перевод не только церковных, но и светских произ­ведений на немецкий язык, мотивируя это неспособностью последнего достаточно ясно передать содержание латинских оригиналов. А уже в XVI столетии представитель римской курии кардинал Гозий резюмировал позицию католической церкви в следующих словах: «Дозволить народу читать Биб­лию значит давать святыню псам и метать бисер перед сви­ньями»28.

Подобная установка неизбежно должна была превратить вопрос о переводе Библии в одну из важнейших религиозно­политических проблем, далеко выходящих за узкофилологи­ческие рамки. Именно она во многом создала предпосылки того кризиса, разрешением которого стало потрясшее Запад­ную Европу в XVI в. движение Реформации.

Г лава 4

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ПЕРЕВОД И ЕГО ОСОБЕННОСТИ

1. Содержание термина «средние века»

Понятие «средние века» возникло в эпоху Возрождения для обозначения промежутка времени, отделявшего послед­нюю от столь высоко почитавшейся ее представителями ан­тичности. Традиционно началом указанного периода считали нападение Западной Римской империи (V в.), а концом — ги­бель Византийской империи и открытие Америки Христофо­ром Колумбом (XV в.). Однако многие историки относили последний рубеж Средневековья к середине XVII в., связы­вая его с распадом феодальных отношений (такая точка зре­ния преобладала в советской науке). Впрочем, необходимо учитывать, что даже в рамках западноевропейского мира ус­тановление жестких хронологических рамок не всегда воз­можно, так как для той или иной страны они могут разли­чаться (например, XIV в. для Италии — это раннее Возрож­дение, тогда как историками английской литературы даже XV столетие рассматривается обычно в рамках литературы средневековой).

2. Языковая ситуация в средневековой Европе

Как уже отмечалось, теоретически для Средневековья было характерно выдвижение на передний план трех «свя­щенных» языков (древнееврейского, древнегреческого и ла­тинского), противопоставляемых «вульгарным», т.е. живым новоевропейским языкам. Реальная жизнь, однако, внесла в указанную схему существенные коррективы. Древнееврей­ский язык изначально был чужд подавляющему большинству

46

христианского мира, и его знание в рассматриваемый пери­од (как, впрочем, и позднее) всегда являлось уделом немно­гих. Число владеющих греческим языком в странах Западной Европы также оставалось на протяжении средних веков (в от­личие от античной эпохи) незначительным, чему в немалой степени способствовала отчужденность между католической и православной церквами, завершившаяся в 1054 г. откры­тым разрывом. Отражением подобного положения вещей стала известная поговорка: «Graecum est, non legitur» («Это по-гречески не читается»). Таким образом, безусловное пер­венство в иерархии языков безраздельно принадлежало ла­тыни. Само понятие грамотности означало прежде всего зна­ние этой последней, а социально значимым признавалось де­ление людей на litterati (образованных, т.е. владеющих латы­нью) и idiotae — неграмотных, знающих лишь «грубый» род­ной язык. Причем интернациональный статус латыни влек за собой одну существенно важную особенность: в тех случаях, когда она выступала в качестве переводящего языка (особен­но если речь идет о религиозно-богословской и философской литературе), относить перевод к той или иной национальной традиции можно лишь чисто условно, имея в виду разве что национальность переводчика или его географическое место­пребывание.

Вместе с тем, наряду с латынью, в тот или иной период достаточно важную роль могли играть и другие языки. Ха­рактерен в этом отношении пример старофранцузского, ко­торый получил весьма широкое международное распростра­нение не только в Англии (где после норманнского завоева­ния и вплоть до конца XIV в. он занимал господствующие по­зиции), но и в других странах. На нем писали Марко Поло и Рустичелло, создавая известную книгу о странствованиях ве­нецианского купца; его использовал флорентийский юрист и дипломат Брунетто Латини при написании энциклопедиче­ского труда «Книга сокровищ», считая, что этот язык — «наи­более приятный и наиболее распространенный среди лю­дей»29. Естественно, что старофранцузский часто выступал и в роли исходного при переводе «художественной литерату­ры» — произведений, где речь шла о воинских подвигах, сра­жениях, любовных приключениях и т.п.

47

3. Переводы

религиозно-философской литературы

Утверждение христианства в качестве государственной религии всех стран в Европе потребовало создания латин­ских версий тех трудов, написанных главным образом по- гречески, которые могли бы стать для католической церкви надежным идёологическим фундаментом. С одной стороны, такую роль призваны были сыграть произведения собствен­но христианских мыслителей, с другой — соответствующим образом отобранные и обработанные памятники, оставлен­ные мыслителями античной эпохи. После Боэция, о котором шла речь в предыдущем разделе, крупнейшим деятелем в этой области стал ирландец по происхождению Иоанн Скотт Эриугена, живший в IX в. (ок. 810—877).

В связи с личностью Эриугены представляется целесооб­разным сказать несколько слов о том вкладе, который внесли в культуру раннего Средневековья уроженцы «острова свя­тых», как называли Ирландию. Несмотря на достаточно не­благоприятные исторические условия (внутренние междо­усобицы, нашествия норманнов и т.д.), здесь продолжали со­храняться многие традиции, почти позабытые в VII—VIII вв. в континентальной Европе. В монастырских скрипториях осуществлялась интенсивная переписка сакральной, а отчас­ти и светской литературы и, кроме того, сохранялось знаком­ство с греческим языком, позволявшее заниматься перевода­ми на латынь. Многие ученые монахи из Ирландии отправля­лись в различные страны европейского континента, в частно­сти, ко двору Карла Великого, где их роль была весьма замет­ной. Сам Эриугена подвизался при дворе внука последнего, Карла Лысого, который приблизил его к себе и часто беседо­вал с ним.

Среди переводов Эриугены (сочинения философа-нео- платоника начала VI в. Присциана и труд одного из «отцов церкви», жившего в IV в., — Григория Нисского) особенно выделяются латинская версия «Ареопагитик», первоначаль­но приписывавшихся знатному афиняну Дионисию Ареопа- гиту, обращенному в христианство апостолом Павлом30, а

48

также комментарии к ним Максима Исповедника, жившего в конце VI — первой половине VII в.

И по содержанию, и по форме «Ареопагитики», в кото­рых речь идет о сложнейших религиозно-философских про­блемах, необычайно трудны для понимания и тем более вос­создания на другом языке. Попытку осуществить подобное предпринял в 30-х годах IX в. аббат монастыря Сен-Дени под Парижем, но его перевод оказался весьма неудачным и не получил распространения. Сам Эриугена также хорошо понимал стоявшие перед ним трудности, отмечая, что гре­ческий язык лучше подходит для богословских и философ­ских сочинений, поскольку обладает более совершенной и точной терминологией, нежели латинский, на котором соот­ветствующие понятия не всегда могут быть переданы с до­статочной точностью. Подчеркивая свое стремление про­никнуть в суть оригинала и усвоить содержащуюся в нем мудрость, Эриугена отводит возможные упреки по поводу труднодоступности и неясности перевода, обусловленные слишком буквальным следованием подлиннику, почти дос­ловно повторяя аналогичное замечание Боэция31: «Если кто- то сочтет перевод темным и менее понятным, пусть примет во внимание, что я переводчик этого труда, а не истолкова­тель. По этой причине очень боюсь, что приму на себя вину "верного переводчика"»32.

Опасения Эриугены, как показали дальнейшие события, были не напрасны. Уже в IX в. относительно сделанного им перевода высказал критические замечания хранитель Вати­канской библиотеки Анастасий Библиотекарь — один из не­многих западных авторов этой эпохи, который владел гречес­ким языком и был знаком с греческой традицией. Отдавая должное труду своего предшественника — уроженца далекой страны «на краю света», который сумел понять столь труд­ные творения и воссоздать их на другом языке, — Анастасий тем не менее считал работу ирландца неудовлетворительной. И причиной тому являлся, по его мнению, излишний буква­лизм, результатом которого стала утрата присущей оригина­лам глубины и высоты. Впрочем, сам Анастасий хорошо по­нимал причину, побудившую Эриугену избрать подобный метод, — страх отступить от собственного значения слов,

4 Наука о переводе

49

поскольку это могло привести к искажению смысла. Но хотя ватиканский книжник и предпринял попытку дополнить и откорректировать перевод Эриугены по новым спискам со­чинений Псевдо-Дионисия, позднейшие исследователи не преминули отметить, что его собственная практика не всегда соответствовала провозглашаемым им принципам, ибо латин­ские версии Анастасия изобилуют, с одной стороны, буква­лизмами и кальками с греческого, а с другой — вольными пе­реложениями, где целые фразы исходного текста оказывают­ся пропущенными33.

Однако у перевода Эриугены были и гораздо более влия­тельные недруги. Прежде всего следует назвать тогдашнего папу Николая I, весьма недовольного тем, что перевод был выполнен без его санкции. Поскольку значительное количе­ство греческих философских терминов остались у ирландца непереведенными, он был вынужден представить изъяснение трудных выражений в духе христианской символики. Одна­ко воззрения самого Эриугены оказались неприемлемыми, и его труды неоднократно (в XI и XIII вв.) были осуждены рим­ской курией как еретические.

4. Арабская переводческая традиция и ее влияние на средневековую Европу

К середине XIII в. ранее враждебное отношение католи­ческой церкви к философскому наследию Аристотеля (дохо­дившее до запрета на изучение его произведений) сменилось стремлением переосмыслить последнее и приспособить его к христианскому вероучению. Важнейшую роль в решении указанной задачи призвано было сыграть ознакомление за­падноевропейских ученых с трудами великого античного фи­лософа (ведь в предшествующий период Аристотеля знали по переводу Боэция лишь как логика, да и то не полностью). И первостепенное значение имели здесь контакты с арабоязыч­ной мусульманской традицией.

Посредническую функцию этой последней трудно пере­оценить. В то время как на «латинском» Западе греческий

50

язык оказывался все более и более забытым, в Арабском ха­лифате, возникшем в результате обширных завоеваний и включавшем в себя множество стран и народов, напротив, культивировались наука и философия античной Греции. Это, в свою очередь, вызвало обильный поток переводов, не осла­бевавший в течение IX и большей части X в. Причем в IX в. при халифе аль-Мамуне в столице халифата Багдаде был ос­нован специальный «Дом мудрости», где трудились многие замечательные переводчики и ученые и находилась своего рода публичная библиотека. Таким образом, переводческое дело в арабо-мусульманском мире было поставлено на госу­дарственную основу. Следует отметить, что сфера интересов арабских переводчиков была весьма обширной. Помимо ра­бот чисто утилитарно-прикладного характера, они занима­лись и переводом теоретических трудов по физике, религии и т.д. Появились арабские версии Библии, Евангелия, книг по маздаизму. С санскрита и персидского языков было переве­дено несколько сочинений по астрономии, арифметике и по­литике, с греческого — важнейшие исследования по геомет­рии, медицине и астрономии, среди которых работы Галена, Гиппократа, Эвклида, Архимеда, Птолемея и других авторов. Но наибольшим вниманием и влиянием пользовались фило­софские труды Аристотеля. Его именовали «Первым учите­лем» и не раз воссоздавали на арабском языке почти все его произведения по физике, метафизике, этике, теологии и ло­гике. Для прояснения же темных и неясных мест в сочине­ниях великого грека переводились и позднеантичные ком­ментарии к ним. Известно было в арабском мире и философ­ское наследие Платона и неоплатоников. Об огромном инте­ресе к древнегреческой философии свидетельствовало появ­ление в XII в. своеобразной (и едва ли не единственной в средние века) истории философии Шахрастани — книги «Религиозные секты и философские школы», излагавшей учения античных мыслителей.

При всей враждебности, существовавшей между католи­ческим Западом и мусульманским Востоком, взаимоотноше­ния между ними отнюдь не ограничивались военными столк­новениями. Уже с X в. можно говорить о наличии опреде­ленных культурных контактов. Здесь в первую очередь сле­

51

4*

дует назвать монаха Герберта (ум. в 1003 г.) из аббатства Ориньяк (Овернь, Франция), ставшего впоследствии папой под именем Сильвестра II. Проведя несколько лет в Испа­нии, еще в начале VIII в. завоеванной арабами, Герберт стал едва ли не первым западноевропейским ученым, по­знакомившимся с арабоязычной наукой и отразившим ее достижения в собственных трудах. Ученик Герберта, выхо­дец из Италии Фульберт (ум. в 1028 г.), также усвоил через арабское посредство различные отрасли античного знания и привил этот дух основанной им недалеко от Парижа ре­лигиозно-философской Шартрской школе, просущество­вавшей до второй половины XII в. На деятельность этой школы оказали большое воздействие выполненные во вто­рой половине XI в. переводы арабских и греческих меди­цинских сочинений, создателем которых был обосновав­шийся в итальянском монастыре Монте Кассин ученый врач Константин Африканец, происходивший из Карфаге­на. Большое значение имела и переводческая деятельность ученого и путешественника Аделярда из Баты, корорый ро­дился в первой половине XII в. в Англии, учился во Фран­ции, а затем побывал в Италии, Испании, Северной Афри­ке и Малой Азии. Названный автор перевел с арабского знаменитые «Начала» Эвклида и некоторые труды арабоя­зычных математиков.

Вообще в XII—XIII вв. контакты средневековой Европы с арабо-мусульманской культурой приобрели такой широкий размах, что этот период часто именуют «великой эпохой пе­реводов». Особо следует отметить Испанию, по которой про­шла граница между христианским и мусульманским миром. К 1130 г. вокруг просвещенного епископа отвоеванного у мавров города Толедо Раймунда (ум. в 1151 г.) сложилась пе­реводческая школа с арабского языка, обладавшая официаль­ным статусом. Виднейшими ее представителями были Доми­ник Гундисалви, обращенный в христианство арабоязычный мудрец Ибн Дауд и Иоанн Севильский. Переводились в основ­ном философские произведения, а также труды по астроно­мии, медицине и другим наукам. Заслуживает упоминания и деятельность итальянца по происхождению Герарда Кремон­ского (ум. в 1187 г.), которому приписывалось более ста пере­

52

водов. Работали переводчики с арабского и в других испанс­ких городах.

В XIII в. к Толедской школе присоединяется еще один центр — в Палермо (Сицилия), при дворе императора Фрид­риха II Гогенштауфен и его сына Манфреда. В Толедо, а за­тем в Палермо активно переводил с арабского языка на ла­тынь философ, астролог и алхимик Михаил (Майкл) Скотт (1180—1235). Причем переводились как сочинения арабских и еврейских авторов — Аверроэса (Ибн-Рушда), Авиценны (Ибн-Сины), Ибн-Гебироля, Моисея Маймонида, так и арабо­язычные версии (и комментарии к ним) античных авторов — Платона, Плотина, Прокла и многих других. Но особую роль сыграли переводы Аристотеля, который превратился в глав­ный авторитет средневековой схоластики.

Между тем арабская переводческая традиция (по кото­рой в основном и знали Аристотеля) имела свою специфи­ку, весьма существенно повлиявшую на понимание творе­ний великого древнегреческого мыслителя. Прежде всего, само учение Аристотеля воспринималось сквозь призму позд­нейших его комментаторов, а труды последних приписыва­лись непосредственно Первому учителю. Кроме того, мно­гие переводы выполнялись не с греческого, а с сирийского языка, лучше известного на Ближнем Востоке (а интенсив­ная переводческая деятельность сирийцев уже в первых ве­ках нашей эры принесла им славу «народа переводчиков»). Таким образом, возникала весьма опасная для адекватного понимания текста ситуация, когда, ссылаясь на Аристотеля, тот или иной западноевропейский схоласт на самом деле имел в виду латинский перевод арабского перевода сирийс­кого перевода греческого оригинала со всеми вытекающими отсюда последствиями.

5. Переводы с греческих оригиналов

Неудовлетворительность сложившейся ситуации, когда идеи наиболее почитаемого и авторитетного для средневеко­вых мыслителей автора (не говоря уже об остальных антич­ных писателях) черпались из вторых и даже третьих рук, по­

53

ставила на повестку дня вопрос о непосредственном обраще­нии к греческим первоисточникам. Хотя попытки такого рода предпринимались и раньше (достаточно назвать упомя­нутых выше Майкла Скотта и Герарда Кремонского), особое место здесь отводят канцлеру Оксфордского университета, впоследствии ставшему епископом Линкольна Роберту Грос­сетесте (1175—1253). Зная еврейский, арабский и греческий языки, он одним из первых стал переводить естественно-на- учные произведения Аристотеля непосредственно с гречес­кого языка, снабжая их собственными комментариями. Еще более важную роль сыграла деятельность Вильема из Мербе- ке (1215—1286). Будучи католическим епископом в Коринфе, Вильем изучил греческий язык и собрал большое количество рукописей Аристотеля. Стремившаяся поставить творения древнегреческого мыслителя на службу католической докт­рине и очистить его от арабских напластований римская ку­рия (особенно папа Урбан V) поручила ему перевести их на латынь с оригинала в тесном сотрудничестве с крупнейшим представителем западноевропейской схоластики — Фомой Аквинским (1225 или 1226—1274), посмертно удостоенным ти­тула «ангельского доктора». Вильем в процессе перевода ос­новных аристотелевских произведений и их комментирова­ния отрабатывал латинскую терминологию аристотелизма, существенно облегчив своему соратнику создание его теоло- го-философской системы.

Говоря о теоретическом обобщении переводов на латынь научно-философской литературы в рассматриваемый период, следует прежде всего упомянуть имя одного из наиболее вы­дающихся средневековых мыслителей, уроженца Англии Роджера Бэкона (ок. 1214 — после 1292), прозванного «удиви­тельным доктором». Предостерегая от ошибок, возникающих при чтении книг в плохих переводах, и жестоко порицая тех, кого он называл mendici translatores («перевирающими пере­водчиками»), которые не знают ни науки, ни языков, вслед­ствие чего многие творения Аристотеля искажены ими прак­тически до неузнаваемости, Роджер Бэкон вместе с тем оста­навливается и на обьективных трудностях, возникающих в процессе перевода. Среди них он называет особенности, специфические для каждого языка (и даже для диалектов од­

54

ного языка), отсутствие соответствующей терминологии в переводящем (латинском) языке, вследствие чего возникает необходимость прибегать к малопонятным и неизбежно ис­каженным заимствованиям, и другие подобные факторы. «Следовательно, — резюмирует философ, — замечательная работа, созданная на одном языке, не может быть передана на другой с сохранением своего особого качества, которым она обладала в первом. Пусть тот, кто прекрасно знает ка- кую-либо науку, как, например, логику или какой-нибудь другой предмет, постарается передать его на своем родном языке, и он увидит, что ему не хватает не только мыслей, но и слов, так что никто не сможет понять переведенную подоб­ным образом книгу, как это подобает ее значимости»34. Под­черкивая необходимость для переводчика знать языки и раз­бираться в предмете, о котором идет речь, Роджер Бэкон не считает вполне удовлетворительной деятельность даже таких авторитетов, как отделенный от него многовековым проме­жутком Боэций, знавший языки, но не обладавший должны­ми познаниями предмета, и упомянутый выше Роберт Грос­сетесте (бывший вероятным учителем самого Бэкона), кото­рый, несомненно, разбирался в предмете, но чья языковая подготовка оставляла, как подразумевалось философом, же­лать лучшего.

Несмотря на отмеченные сложности, интенсивная дея­тельность средневековых переводчиков принесла свои пло­ды. К концу XIII в. западноевропейские схоласты знали ан­тичное научно-философское наследие уже лучше, чем араб­ские ученые предшествующих столетий. Этому способство­вали и контакты с Византией, особенно оживившиеся во времена крестовых походов. Далеко не всегда мирные (дос­таточно вспомнить взятие византийской столицы крестонос­цами в 1204 г.), они тем не менее активизировали культурный обмен. Константинополь стал важнейшим центром, снабжав­шим Европу рукописями, а позднее — и представителями греческой учености, сыгравшими огромную роль в подготов­ке Возрождения.

Как уже отмечалось, рассмотренная традиция перевода научно-философской литературы имела в значительной сте­пени интернациональный характер. Однако в средние века,

55

несмотря на целый ряд препятствий, создавались и нацио­нальные переводческие традиции, где в роли переводящих (а в некоторых случаях и исходных) языков выступали форми­ровавшиеся в тот период новоевропейские литературные языки. Им и будут посвящены последние параграфы данного раздела.

6. Начало английского перевода.

Альфред Великий

До V в. н.э. население Британии было кельтским. Несмот­ря на пятивековую римскую оккупацию (длившуюся с I по V в. н.э.), романизации Британских островов в сколько-нибудь значительной степени не произошло. С V в. начинается миг­рация в Британию германских племен (англов, саксов и ютов), в значительной степени потеснивших кельтов. Хотя первое проникновение христианства на эту территорию от­носят ко II в., подлинная христианизация страны датируется концом VI в., когда папа Григорий I отправил в Британию миссию из сорока монахов во главе со знаменитым Августи­ном, ставшим первым архиепископом Кентерберийским и основавшим первый монастырь.

Говоря о начале переводческой (и литературной) дея­тельности в Англии, упоминают обычно имя монаха Кэдмо­на (VII в.), перелагавшего в стихотворной форме на древне­английском языке некоторые сюжеты Священного Писания. Несколько позже крупнейший автор той эпохи Беда Досто­почтенный (672(673)—735), написавший на латинском языке «Церковную историю народа англов» и несколько экзегети­ческих сочинений, предпринял попытку перевести Евангелие от Иоанна, но из-за смерти не успел довести ее до конца (сам перевод не сохранился). В VIII в. были созданы стихотворные пересказы отдельных библейских книг, обработки церков­ных гимнов, а также вольный перевод латинской поэмы о Фениксе, приписываемый поэту Куневульфу. Но подлинный расцвет древнеанглийского перевода относится к концу IX в. и связан с деятельностью короля Альфреда Великого (849 — на­чало 900-х гг.).

56

К моменту его вступления на престол обстановка в стра­не была крайне неблагоприятной. Постоянные вторжения датчан привели к упадку и разрушению многих монасты­рей — центров средневековой культуры. Сильно понизился уровень образованности, отождествлявшейся в ту пору со знанием латыни. По словам Альфреда, к началу его правле­ния трудно было найти человека, способного хотя бы пере­вести письмо с латинского языка на английский. С другой стороны, король хорошо осознавал, что знание лучше всего распространяется в стране тогда, когда оно изложено на языке людей, ее населяющих. Отсюда возникла программа пререводческой деятельности: «Передать на языке, который мы все понимаем, несколько книг, наиболее необходимых всем людям»35.

Для выполнения этой задачи Альфред собрал вокруг себя ученый кружок, членами которого стали епископ Уэльса Ассер — будущий биограф короля, епископ Вустер­ский Верфурт, ставший впоследствии архиепископом Кен­терберийским, Плеглмунд и другие лица. Альфред также написал письмо во Францию архиепископу Реймскому, в котором сообщал о недостатке образованных людей в соб­ственной стране; в ответ архиепископ прислал ему ученого Гримбольда.

Вообще можно предположить, что сама идея создания упомянутого выше кружка была в какой-то степени навея­на английскому монарху аналогичным кружком, существо­вавшим Почти столетием раньше при дворе Карла Велико­го. Однако последний являлся оплотом латинской образо­ванности, тогда как в центре внимания Альфреда находи­лась просветительски-переводческая деятельность на род­ном языке.

Поскольку сам король, хотя и был обучен латыни, не по­лучил систематического школьного образования, вопрос о степени личного участия английского монарха в выполнен­ных членами кружка переводах не может считаться решен­ным до конца. Однако важнейшая роль Альфреда как вдох­новителя и организатора грандиозной работы, не имевшей аналогов в тогдашней Европе, остается бесспорной. Переве­дены же были следующие произведения36:

57

«История против язычников» епископа Орозия, напи­санная в V в. Автор, вдохновлявшийся некоторыми идеями Августина, создал компилятивный труд, в ко­тором стремился оправдать христианство от обвине­ний в том, что по его вине пала Римская империя. Книга Орозия пользовалась в средние века большой популярностью и авторитетом, что, вероятно, и опре­делило выбор ее Альфредом в качестве своеобразно­го учебника истории для соотечественников. В пере­воде много опущений и изменений; семь книг ориги­нала были сведены к шести. Кроме того, добавлены сведения о тех странах, в которых распространен «тевтонский» (т.е. германский) язык, и включен рас­сказ двух путешественников, поведавших Альфреду об увиденном.

«Церковная история народа англов» упоминавшегося выше Беды Достопочтенного. Здесь уже свобода по от­ношению к оригиналу уступает место стремлению как можно точнее передать его содержание, приводящему порой к буквализму.

«Об утешении философией» Боэция (VI в.). Этот труд «последний римлянин» написал в темнице в ожидании казни. Книга Боэция пользовалась в средние века ог­ромным уважением, а в ее авторе видели христианско­го мученика, пострадавшего за веру. Поскольку текст весьма труден для понимания, Альфред, как сообщают источники, вначале попросил одного из своих спод­вижников — епископа Ассера объяснить ему ориги­нал, а уже потом переложил его по-английски. Обра­щение с подлинником достаточно свободное: изменя­ется его структура, исключаются многие места, по воз­можности усиливается христианский колорит. Некото­рые намеки и аллюзии, не знакомые современникам Альфреда, заменяются понятными для его соотече­ственников примерами.

Для стиля Боэция характерно сочетание прозаичес­кого и поэтического изложений. Сохранились два вари­анта перевода, один из которых целиком выполнен про-

зой, а во втором сделана попытка применить характер­ный для древнеанглийского аллитеративный стих.

4) «Обязанности пастыря» папы Григория I Великого (VI в.). Этот перевод более тщательно и строго следует за ори­гиналом, чем все остальные, и хотя в нем также доста­точно часто встречаются парафразы, о вольности гово­рить не приходится. Выбор названного труда, представ­лявшего собой нечто вроде учебника для духовенства, вероятно, объяснялся не только общим его значением для средневековой культуры, но и особой ролью автора в деле христианизации Англии: именно при нем была послана группа монахов-бенедектинцев во главе с Авгу­стином для организации церковной жизни на юге стра­ны. Поскольку в работе Григория I говорится о том, ка­ков должен быть идеал христианского священника, Альфред считал необходимым распространить ее пере­вод как можно шире среди английского духовенства и разослал копии последнего всем епископам. В преди­словии король говорит о счастливом прошлом Англии, противопоставляя прежнее процветание «в войне и на­уках» печальному настоящему: прежде иностранцы приезжали сюда искать мудрость, теперь же самим анг­лам из-за упадка образованности приходится в ее поис­ках отправляться за рубеж. Тем не менее Альфред счи­тает необходимым отметить несомненнный прогресс в развитии просвещения, наблюдавшийся за годы его правления. Призывая церковных иерархов отрешиться от мирских дел и отдаться постижению знаний, король высказывает пожелание, чтобы все свободнорожден­ные молодые люди научились хорошо читать на родном языке, а те, кто изучит латынь, были назначены на бо­лее высокие посты.

5) «Диалоги» того же автора (т.е. Григория I), по содержа­нию представляющие собой беседы папы с другом о жизни и деяниях итальянских святых и чудотворцев. Эта книга стала источником для множества агиографи­ческих сочинений Средневековья и также пользовалась большой популярностью, чем и определялся ее выбор.

59

Альфреду приписываются также переводы отрывков из сочинений Августина «Монологи» и «О видении Бога». Кро­ме того, его по традиции считают иногда и переводчиком книги Псалмов Давида и даже всей Библии. Однако точных сведений об этих переводах не сохранилось.

О методах, которых придерживались Альфред и его сподвижники при передаче латинских оригиналов, говорит­ся и в оставленных ими предисловиях. Так, в предисловии к «Обязанностям пастыря» сообщается, что английская версия передает подлинник иногда слово в слово, иногда — соответственно смыслу; в предисловии к «Утешению фило­софией» — что король Альфред, будучи переводчиком на­званного произведения, переводил его порой слово за сло­вом, порой смысл за смыслом столь четко и ясно, сколь был в силах.

Несмотря на огромный объем выполненной под его руко­водством работы, английский монарх хорошо осознавал, что его преемникам предстоит сделать гораздо больше. В преди­словии к переводу «Монологов» Августина, где переводчик уподобляется строителю, отправившемуся в большой лес, чтобы заготовить необходимый материал и доставить оттуда все необходимое, говорится: «Но я отнюдь не намеревался привезти из лесу все, даже если бы и мог это сделать. В каж­дом дереве я увидел что-нибудь полезное; и поэтому я сове­тую любому, имеющему такую возможность и обладающему необходимым числом повозок, направить свой путь в лес, где я заготовил бревна. Пусть он добавит к ним новые, нагрузит ими свои повозки и сотворит то, чего я не совершил, — по­строит множество прекрасных домов и воздвигнет прекрас­ный город, в котором будет весело и приятно жить как зи­мой, так и летом»37.

Тема необъятна, читайте еще:

  1. Межкультурная коммуникация в переводе
  2. НАУКА И ИДЕОЛОГИЯ Наука Вьетнама
  3. ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО КАК НАУКА И УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА
  4. Педагогика как наука и как единство образования и воспитания

Автор: Александр, 17.10.2017
Рубрики: Педагогика
Предыдущие записи: Основные химические процессы в организме
Следующие записи: ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ ЭЛЕКТРОИЗМЕРИТЕЛЬНЫХ ПРИБОРОВВвод названия запись

Последние статьи

  • ТОП -5 Лучших машинок для стрижки животных
  • Лучшие модели телескопов стоимостью до 100 долларов
  • ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОТКЛОНЕНИЙ РЕЧЕВОГО РАЗВИТИЯ У ДЕТЕЙ РАННЕГО ВОЗРАСТА
  • КОНЦЕПЦИИ РАЗВИТИЯ И ПОЗИЦИОНИРОВАНИЯ СИБИРИ: ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕИ ГЕОЭКОНОМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ОЦЕНКИ
  • «РЕАЛИЗМ В ВЫСШЕМ СМЫСЛЕ» КАК ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
  • Как написать автореферат
  • Реферат по теории организации
  • Анализ проблем сельского хозяйства и животноводства
  • 3.5 Развитие биогазовых технологий в России
  • Биологическая природа образования биогаза
Все права защищены © 2017 Kursak.NET. Электронная библиотека : Если вы автор и считаете, что размещённая книга, нарушает ваши права, напишите нам: admin@kursak.net