ИСТОРИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОГО
УПРАВЛЕНИЯ РОССИИ
Издание 2-е, дополненное
Под общей редакцией доктора экономических наук
профессора В. Г. Игнатова
Рекомендовано Министерством образования Российской
Федерации в качестве учебника для студентов высших
учебных заведений
РОСТОВ-НА-ДОНУ
Феникс
2002
ББК 67.99
И-50
Рецензенты:
д.и.н., проф. Н.А. Мининков (РГУ),
доц., к.юр.н. Е.И. Дулимов (ДЮИ),
доц. А.П. Скорик (НГТУ),
д.и.н., проф. В.П. Крикунов
Авторский коллектив:
Игнатов В.Г. — руководитель (Предисловие, гл. 1 в соавт., гл. 19—21), Данилов А.Г. — к.и.н., доц. (гл. 4), Кислицын С.А. — д.и.н., проф. (гл. 16—18), Патракова В.Ф. (гл. 2 в соавт.), Поташев Ф.И. — д.и.н., проф. (гл. 8—10, 14—15), Рогозин В.А. — к.и.н. (гл. 17 в соавт.), Сергеев В.Н. — д.и.н., проф. (гл.1 в соавт., гл. 11—13), Смирнов В.Н. — д.и.н., проф. (гл. 6), Трусова Е.М. — д.и.н., проф. (гл. 7), Черноус В.В. — к.полит.н. (гл. 2 в соавт., гл. 3,5).
Редакционная коллегия:
В.Г. Игнатов, д.э.н., проф. (отв. ред.), С.А. Кислицын, д.и.н.,
проф., Ф.И. Поташев, д.и.н., проф., В.Н. Сергеев, д.и.н., проф.
(зам. отв. ред.), В.Н. Смирнов, д.и.н., проф.
И50 История государственного управления России. Учебник / Отв. ред. В.Г. Игнатов. — Ростов н/Д: Феникс, 2002. — 608 с.
В учебнике, авторами которого являются профессора и доценты Северо-Кавказской академии государственной службы, рассмотрены вопросы теории и истории государственного управления и местного самоуправления в России на всех этапах ее истории.
Пособие адресовано студентам и аспирантам, изучающим курсы «История государственного управления в России», «История отечественного государства и права», «История России» и др., преподавателям вузов и учителям старших классов.
ББК 67.99 (2)
ISBN 5-222-02198-Х
© Коллектив авторов, 2002
© Оформление, изд-во «Феникс», 2002
Предисловие
Начало XXI в. характеризуется активным процессом становления новой российской государственности, адекватным современному уровню развития общества цивилизованных институтов государственного управления и местного самоуправления.
Процесс этот идет в очень сложных условиях. Прежняя машина советского государственного управления разрушена, а институты нового демократического государственного управления и местного самоуправления, институты гражданского общества, механизмы их функционирования и взаимодействия еще только создаются. Само же российское общество переживает глубокий кризис, охватывающий власть и управление, экономику и социальную сферу, политику и мораль, государственное устройство и межнациональные отношения, другие сферы жизни.
Поиск путей становления новой российской государственности предполагает глубокое изучение учеными-обществоведами и практическими работниками современной российской действительности, определение разнообразных причин, детерминирующих те или иные негативные процессы, выявление способов их устранения и ростков нового, прогрессивного, заслуживающего внимания и поддержки, проведение большой научно-объективной практической работы по созданию эффективных институтов власти и гражданского общества, свободной рыночной экономики, демократической политики, правового государства.
Большое значение в этом отношении имеет и изучение накопленного огромного зарубежного опыта, причем не только высокоразвитых индустриальных, но и бывших социалистических стран, более или менее успешно решающих новые проблемы государственного строительства, социально-экономического и политического развития.
Особенно важен отечественный исторический опыт.
Российскому государству более тысячи лет, и все это время развивалось государственное и местное управление, у истоков которого стояли древнерусские князья Владимир Святитель (Владимир Красное Солнышко), Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. История сохранила знаменитую дворцовую тетрадь — царскую кадровую картотеку и другие документы известного реформатора государственного управления Ивана IV Васильевича. Особенно большую роль в реформировании государственной и местной власти и управления сыграли Петр I, Екатерина II, Александр II, известные реформаторы управления М.М. Сперанский, П.А. Столыпин, С.Ю. Витте и другие. Начатая в 1864 г. земская реформа подняла крестьянскую Россию с колен, создала условия для новых радикальных реформ и превращения страны в могущественную мировую державу. Опыт земства содержит немало поучительного для поиска путей развития творческой инициативы, самоуправления и самоорганизации населения.
Нельзя не учитывать также позитивный и негативный опыт, приобретенный после 1917 г., когда в ходе двух революций прежние государственные институты, традиции, система государственной службы были заменены новыми. На обломках имперской российской государственности началось создание принципиально иной государственной системы, основанной на Советах трудящихся, идеологическом и политическом диктате, которая знала свои взлеты и падения. Учатся, как известно, не только на успехах, но и на ошибках.
После августа 1991 г. и особенно октября 1993 г. принимаются меры, чтобы как можно быстрее перейти к новой модели государственного, местного управления и самоуправления, преобразовать и создать заново государственную и муниципальную службу.
Центральное звено этой проблемы — кадры. Они — лицо власти. Современная власть России нуждается в новом поколении кадров, особенно чиновников государственного управления и местного самоуправления.
Для выполнения этой задачи развернута большая работа по созданию системы подготовки, переподготовки и повышения квалификации государственных служащих. Ее основу составляют сейчас специализированные учебные заведения: Российская академия государственной службы при Президенте РФ; Академия народного хозяйства и Финансовая академия при Правительстве Российской Федерации; региональные академии и институты государственной службы РАГС при Президенте РФ, которые уже в ближайшей перспективе будут ежегодно обеспечивать выпуск около 3 тыс. молодых специалистов с высшим образованием в области государственного и муниципального управления, до 7 тыс. госслужащих, прошедших переподготовку, и до 30 тыс., повысивших квалификацию.
Эти специализированные учебные заведения, особенно региональные академии и институты государственной службы, развиваются не только как учебные заведения, но и как одно из существенных звеньев механизма разработки и реализации единой кадровой политики Российского государства, механизма оценки, отбора, подготовки, переподготовки и повышения квалификации кадров, продвижения руководящих работников государственной службы и органов местного самоуправления, становления и совершенствования российской государственности на основе новой Конституции Российской Федерации.
В систему подготовки, переподготовки и повышения квалификации кадров для государственной и муниципальной службы входят также филиалы (отделения, факультеты, учебно-консультационные пункты) региональных академий государственной службы, учебные заведения субъектов Федерации (Башкирская академия управления, центры и курсы переподготовки и повышения квалификации работников органов государственного управления при большинстве субъектов Федерации и др.), а отчасти также около ста факультетов и отделений в высших учебных заведениях Минобразования России, готовящих специалистов по государственному и муниципальному управлению.
В 2000 г. Госкомвуз РФ утвердил новый государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования по специальности 06.10.00 «Государственное и муниципальное управление». Он предполагает обязательное изучение «Истории государственного управления в России» как общепрофессиональной дисциплины.
В соответствии с требованиями этого Госстандарта и подготовлен преподавателями Северо-Кавказской академии государственной службы предлагаемый учебник. В основу ее положены специальные курсы лекций, в течение последних лет читаемые в СКАГС, а также учебно-методические материалы кафедры истории и философии, разработанная ею рабочая программа новой учебной дисциплины.
Авторский коллектив выражает надежду, что данная работа позволит читателям глубже осмыслить российский опыт государственного управления, логику его развития в единстве с прогрессом общества, во взаимодействии всей совокупности объективных и субъективных, внутренних и внешних факторов, в конкретно-исторических условиях; понять, чем были вызваны к жизни, как функционировали, как и почему развивались, реформировались, исчезали (заменялись) различные системы государственного управления в России княжеская великокняжеская, царская, императорская, либерально-демократическая, советская; как и почему именно так заменена советская система современной системой государственного управления и самоуправления.
При этом авторы стремились также раскрыть характер, сущность, противоречия, степень эффективности, конкретные результаты, политические и социально-экономические последствия, позитивные и негативные уроки каждой из существовавших в России систем государственного управления.
Надеемся, что учебник позволит читателям не только обогатить свои научно-теоретические познания, но и поможет им лучше разбираться в проблемах становления и развития современной государственной системы управления и самоуправления в России, успешнее решать проблемы совершенствования и повышения эффективности управления с учетом исторического российского опыта.
В.Г. Игнатов, ректор Северо-Кавказской академии
государственной службы, заслуженный деятель науки РФ,
доктор экономических, наук, профессор
Глава 1
Научные основы изучения
истории государственного
управления в России
(Вместо введения)
Актуальность изучения истории государственного управления
Теоретико-методологические аспекты
Предмет и задачи учебного курса
Актуальность изучения истории
государственного управления
История России, ее государства — это исторический опыт народа, его социальная память, которая циркулирует в обществе, в том числе в виде монографий, брошюр и статей. В них содержится ответ на вопрос о причинах вызревания кризисов в обществе и путях их преодоления.
Россия в начале XXI в. вновь на перепутье. Как ее «обустроить»? Кризис ее государственности приобрел затяжной и хронический характер. Вопрос об укреплении российской государственности и налаживании государственного управления и местного самоуправления стал важнейшим среди всех острых проблем общественной жизни. В кризисные периоды истории народы часто обращаются к своему прошлому, где ищут ответ на поставленные вопросы.
Опыт государственного управления в России самобытен, ибо государство Российское — это больше чем государство. Это территория, охватывающая два континента, это более 100 национальностей с множеством разных конфессий, разным образом жизни, уровнем экономики и культуры. Что удерживало народы вместе несколько столетий? Изучение специфики такого управленческого опыта представляет особый интерес; в начале XXI столетия остро осознана необходимость его всестороннего обобщения.
Особенности истории государственности России — в последовательной смене реформ и контрреформ. Причина такой последовательной смены в том, что с восшествием на престол каждого нового самодержца, а в советское время — нового генерального секретаря ЦК компартии нарушалась «цепь преемственности» общественной жизни страны[1].
В государственном управлении в России проявились и такие особые черты характера ее народов, как широта и щедрость, доброта, любовь к свободе, терпение, дружелюбие, коллективизм.
Однако высветилась и такая черта, как стремление во всем доходить до крайности, до пределов возможного. По Д.С. Лихачеву, это и столица на самой границе огромной империи (уникальный случай в мировой истории); и движение многочисленных монастырей все дальше и дальше в леса и на острова к студеному морю; и стремление русских внезапно отказаться от всех земных благ, желание довести все до границ возможного, что проявлялось и в русском искусстве и философии[2]. Самостоятельная русская мысль обращена к эсхатологической проблеме конца, она окрашена апокалипсически. В этом — отличие ее от мысли Запада[3]. Изучение особенностей истории российской государственности, реформ и контрреформ, управленческой культуры помогает глубже понять современные проблемы, заглянуть в будущее.
История государственного управления — молодая, актуальная, формирующаяся отрасль научных знаний. Как учебная дисциплина она возникла лишь в 1995 г., когда была включена в Государственный стандарт высшего образования по специальности «Государственное и муниципальное управление». Научный интерес к проблеме огромен.
Исследователи новейшего времени обратились к изучению тысячелетней истории государственной власти и реформ в России[4], рассматривая решение этой проблемы как начало формирования новой модели отечественной истории[5]. Сделан важный шаг в преодолении вульгарно-классовой оценки реформаторов[6]. Появилась исторически достоверная характеристика самодержцев[7]. Реализованы новые подходы к оценке российских консерваторов: А.А. Аракчеева, А.Х. Бенкендорфа, С.С. Уварова, П.А. Валуева, П.А. Шувалова, Д.А. Толстого, В.К. Плеве[8], К.П. Победоносцева и других. Те, кто пришел к управлению Россией после февраля 1917 г., вплоть до начала 1990-х гг. изображали консерваторов-охранителей политическими ничтожествами, жалкими и ущербными людьми. В новейшей историографии отмечается, что каждый из названных государственных мужей верно служил Отечеству.
В конце XX в. появились работы, посвященные теории российской государственности, рассматривающие ее как часть общей теории государства. Российская история становится, таким образом, одной из составляющих общее знание о закономерностях и случайностях в государственно-правовом развитии человечества[9].
В современных исследованиях воплощается новая парадигма учения о государстве. Государство, как оно определено с позиции формационной модели развития, — это инструмент политического господства эксплуататорского класса, инструмент подавления эксплуатируемых. Но это весьма односторонний подход, которым ни в коем случае не исчерпывается суть данного института. Государство не столько прямо, сколько опосредованно выполняет эту функцию. Если взглянуть на этот институт с цивилизационных подходов к истории, то государство выполняет гораздо более широкий спектр функций: государство как олицетворение народности, правосудия и справедливости, как хранитель его исторических традиций, а также целостности и безопасности, создатель информационных служб, арбитр в споре между публичными и частными интересами, организатор сбора налогов, учета труда и распределения его результатов, наконец, цивилизующая функция государства. Этот пример, как и многие другие, подтверждает, что формационное видение истории приобретает типологически однолинейный характер (Барг М., Венгеров А. и др.).
Ученые рассматривают влияние на государственную организацию общества не только классового фактора, но и природно-климатического, религиозного, геополитического и др. При этом подчеркивается, что в России под воздействием названных выше начал сложилась специфическая социальная организация: 1) первичная хозяйственно-социальная ячейка — корпорация, претендующая на автономное от государства существование (община, артель, товарищество, колхоз, кооператив, концерн и т.д.), а не частнособственническое образование, как на Западе; 2) государство — не надстройка над гражданским обществом, как в западных странах, а становой хребет, порой даже демиург (творец) гражданского общества; 3) государственность либо обладает сакральным характером, либо неэффективна («смута»); государственность опирается на корпорацию служилой знати (дворянство, номенклатура и т.д.).
Таким образом, история отечественной государственности в целом может дать ключ для понимания того, что происходит в настоящее время. Тысячелетний опыт государства — аргумент в формировании новой модели российского исторического процесса.
Центральная проблема исследований по истории государственного управления России — это модернизация. Ученые рассматривают ее как средство решения не только «вечных» вопросов (крестьянского, геополитического, национального и др.), но и новых отдельных проблем современного реформаторства: перехода от плановой, командной экономики к рыночной; экологии; защиты русских в бывших союзных республиках (там проживает их более 25 млн.); беженцев; социальная защита граждан, создание служб социальной помощи и координация их работы; поддержка образования, науки, культуры, нравственного и культурного возрождения; обеспечение научно-технического прогресса, информационного обслуживания; государственного обеспечения интеграции России в мировую цивилизацию (при обеспечении национальной безопасности страны); конверсии военного потенциала и создания современных вооруженных сил быстрого реагирования; защиты прав человека и обеспечения его безопасности, жизни, здоровья и достоинства, прав собственности и других прав, установленных принятой в конце 1991 г. российской Декларацией прав и свобод человека и гражданина. Эта современная деятельность государства нуждается в глубоком научном осмыслении. В 1990-е гг. активно формируется кадровый состав молодой отрасли научных знаний, определяется круг исторических источников и современных документов, характер нормативно-правовой базы исследований, в основном определена проблематика. Концентрации научного потенциала в немалой степени способствовали ежегодно организуемые конференции ученых.
Таким образом, овладение историческим опытом государственного управления России, изучение места и роли самих управленцев на разных этапах развития отечественной государственности, освоение методов и способов, с помощью которых государство управляет проживающими на его территории людьми, поможет глубже понять современные управленческие проблемы, начать научную разработку современной обновляющейся российской государственности.
Актуальность рассматриваемой учебной дисциплины не ограничивается ее политическим, научным значением, но представляет профессиональный интерес для студентов, будущих менеджеров государственной службы.
Теоретико-методологические аспекты
Методология изучения государственного управления в России включает следующие аспекты: 1) философская историко-материалистическая концепция; 2) политолого-социологический аспект; 3) общетеоретический социально-управленческий подход; 4) базовые понятия. Охарактеризуем названные компоненты методологии.
1. Историко-материалистическая концепция. Ее реализация в познании важнейшей стороны политической истории России — необходимая отправная посылка достижения объективности в объяснении данного исторического процесса. Принцип объективности требует рассматривать историческую эволюцию государства и его деятельности как социально-политическую реальность, как действительную политическую форму бытия российского общества, в конечном итоге определяемую его (общества) материально-производственной основой, социально-экономической структурой и отношениями между людьми, а также материально-природной средой существования. В нынешней идеолого-политической ситуации в стране, когда многими учеными-обществоведами, историками отвергается материалистическая концепция как марксистско-ленинская, уместно обратить внимание читателей на тот факт, что элементы материалистической концепции в познании истории государства Российского были обозначены в трудах известных дореволюционных русских ученых-историков и философов. В.О. Ключевский, например, в своих лекциях по курсу русской истории проявлял неизменный интерес к проблеме классов и хозяйственно-экономической жизни как ведущим факторам истории. Выдающийся философ и правовед И.А. Ильин относил к условиям установления в России гармоничного государственного строя такие факторы, как национальный и социальный состав страны. Хотя наряду с ними отмечал необходимость учитывать роль религиозного исповедания народа, уровня общей культуры и склада народного характера. Известно высказывание Екатерины II о влиянии на Российское государство его территории: «Российская империя есть столь обширная, что кроме самодержавного государя, всякая другая форма правления вредна ей, ибо все прочие медлительны в исполнении…»[10]. Материально-природный фактор (территория) отмечал в числе объективных, обусловливающих, наряду с социально-экономическими, конкретный образ государственного строя, Н. Бердяев. «Государственное овладение необъятными русскими пространствами, — писал философ, — сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением личных и общественных сил»[11].
Говоря об историко-материалистической концепции как методологии изучения истории государственного управления, мы хотели бы предостеречь читателя от вульгаризаторской ее трактовки, имевшей распространение в советской литературе. А именно: объяснения политической истории единственно экономической историей страны, сведения историко-политического процесса к эволюции хозяйственно-экономической жизни. Такой схематизм и упрощенный подход вытекал из догматического толкования теории общественно-экономической формации, исключающего сочетание формационного подхода с цивилизационным.
В действительности на эволюцию Российского государства и на его управленческую функцию, на его внутреннюю и внешнюю политику материально-производственные и социально-экономические факторы воздействовали во взаимосвязи с комплексом многих объективных и субъективных факторов и условий. Речь идет об интересах, ценностях, целях, которыми руководствовался правящий класс, о традиции, политической культуре элиты, о доминировавшем в российском обществе православии и т.д. На политическую историю России оказывало влияние (подчас определяющее) постоянное противостояние государства давлению западных стран. Важно также иметь в виду, что государство, будучи частью общества и зависимым от него, относительно самостоятельно в широких границах, само превращается в мощную силу, способную формировать общество по своему образу и подобию. Такая особенность Российского государства — важнейшая черта всей его истории. Методологически важно ее учитывать во всех проявлениях.
В соответствии с историко-материалистической концепцией эволюция государства и государственного управления рассматривается как закономерный процесс. Задача изучения исторических законов просматривалась в трудах В.О. Ключевского, И. А. Ильина, Е.Н. Трубецкого. Это направление историко-политической мысли было доминирующим в советский период, не избежав известной фаталистичности в интерпретации объективного характера исторических законов. В настоящем пособии анализируются сущность историко-политического процесса, его закономерности в конкретных проявлениях государственной жизни России, в деятельности живых политических сил — правящих и управляемых, элитных слоев и политических лидеров. Иными словами, исторические закономерности не рассматриваются в виде неких фатально действующих надчеловеческих сил, якобы управляющих общественно-политическим процессом. Они понимаются как существенные, необходимые, складывающиеся в историческом опыте государственной жизни взаимосвязи между объективными условиями и субъективным фактором, между прошлым и настоящим, настоящим и будущим, как объективные тенденции, реализующиеся в общественно значимых актах политических действий и отношений масс, групп и индивидуумов.
Научное понимание истории государственности России — это осознание ее как результата многовековой деятельности российского многонационального народа, политического класса и лидеров, как воплощения разумных решений и допущенных правителями ошибок, достижений и упущенных возможностей. Воспроизведение в научной мысли истории такой, какой она в реальности была, подход к анализу прошлого прежде всего с позиций интересов и целей действовавших в то или иное историческое время политических субъектов, научный диалог с прошлым, образно выражаясь, на языке прошлых поколений государственных деятелей и мыслителей. В этом состоит специфика принципа объективности исторического познания. Его реализация, однако, осуществляется современными методами исследования и описывается понятиями, разработанными в том числе современной наукой, позволяющими проникнуть в логику исторических явлений и событий и минимизировать влияние субъективных особенностей личностей исследователей. Одним из наиболее общих является метод единства исторического и логического, предполагающий сочетание описания хронологии исторических событий с теоретическим анализом их внутренних взаимосвязей и существенных тенденций. Им руководствовались авторы курса.
Исторический процесс всегда «привязан» к определенным условиям и обретает специфические черты, детерминируемые теми или иными пространственными и временными, внешними и внутренними условиями, характером и способностью стоящих у руля государства и т.д. Поэтому принцип историзма дополняется конкретно-историческим подходом — изучением политических явлений и событий прошлого в конкретных ситуациях. Историческая истина, более чем какая-либо другая, — «дочь времени» (Ф. Бэкон). Периодизация истории российской государственности, предлагаемая в данном курсе, служит достижению заветной для историков «дочери времени».
Принцип объективности и историзма предполагает применение классового подхода, поскольку государство, политика — явления общественно-классовые. Вместе с тем было бы отступлением от этих принципов стремиться рассматривать любое историческое событие в жизни государства Российского с классовых позиций. Не исключение — особенности правления русских императоров.
Политическая жизнь России в прошлом и настоящем вся соткана из конфликтов. Дворцовые перевороты, смуты, расколы, реформы и контрреформы, крестьянские мятежи и русские революции — эти и другие, значимые для судеб страны, конфликтные процессы всегда были в поле зрения историков-политологов. Необходимость включения в историко-политическое знание анализа конфликтов, причем не только классовых, но и других (между господствующими группировками правящего класса, между кланами, внутренних и внешних) составляет конфликта логический подход. Он признан современной наукой и поможет глубже понять историю государственного управления, главным образом ее особенности. Социально-политические конфликты — столкновения общественно-политических сил, отстаивающих противоположные интересы и цели, — это узловые пункты историко-политического процесса. За конфликтующими силами, как правило, скрываются противоречия между устаревшими структурами, формами и методами осуществления государственной власти и управления, с одной стороны, и изменившимися условиями, породившими новые потребности, с другой. По характеру политических конфликтов, государственным механизмам их регулирования и разрешения можно судить о типе политической системы, ее движущих силах, ее стабильности и перспективах. По тому, как Российское государство выходило из конфликтных ситуаций и связанных с ними политических кризисов, судят о политической культуре правящих кругов и общества. В частности, объективный анализ завершения известной Смуты в России (начало XVII в.) утверждением династии Романовых показывает способность всех слоев русского общества к объединению в ситуации, угрожающей гибелью государства[12].
Историк вправе использовать любой философско-социологический инструментарий для анализа исторического материала, «который дает ключ к объективному научному знанию», в том числе и понятия, обозначающие исторические противоположности российского общества: «язычники» и «православные», «старообрядцы» — «люди новой веры», «славянофилы» — «западники» и др.[13]
II. Политико-социологический аспект методологии. Его суть заключается в анализе истории государственного управления в контексте сформулированных политолого-социологической наукой положений о сущности государства, его функциях, о взаимоотношениях государства и общества.
Методологически ключевым служит определение государства. В истории российской политической мысли сложилось двоякое понимание данной категории. Первое — государство рассматривается как необходимая политическая форма организации общества, как союз людей, объединенных единой верховной властью (Г.Ф. Шершеневич, Б.Н. Чичерин, Е.Н. Трубецкой, П.А. Сорокин и др.). В таком понимании государство отождествлялось с обществом. Государство и общество «в научном представлении сливалось в одно понятие»[14]. Второе — государство определяется как часть общества, институт власти, одна из форм господства над людьми (В.М. Хвостов, В.И. Ленин и др.). В политической истории нашего государства практически доминировало отождествление его с обществом, что проявилось и в советский период[15]. Государство, власть, олицетворяемые самодержавием, а затем диктатурой пролетариата, по существу охватывали собою все социально значимые и даже частные сферы жизни населения.
Российское государство было «всепоглощающим». Однако объективно существовала потребность в отграничении государства от общества, ибо по природе своей оно всегда оставалось организацией господствующей группы людей, стоящей над обществом и воплощающей в себе публичную власть. Вопрос о разграничении организованной формы политической власти и общества ставился либерально-демократическими теоретиками. «Отличие общества от государства сделалось ходячей истиной, признаваемой всеми», — писал Б.Н. Чичерин (1900 г.). Этот же вопрос, как известно, приобрел актуальность для нашей страны в конце XX в. (проблема гражданского общества).
Установка правящего класса на «всепоглощающее» государство, на всеохватывающую политическую власть, осуществлявшуюся во всех областях и формах господства, с одной стороны, а с другой, усложнение социальной структуры и национального состава общества, развитие самодеятельности привилегированных сословий и деятельных слоев порождали две взаимосвязанные противоположности в устройстве государственной жизни — это воспроизводство и усиление централизации власти и ограниченная ее децентрализация. В рамках взаимодействия противоположностей происходил процесс становления и развития государственного управления в России, а также местного самоуправления. Соответственно под углом зрения диалектики этих тенденций следует подходить к его изучению.
Анализ исторического материала будет корректным, объективным, если будет учитываться и такая специфическая тенденция российской государственности, как постоянное слияние власти и управления, как подчинение государственного и местного управления задаче усиления централизованной власти. В ней и выражалась этатизация общества, т.е. его огосударствление. Отмеченная тенденция стимулировалась одновременно субъективными представлениями о государстве-обществе и исторической спецификой его, являвшейся основной формой социальной интеграции, а также опекуном общества. Поглощение государственной властью управления общественными делами, политизация и идеологизация социального управления достигают апогея в тоталитарной системе. Реакцией же на абсолютизацию роли власти является наблюдаемая в начале XXI в. в нашей стране минимизация этой роли во всех сферах жизни.
Доминирующее отождествление государства с обществом, порожденное объективными историческими обстоятельствами и целенаправленной политикой правящего класса, приводило к противоречивым последствиям, которые также нельзя не учитывать при изучении российской политической истории. Положительная сторона заключалась в том, что государственная власть в качестве инструмента управления обществом в конечном счете превратила Россию в могущественную державу. Негативная — эта же власть блокировала становление гражданского общества как социальной основы гуманизации самого государства и его демократизации. И тем не менее Российское государство, будучи действительным высшим политическим союзом многонационального сообщества, стало творцом уникальной цивилизации, включившей общенародные традиционные ценности. Патриотизм, державность, государственность, солидарность (коллективизм, соборность) составили комплекс идеолого-политических ценностей, прочно вошедших в фундамент российской политической культуры.
Категория политической культуры — обобщающий показатель прогрессивности государственной системы. Она характеризует уровень и реализацию политических знаний, ценностей и образцов поведения социальных субъектов в политической жизни. Поэтому политико-культурологический подход, признанный современной наукой, с полным основанием можно считать еще одним элементом методологии историко-политического познания. Прослеживая переход российской государственности от одного типа политической культуры к другому, более высокому: от традиционной культуры, отличающейся признанием священного характера власти, традиционными нормами, культуры подданнической, при которой индивиды ведут себя только как подчиненные властям, как зависимые от них, — к культуре активистской (политического участия), демократической, когда человек становится гражданином, заинтересованным в общественных делах, историк раскрывает реальное содержание качественной стороны эволюции политической системы, выявляет основной исторический вектор Российского государства.
III. Общетеоретический социально-управленческий аспект методологии. Государственное управление — особый вид социального управления. Понять его эволюцию на протяжении столетий и закономерности возможно с учетом основных положений теории социального управления. Как теория государственное управление выражает единство общего, свойственного социальному управлению, и особенного, характерного для деятельности государственного субъекта. Это целенаправленная, организующая, координирующая и контролирующая деятельность государственных органов и других организаций, подчиненная реализации общественных потребностей и интересов.
В историческом исследовании учитывается, во-первых, изменение содержания государственного управления на каждом очередном этапе эволюции государства, расширение масштабов реализации управленческой функции, вплоть до вмешательства государства в экономическую и социо-культурную сферы, и повышение ее эффективности. Государственное управление, писал Ключевский, «образовывалось, действовало и преобразовывалось» под влиянием «хода дел» и изменений самого государства и общества. Исторический тип государственного управления изменялся с изменением типа политической и социально-экономической систем, что произошло в результате российских революций. Во-вторых, при изучении истории государственного управления должен использоваться системный подход, так как последнее по природе своей всегда характеризовалось определенными признаками системности: внутренней взаимосвязью компонентов (структур, уровней, функций и др.), образующей единое целое. История государственного управления России — это формирование и развитие его качественно различных типов систем, функционировавших в самодержавном государстве, в Советском Союзе и утверждающейся в современной либерально-демократической стране. Земские реформы XVI в., петровские реформы центрального и областного управления, реформы Александра II были этапами формирования и развития уникальной российской системы государственного и местного управления и самоуправления. Системный подход в изучении процесса петровских преобразований управления предпринял В.О. Ключевский, внеся в них планомерность, «какой она долго не получала»[16]. Им прослеживается объективная закономерность, лежащая в основе системообразующего процесса: сочетание централизации и децентрализации государственного управления, децентрализации в виде местного самоуправления. Данная закономерность, кстати говоря, является общеисторической: она действует и в современной России. В-третьих, историю государственного управления и в особенности местного самоуправления трудно понять, не обращаясь к другим общим законам социального управления, например к закону «необходимого разнообразия» (информации). Децентрализация управления вызывается в конечном итоге постоянно растущим естественным многообразием управляемого объекта — общества, государства. Управляющая же власть способна охватить своим воздействием лишь ограниченное необходимое многообразие (информацию). Она вынуждена сочетать единое центральное управление с местным государственным управлением и самоуправлением. Конкретные политические и социально-экономические факторы, обусловливавшие местное самоуправление в России, следует рассматривать через призму отмеченной общей закономерности науки управления.
В основу изучения истории самоуправления на Руси положена государственная, а не общественная теория самоуправления. Общественная теория рассматривает самоуправление как самостоятельное осуществление местным обществом своих интересов (тогда как правительственные органы заведуют лишь государственными делами). Государственная теория самоуправления исходит из того, что местные общества не могут решать только свой круг проблем, государство возлагает на них часть своих проблем государственного управления. Таким образом, местное общество служит и государственным интересам. Государственная теория самоуправления, предложенная Р. Гнейстом и А. Штейном, была положена в основу исследований российских ученых-государствоведов XIX — начала XX в. А.Д. Градовского, Н.М. Коркунова и других, которые рассматривали самоуправление как особую организацию государственного управления[17].
Проблема не потеряла своей актуальности в начале XXI в. В федеральном законе «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», принятом 28 августа 1995 г., в статье 6, определены не только собственные (самостоятельные) полномочия местного самоуправления, но и те, которые органы местного самоуправления могут и должны осуществлять только совместно с органами государственной власти[18]. Исследователи отмечают некоторую «размытость и неопределенность в закреплении предметов ведения самоуправления» и полагают, что «на законодательном уровне (если не на федеральном, то по крайней мере на уровне субъектов Федерации) должны быть четко определены и разграничены две сферы полномочий органов местного самоуправления: а) сфера исключительных полномочий; б) сфера совместных с органами власти полномочий. Кроме того, могут (и должны) быть самостоятельно определены вопросы, в решении которых органы местного самоуправления могут лишь участвовать»[19].
Ключевым исходным методологическим положением является вывод ученых начала XX в. о том, что ни в одну эпоху российской истории устройство местного управления не обходилось без участия представителей самого местного населения, однако характер и формы этого участия постепенно изменялись. По мере развития государственной жизни, усложнения государственных потребностей и формирования правового сознания в общественных и правительственных кругах участие населения становилось все более оформленным и самостоятельным. Великие реформы 60—80-х гг. XIX в. (земская реформа 1864 г.), отмена крепостного права положили начало утверждению местного самоуправления на основе начал правопорядка[20].
IV. Узловые понятия (категории) анализа истории государственного управления России как составная часть методологии. Понятия и категории содержат обобщения, фиксируют достигнутые результаты исследования, дают возможность перейти от эмпирического описания политических явлений к теоретическому объяснению исторических закономерностей. В настоящем курсе используются понятия, характерные для современной историке-политической и политолого-социологической мысли. Они группируются в четыре основных блока: понятия, описывающие государство, его формы, политическую власть, ее типы, государственные структуры и функции, властеотношения, политические режимы; понятия, характеризующие государственное управление, его структурно-функциональные аспекты, субъекты и объекты управления, типы государственного управления, процессы их исторической эволюции; понятия, обобщающие знание о государственном и местном самоуправлении в России; понятия политической культуры российского сообщества и ее элементов.
Методологическая проблема состоит в отборе понятий, их определении с точки зрения принципа историзма. Такова традиция российской историко-политической мысли, которой следуют авторы курса. Понятия, категории могут служить инструментом историко-политического анализа при условии, если они адекватно отражают исторические реалии политической жизни государства на том или ином конкретном этапе развития и определяются не вне исторической действительности, не абстрактно, а в контексте ее развития и достигнутого уровня познания. Некорректно определение понятий как инструмента анализа политической истории на основе тех признаков, которые характерны только для того или иного этапа существования государства, реализации той или иной его управленческой функции. Определение должно содержать признаки государства, власти, государственного управления как общественно-политического явления, общие для всех исторических типов политических систем[21]. Например, определение государственного управления должно выражать его сущность и общественное предназначение: сознательное воздействие государственной власти на общество, отдельные группы и индивидов с целью направления их поведения в русло общественно-необходимого и целесообразного. Развернутое же определение государственного управления в его современном состоянии, естественно, не может быть теоретической моделью для анализа государственно-политической деятельности в прошлые столетия. Вместе с тем современная наука уточняет, обогащает понятийный аппарат историко-политического исследования, очищает его от наслоений идеологического догматизма, политизированности и морализаторства. Такой процесс в настоящее время происходит в российской научной жизни.
В науке идет методологическая революция — уходят старые понятия, многие из которых были привнесены в исследования из огня трех революций и двух мировых войн. На пороге XXI в. они заменяются общепринятыми в мировой науке академическими понятиями, однако процесс этот еще нельзя признать завершенным. Вспомним слова философа: «Если бы люди правильно употребляли значение слов, человечество избавилось бы от половины своих бед». Без овладения категориальным аппаратом данной учебной дисциплины невозможно овладеть методом науки государственного управления.
Государственное управление — это прежде всего политическая деятельность. Постановка вопроса о полной деполитизации управления не имеет смысла. Общие ориентиры деятельности системы управления задаются политическими деятелями и институтами. Государственная политика может быть охарактеризована как политическая линия господствующего в данном обществе класса, социального слоя, социальной группы, а в истории России, как известно, и отдельного человека. Государственное управление — одна из областей государственной политики, базирующаяся на выработанных в обществе и законодательно закрепленных общесистемных императивных установках (Конституция, законы, указы и т.д.) с учетом теоретико-информационных, кибернетических, экономических, правовых, социологических и других разработок и разнообразных политических факторов, влияющих на содержание и направленность государственной политики. Тем не менее структурами государственно-управленческих отношений являются прежде всего обобщенные структуры правовых отношений[22].
Определение понятия «власть» как воплощения политического господства и средства осуществления политики через систему государственных органов[23] поражает простотой и ясностью. Однако при внимательном рассмотрении категории «власть» возникает много спорных вопросов.
Государственная власть — центральное понятие истории госуправления в России. Без объяснения понятия власти как вводного методологического мы не можем эффективно судить о действиях российских политиков, доверять им, поддерживать их или осуждать, ибо понятие «власть» напрямую связано и с такими производными категориями, как «ответственность», «способность», «возможность». Уникальность власти в обществе состоит в том, что ее концепция рассматривается с точки зрения морали. Обладание властью — это осознание человеком моральной ответственности; способность власти убеждать — уникальная сторона более широкой сферы государственной власти (это не только речь, но и символы и знаки ее). Исследователи Запада Ханна Арендт, Юрген Хабермас, Мишель Фуко и Антони Гидденс делают упор на «коммуникативном» аспекте власти. Коммуникативный принцип — незаменимый «способ действия механизма влияния». Общий лексикон атрибутов власти, аппарата госуправления создает возможность эффективного общения и применения власти[24]. При всей особенности российского самодержавного государства, заключающейся в тоталитарной направленности власти с XV по XX в., прежде всего (по причине борьбы с монголо-татарским игом и степной угрозой) ее понимание связано и с замером действий не только по результатам ее, но и законам моральной ответственности и коммуникативности[25].
Российский опыт не включает, как известно, традиции гражданского общества. В отечественной истории цементирующую роль всегда играло государство, а политическое управление доминировало над экономическим. Традиционно довлеющими были в России позиции политико-административной элиты. Категория элиты (в переводе с французского элита — это лучшее, отборное) используется в учебном курсе неоднократно для обозначения сформировавшейся на том или ином этапе команды специалистов государственного управления. При этом использовались достижения отечественной элитологии[26].
Предмет и задачи учебного курса
Государственное управление страной осуществляется с помощью государственных органов, аппарата государственных учреждений (военные, судебные, полицейские, административные). Каждое учреждение обеспечивает выполнение основных и неосновных функций государства (поддержание порядка, защита отечества и охрана его границ, а также финансовая, хозяйственная и религиозно-воспитательная). В государственном учреждении имеется организованная государством группа лиц (чиновников), государственных служащих, которые выполняют государственные задачи. Государственная служба сформировалась в результате реформ Петра I. Ученые XIX в. определяли государственную службу как «особое публично-правовое отношение служащего к государству, основанное на подчинении и имеющее своим содержанием обязательную деятельность, совершаемую от лица государства и направленную к осуществлению определенной государственной задачи»[27]. Данное определение было признано правомерным и на исходе XX в.[28]
Государственные учреждения, имеющие властные полномочия, именуются органами государства. Государственный аппарат представляет собой систему тесно связанных друг с другом основных элементов государственного механизма и соответствующих им учреждений и органов. Государственные учреждения и органы во все периоды их развития можно подразделить на три основные группы, соответствующие их месту в системе государственного аппарата: высшие (которые подчинены непосредственно носителю верховной власти — великому князю, царю, императору) или являющиеся, как правило, органами законодательства, верховного управления, надзора и суда (боярская Дума, Сенат, Государственный совет, Комитет и Совет министров и т.д.); центральные — отраслевые и многоотраслевые органы (учреждения), управления (приказы, коллегии, министерства), исполнявшие законы, а также распоряжения носителей верховной власти и высших органов (учреждений); региональные и местные органы власти и управления (губернские, уездные, городские и т.д.), территориальные, в отдельных случаях «всероссийские», но связанные «особенным» территориальным делением отдельных национальных окраин.
Предмет учебной дисциплины истории государственного управления в России — возникновение, развитие и преобразование государства и его аппарата, всех элементов государственного механизма и соответствующих им учреждений и органов.
Задачи учебного курса — дать обучающимся глубокое научно обоснованное понимание:
1) социально-экономических и политических предпосылок возникновения государства, всей системы его учреждений (государственного аппарата), их изменений и упразднений, объем полномочий, компетенции, направления деятельности и взаимопомощи;
2) общего и особенного в развитии Российского государства, особенно специфики управления гигантской страной, в том числе ее окраинами;
3) реформ и контрреформ в области государственного строительства, в том числе и деятельности реформаторов и их судеб;
4) истории государственной службы в России;
5) истории самоуправления в России;
6) роли правящих и других наиболее крупных политических партий, церкви, армии, полиции на разных этапах развития российской государственности;
7) исторически достоверной характеристики государственных деятелей;
8) необходимости соблюдения единства исторического и логического, умения не только анализировать управленческие конкретные решения, но и теоретически обобщать такой материал, извлекать из прошлого исторический опыт, уроки.
В 1997—1999 гг. появились первые учебники по истории государственного управления[29], которые пользовались немалым спросом в библиотеках и на книжном рынке и вскоре стали библиографической редкостью, что требует их переиздания. По истории госучреждений дореволюционной России представляет интерес учебник Н.П. Ерошкина, выдержавший три издания, но не переиздававшийся с 1983 г.[30] Исследователи А.А. Нелидов[31], В.А. Цикулин[32] издали работы о госучреждениях советского времени, которые были в большей степени рассчитаны на практических работников архивов, а не на студентов: в их основе лежала идея соединения справочника и учебного пособия. Шагом вперед в разработке опять-таки истории госучреждений СССР были работы Т.П. Коржихиной[33]. Однако все названные выше учебники (справочники) являются библиографической редкостью и не восполняют дефицита в учебной литературы. К тому же они носят целевой характер, предназначены для подготовки историков-архивистов и предельно политизированы. Для изучения курса истории государственного управления могут быть рекомендованы работы, изданные в последнее время преподавателями Российской академии государственной службы[34], а также Историко-архивного института РГГУ[35], Московской государственной юридической академии[36], Северо-Кавказской академии государственной службы[37].
О некоторых вопросах периодизации истории России и ее государственности. В советской историографии в основу периодизации был положен формациейный подход, в соответствии с которым в отечественной истории выделяли: 1) первобытнообщинный строй (до IX в.); 2) феодализм (IX — середина XIX в.); 3) капитализм (вторая половина XIX в. — 1917 г.); 4) социализм (с 1917 г.).
В истории российской государственности выделяют десять ее периодов. Такая периодизация обусловлена несколькими факторами. Главные из них — социально-экономический уклад общества (уровень экономического и технического развития, формы собственности) и фактор государственного развития:
1. Древняя Русь (IX—XII вв.).
2. Период самостоятельных феодальных государств Древней Руси (XII—XIV вв.).
3. Русское (Московское) государство (XV—XVII вв.).
4. Российская империя периода абсолютизма (XVIII — середина XIX в.).
5. Российская империя периода перехода к буржуазной монархии (середина XIX — начало XX в.).
6. Россия в период буржуазно-демократической республики (февраль—октябрь 1917 г.).
7. Период становления советской государственности (1918—1920 гг.).
8. Переходный период и период нэпа (1921—1930 гг.).
9. Период государственно-партийного социализма (1930 — начало 60-х гг.).
10. Период кризиса социализма (60—90-е гг.)[38].
Данная, как и всякая другая периодизация, условна, однако она позволяет в определенной мере систематизировать учебный курс и рассмотреть основные этапы формирования государственности в России, накопление и развитие управленческого опыта и управленческой мысли.
Вопросы для самопроверки
1. В чем состоит политическое, профессиональное и научное значение изучения истории госуправления России IX—XX вв.?
2. Назовите важнейшие компоненты методологии учебной дисциплины.
3. Сформулируйте предмет и задачи учебного курса.
4. Назовите выдающихся дворянских и буржуазных ученых, которые занимались историей российской государственности.
5. В чем сущность подхода к истории российского государства ученых-марксистов?
Рекомендуемая литература
Атаманчук Г.В. Теория государственного управления. М., 2000.
Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1983.
Зеркин Д.П., Игнатов В.Г. Основы теории государственного управления. М., 2000.
История государственной службы в России XVIII—XX вв. М., 1999.
Игнатов В.Г., Понеделков А.В., Старостин A.M., Черноус В.В. Теория и история административно-политических элит России. Ростов н/Д, 1996.
Коржихина Т.П. История государственных учреждений СССР. М., 1986.
Коржихина Т.П., Сенин А.И. История российской государственности. М., 1995.
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1993.
Рогов В.А. История государства и права России. IX — начало XX в. М., 1999.
Сукиасян М.А. Власть и управление в России: диалектика традиций и инноваций в теории и практике государственного строительства. М., 1996.
Теория и история административно-политических злит России. Ростов н/Д, 1996.
Сборники документов
Государственные учреждения в России. Документы повествуют. Нижний Новгород, 1994.
Государственная служба в России. Нижний Новгород, 1994.
Политическая история России. Хрестоматия для вузов. М., 1996.
Титов Ю.П. Хрестоматия по истории государства и права. Учебное пособие. М., 1998.
Учебники и учебные пособия
Быстренко В.И. История государственного управления и самоуправления в России. Учебное пособие. Новороссийск — Москва, 1997.
История государственного управления в России. М., 1997.
Исаев И.А. История государства и права России. М., 1999.
История государственного управления России. Ростов н/Д, 1999.
История России в вопросах и ответах. Ростов н/Д, 2001.
Очерки истории государственного управления в России IX — XIX вв. Ростов н/Д, 1997.
Глава 2
От потестарности
к государственному управлению
в Киевской Руси и русских
землях в XII—XIII веках
Становление государственной власти и управления в языческой Руси.
Христианизация Руси и изменения в государственном управлении.
Государственное управление в удельный период (XII — ХШ вв.)
Древнерусское государство — крупнейшая держава средневековой Европы. Русь сложилась и заняла «срединное» геополитическое положение в системе сопредельных цивилизаций: между католической Европой, арабским мусульманским Востоком, восточно-христианской Византийской империей, иудейским Хазарским каганатом, кочевниками-язычниками.
История государственности и государственного управления на Руси IX—XIII вв. нашла отражение в древнейшей общерусской летописи «Повесть временных лет», летописных сводах отдельных княжеств, уставах и других княжеских актах, произведениях общественно-политической мысли Древней Руси, житийной литературе, былинном эпосе. Отдельные стороны государственного управления и этапы его развития на Руси освещены в византийских и европейских хрониках, восточных нарративных источниках.
В дореволюционной историографии Древнерусское государство изучалось в русле или под влиянием «государственной школы», которая рассматривала Киевскую Русь как самобытное общество и государство, развивавшееся иным, чем Европа, путем (исключение составляли Н.П. Павлов-Сильванский и незначительный круг его последователей, доказывавших развитие в Киевской Руси феодализма). Советская историография была ограничена догматизированной вариацией теории общественно-экономических формаций. М.Н. Покровский первоначально развивал применительно к этой эпохе идею торгового капитализма. С конца 30-х гг. после работ Б.Д. Грекова в официальной историографии утвердились представления о Древнерусском государстве как раннефеодальной монархии. В то же время С.В. Юшков в большей степени склонялся к термину «дофеодальное государство», белорусская школа историков (А.П. Пьянков, В.И. Горемыкина) вслед за С. В. Бахрушиным отстаивала рабовладельческий характер общественных отношений. И.Я. Фроянов и его школа (С.-Петербург) обосновывают теорию патриархального характера Древней Руси. С этой точки зрения, Киевская Русь не государство, а гигантский суперсоюз племен, в составе которого складываются города-государства. На наш взгляд, все эти концепции строятся на основе аналогий с европейским историческим процессом и искусственно подгоняют факты под теорию общественно-экономических формаций. По нашему мнению, становление государственного управления на Руси целесообразно рассмотреть в контексте цивилизационного (культурно-исторического) подхода с учетом геоэтнокультурогенеза, духовных процессов и геополитических факторов, определявших развитие древнерусской государственности в условиях смены преобладающих типов общественного развития.
Становление государственной власти
и управления в языческой Руси
В V—VI вв. часть славян (индоевропейской этнической общности), составлявших древнейшее население Центральной и Восточной Европы, начинает продвигаться на территорию Восточно-Европейской равнины, очагово населенную балтийскими и финно-угорскими племенами. При этом в Приднепровье, вероятно, ели выходцы с Карпат, а на Севере — с побережья Балтики. В оде переселения родоплеменное устройство славян распадается заменяется территориально-этническими образованиями — союзами племен (поляне, словене, вятичи и др.), составившими самостоятельную ветвь славян — восточную. Жили восточные славяне соседскими, территориальными общинами (вервь, мир).
Природно-ландшафтные, экологические условия Восточно-Европейской равнины значительно отличались от аналогичных западноевропейских и азиатских, что оказало влияние на формирование древнерусского этноса, его социо- и политогенез. Сложная гидрография Восточной Европы обусловливала расселение племен, определяла важнейшие военные, торговые и коммуникативные пути, не давала в условиях лесостепной зоны (при отсутствии естественно-географических преград нападениям врагов) обособляться отдельными поселениями, что создавало объективную основу для этнического и политического единства. Это, а также особенности климата (холодное лето, суровая зима, затяжные весна и осень) в течение веков выработали своеобразную аритмию жизни и труда, специфические черты быта и психологии древних русичей, других местных народов. На Восточно-Европейской равнине складываются полиэтничная, с преобладанием восточных славян, геоэтнокультурная система и соответствующая ей политическая система и государственность.
В VI—IX вв. у восточных славян преобладал эволюционный тип общественного развития. «Военная демократия» у восточных славян разлагается и перерастает в древнерусскую цивилизацию — самобытную модель духовного, социально-экономического и политического развития. Этот процесс развивался в общем индоарийском, а не только в узком европейском контексте. Системообразующим фактором был восточнославянский социальный генотип и индоевропейский языческий культурный архетип при катализирующем скандинавском и тюркско-хазарском влиянии (на севере словене были данниками варягов, а поляне и другие племена юга равнины попали в зависимость от Хазарского каганата). Большое значение для зарождающейся государственности имел геополитический фактор — постоянный натиск кочевников на ландшафтно не защищенную равнину.
Письменные источники фиксируют состояние восточнославянского общества на стадии «военной демократии», когда оно имело трехступенчатую структуру: племя — союз племен — суперсоюз племен. Фундаментальной составляющей любой биосоциальной системы являются иерархия и потестарные отношения. У восточнославянских племен (как и во всех кровнородственных социумах) иерархичность между людьми и коллективами, регуляция общественной жизни строилась не на основе принуждения, а на преимущественно психологических механизмах: влияние, подражание, запреты, реализуемые в системе табуирования. Эти механизмы создавали поведенческий алгоритм, при котором возникает психологическая соподчиненность индивидов, вызывая у одних чувство превосходства, заботы, ответственности (управляющие) и чувство страха, почтения у других (управляемые). Такой поведенческий алгоритм реализуется в значительной степени подсознательно и на основе господствующих традиционных ценностей, которые закрепляются в качестве ментальных архетипов и служат индикатором этничности. Верховным органом племени было вече — собрание свободных общинников.
Структуру и контуры племенной знати по источникам определить едва ли возможно. По мнению большинства историков, она состояла из верхушки нескольких привилегированных родов, из среды которых общее собрание выбирало вождей и старейшин. Их власть не была индивидуально наследственной, а являлась наследственной привилегией отдельных родов. Потестарная элита (знать) у восточных славян имела горизонтальную структуру: ее составляли волхвы (жрецы), концентрировавшие в своих руках сакральную власть, совет старейшин (старцы градские), определявшие внутриплеменную жизнь, и военный предводитель — вождь. Их власть регулировалась племенными традициями в форме обычаев, ритуалов, этикета.
Экзогенный фактор ускорял возникновение союзов племен (с конца VI в.), а затем и суперсоюзов. Их центрами становятся города (Киев, Полоцк, Смоленск и др.), которые первоначально выступают не как социально-экономические, а преимущественно военно-политические, административные и культовые центры. Мифологический тип мышления носит синкретический характер, что предполагает понимание единства и взаимосвязи культовых, властных, организационных, технических и других действий по организации жизнедеятельности и поддержанию благополучия племенного социума. Поэтому в городах как центрах обеспечения существования племенных союзов, вероятно, сосредоточивались и все институты, связанные с реализацией функций управления.
Структура власти союзов племен формально совпадала с организацией племенной власти, но на смену родоплеменной приходит территориальная организация общества.
Верховные органы племенного союза — вече (собрание свободных общинников), вожди (князья) с племенными дружинами, старейшины (старцы градские). В городе располагался сакральный центр, так как князь выполнял не только военные, но и религиозные функции, сюда поступала дань с подвластных племен, здесь формировалось общее войско. Функции князя («князь» — слово общеславянское, заимствованное в праславянские времена из древненемецкого и означавшее сначала главу рода, племени) союза племен мало чем отличались от функций племенного вождя. Князь был представителем верхушки родоплеменного строя, а не носителем государственной публичной власти. Внутриплеменные дела сохраняют в своих руках родоплеменная знать и племенное вече, а в руках князя сосредоточиваются военные обязанности, но они обеспечиваются уже не кровнородственными связями, а территориальными, политическими и военными отношениями.
Ряд ученых полагают, что по аналогии с западными славянами на стадии союзов племен знать отделяется от общинников в социальном и имущественном отношениях. В состав потестарной элиты начинают включаться племенные дружины, статус и функции которых меняются: они начинают эпизодически осуществлять во внутрисоюзных отношениях насилие как одну из функций власти. В собственном племени князь и дружина оберегали соплеменников, а у союзников выступали носителями зарождающейся принудительной, публичной власти. Дружины не был стабильным элементом зарождающейся политической структуры, так как общество еще не обладало необходимыми ресурсами для ее содержания.
Если первичные союзы объединяли родственные племена, то вторичные составляли уже суперсоюзы, т.е. объединяли несколько союзов племен. Вызванные к жизни внешней угрозой суперсоюзы являлись многоплеменными (и не только восточнославянскими) с противоречивыми и менявшимися интересами, сложно стратифицированными в ходе разложения родоплеменных отношений общества. Это создает предпосылки для возникновения публичной власти, зарождения государственности. Переходную форму от племенного строя к государству наиболее точно определяет понятие «вождества». Если «военная демократия» — горизонтально организованная структура, то вождество — иерархически построенная форма управления, которая организует военную, экономическую, редистрибутивную, судебно-медиативную, религиозно-культовую деятельность общества.
Формирование как первичных, так и вторичных союзов проходило в упорной межплеменной борьбе за господствующее положение в них. Князь доминирующего племени или союза племен становился главным властителем, а более слабые вожди и их соплеменники оказывались у него в подчинении. Часто такая борьба шла с переменным успехом, что делало суперсоюзы неустойчивыми образованиями. Тем не менее в VIII в. в Среднем Поднепровье поляне, сбросив хазарское иго, объединяют вокруг себя несколько племенных союзов (северяне, радимичи и, возможно, другие племена), создают один из центров древнерусской государственности. В IX в. северо-западный союз во главе со словенами, которые подчинили себе кривичей и финно-угорские племена, перерастает в государственное образование с центром в Ладоге, а затем в Новгороде. На фоне межплеменной борьбы и в условиях доклассового общества стабилизирующую роль в процессе формирования относительно самостоятельной «надплеменной» публичной власти в ходе разложения «военной демократии» играли ксенократические элементы. В борьбе с хазарами славяне начинают опираться на союзы (пакты) со скандинавскими (варяжскими) конунгами. «Призванные» на основе договоров с союзами племен князья и их дружины назывались «русью». Первоначально «проторусь» была скандинавской по своей этнической принадлежности. По вставной легенде «Повести временных лет» о призвании новгородцами Рюрика (862 г.), с варягами связывается объединение двух основных центров древнерусской государственности в 882 г. после похода на Киев из Новгорода князя Олега.
Проблема разграничения вождества и раннего государства теоретически трудноразрешима, так как среди ученых нет единства мнений по поводу универсальных признаков государственности, их количества и системы. Эти признаки (публичная власть, территориальная общность, наличие письменности, города и др.) присутствуют и в вождестве, и в раннем государстве. Фиксируются они и в Киевской Руси IX в. Суть изменений состоит в том, что правители вождеств не столько «господа» над обществом, сколько его слуги, тогда как верхи раннего государства уже не столько «слуги», сколько «господа» над ними (Н.Н. Крадин).
Созданная Олегом держава представляла собой «федерацию» государственных образований и союзов племен восточных славян. Династия Рюриковичей, вероятно, была скандинавской по своему происхождению. Варяги играли немаловажную роль в окружении князя, составляли ядро его дружины, но в данный период ее состав имел уже полиэтнический характер (включал славян, алано-адыгов, тюркские элементы). Династия, с самого начала скорее всего связанная с одним из славянских родов, быстро ославянилась во втором—третьем поколениях, как и вся ино-этническая часть формирующейся государственной элиты. В частности, уже первые князья — Рюриковичи и их дружины клялись славянскими богами — Перуном и Велесом. Термин «русь», первоначально имевший социальное значение, переносится на всю государственную территорию и становится этнонимом восточных славян.
Во главе Киевской Руси стоял великий князь. Он соединял в своих руках политическую, военную и сакральную власть (о последнем свидетельствуют прозвища киевских князей: Олег Вещий, Владимир Солнце, ритуальный характер расправы Ольги над древлянами; и др.). Укрепление власти великого киевского князя шло как в борьбе, так и в процессе синтеза родоплеменных систем управления с формирующимся центральным государственным управлением. Первоначально функции языческих князей так или иначе были связаны с военными задачами и неотделимыми от них дипломатическими отношениями, охраной торговых путей, сбором дани (полюдье) и ее последующей продажей. Власть киевского князя усиливалась по мере поглощения власти князей союзов племен, подвластных Киеву. Рост богатства также способствовал усилению его авторитета и власти, но богатство было не средством эксплуатации, а носило сакральный и престижный характер. Постепенно усиливается роль князя в поддержании внутреннего порядка.
Несложные государственные функции князь выполнял вместе с дружиной. Князь и дружина были нераздельны, солидарность князя и дружины проявлялась «в доле и недоле». Дружина жила за счет княжеских доходов, средством сплочения дружинной среды и поддержания княжеского авторитета были престижные пиры и раздача богатств. Пиры были важным символическим и государственным актом, носили регулярный характер. На них обсуждались государственные проблемы, разрешались споры и, возможно, распределялись служебные полномочия. В былинах и летописях описанию пиров уделяется большое внимание. Княжеско-дружинное управление получило общественное признание и конституировалось в институт, обеспечивающий социально-политическую жизнедеятельность древнерусского общества. Киевскому князю подчинялись местные племенные князья («светлые и великие князья», «великое княжье» и др.), которые по договору находились «под рукою» великого киевского князя, а также «старцы» — родоплеменная знать, выполнявшая судебно-административные функции. По договорам и традиции великий князь «мира для» имел право сбора полюдья с подвластных земель, а местные князья во время общих походов приводили свои дружины и ополчения. Их организация строилась на основе численной или десятичной системы: тысяцкие, сотские, десятники, которые также выполняли административные функции.
Великим киевским князьям приходилось сталкиваться с сепаратизмом местных князей, и они приступают к постепенной ликвидации этого института, что растянулось почти на весь Х в. Ко времени Святослава с племенным княжьем было покончено, а Владимир I посадил своих сыновей в крупнейшие города Руси и термин «князь» теперь распространялся только на членов киевской великокняжеской династии — Рюриковичей, которая представляла собой государственный суперэлитный слой, пришедший на смену родоплеменной аристократии. При этом отдельные члены княжеского рода имели политическое значение не сами по себе, а как составная часть родственной, генеалогической цепи князей. Деление общества по родоплеменному признаку окончательно было заменено территориальным принципом построения государства. Представители династии получали в управление волости, но не на правах поземельной собственности, а на основе кормления, что обусловливалось и частой сменой «столов» князьями. Однако это не устраняло межкняжеских междоусобиц, особенно обострявшихся при смене великого князя.
После гибели в 945 г. князя Игоря из-за попытки в нарушение сложившегося обычая собрать повторную дань с древлян, Ольга, совершив государственно-ритуальные жертвоприношения и разгромив древлян, провела важную административно-налоговую реформу. Она заменила полюдье систематической уплатой дани (урока) в постоянных центрах (погостах). Многие историки связывают с появлением постоянных погостов, где сосредоточивается княжеская администрация, слуги, челядь и военные отряды, а также многочисленных княжеских «ловищ», «перевесищ» и «знамений», формирование княжеского домена. На наш взгляд, заслуживает внимания аргументация И.Я. Фроянова, рассмотревшего эти события в парадигме языческого миропонимания и отрицающего государственный характер акций Ольги, не выходивших, по его мнению, за пределы существующей традиции. Тем не менее преобразования княгини Ольги укрепляли власть Киева над «примученными» восточнославянскими и иноязычными племенами.
Межплеменные и межкняжеские столкновения заставляли искать религиозно-идеологические средства для укрепления власти киевской династии и ослабления внутренних противоречий. Владимир I проводит грандиозную религиозную реформу, попытавшись превратить Киев в общерусский сакральный центр, собрав в столице пантеон богов (в основном южных племен) во главе с Перуном. В то же время религиозная реформа была ответом древнерусских волхвов на активную миссионерскую деятельность киевских религиозных общин, представлявших иудаизм, ислам и христианство. Б.А. Рыбаков установил определенные параллели между богами пантеона Владимира, с одной стороны, и христианской Троицей, Богородицей — с другой. Реформа является важным индикатором изменений в языческом самосознании древних русичей, эрозии политеизма и подготовки их к восприятию монотеистической религии, но она не оказала на разноплеменную древнерусскую общность консолидирующего влияния, а скорее вызвала раздоры с союзными Киеву племенами, не желавшими принимать главенство Перуна, а значит, и укрепления ведущего положения полян. Таким образом, традиции, эволюционно обеспечившие приобретение системой управления, характерной для «военной демократии», черт государственного управления, себя исчерпали. Требовались более радикальные средства для сплочения Киевской Руси и укрепления власти князя.
Христианизация Руси и изменения в
государственном управлении
Принятие восточного христианства в 988 г. Владимиром I в качестве государственной религии имело для Руси судьбоносное значение. Введение христианства не было просто очередным звеном в развитии религиозных реформ X в. Оно привело к трансформации древнерусского культурного архетипа, изменению ментальности и вхождению вследствие усвоения духовного и культурного византийского (и его ингредиента — античного) опыта, в православную византийско-славянскую цивилизацию. Эволюционный тип общественного развития сменился инновационным, его безусловным источником становится Киев.
Начинается постепенное утверждение канонических христианских представлений о природе власти, государства и его целях. Как отмечал В.О. Ключевский, «на киевского князя пришлое духовенство переносило византийское понятие о государе, поставленном от Бога не для внешней только защиты страны, но и для установления и поддержания внутреннего общественного порядка», а также обеспечения распространения и защиты христианских ценностей. Происходит разделение светской и духовной власти. Великие князья остаются составной частью династического рода, построенного по типу «конического клана». Семейные отношения совпадали с вассальными: князь-отец — сюзерен, а княжичи-сыновья — вассалы. Положение осложнялось увеличением числа князей и их генеалогических линий. В основе этих взаимоотношений, вероятно, лежала система лестничного восхождения князей, при котором генеалогическое старейшинство определялось наследованием великого стола «от брата к брату». В реальном историческом процессе политическое и военное «старейшинство» отодвигало генеалогическое на второй план. После смерти Ярослава Мудрого (1054 г.) стали созываться снемы (съезды князей), на которых решались вопросы войны и мира, изменения законодательства, династические споры и т.п. На съезде 1097 г. в Любече князья с целью предотвращения междоусобиц решили «каждо да держить отчину свою». Любечский съезд не пресек междоусобиц, правда, при Владимире Мономахе и Мстиславе Великом единство Руси восстановилось, но затем по мере формирования местных династий родовое понимание всей Руси как «отчины» Рюриковичей постепенно вытесняется узким пониманием «отчины» как владения региональной династии. Великий киевский князь был главой рода Рюриковичей. Передача киевского стола осуществлялась как в результате наследования по обычному праву (старейшему в роде), так и по завещанию. Завещание, противоречащее обычаю, давало основание силой оспорить легитимность такого решения. Наследование княжеского стола могло подкрепляться избранием князя, но как самостоятельный способ передачи власти избрание использовалось при конфликте князя с вече или в случае прекращения княжеского рода. Узурпация (добывание княжеского стола силой) всегда мотивировалась наследственными правами или избранием на княжеский стол. Князь являлся необходимым и ключевым элементом государственности. Бескняжье нарушало нормальную жизнь страны и ее регионов, влекло за собой разрушительные внутренние неурядицы и ослабление возможности зашиты от внешних врагов. В эволюции статуса князя четко прослеживается монархическая направленность, тем не менее, на наш взгляд, эта форма так и не реализовалась полностью в Киевской Руси. В руках князя, наряду с военными и административными функциями, сосредоточиваются верховная законодательная и судебная власть. С именами великих князей связаны развитие древнерусского кодекса «Русская Правда», а также уставы, которые определяли изменения в финансовом, семейном, уголовном, административном праве. Судебная власть великого князя распространялась на всю Русь. Она осуществлялась на «княжьем дворе» — в резиденции князя и местах, где сидели представители княжеской администрации. Великие князья были в общественном сознании «главой земли» и имели высокую репутацию, что отразилось в былинном эпосе и канонизации многих из них Русской Православной Церковью. В этот период идет процесс разложения корпоративных связей великокняжеской дружины. Старшая дружина (княжи мужи, бояре) все более активно включается в деятельность Совета князя и выполнение административных функций. В качестве кормления бояре получали земли, которые постепенно превращались в вотчины — наследственное землевладение. Однако, приобретая отдельные иммунитетные права, бояре не пользовались правом суверенитета. Совет при князе, в который входили также высшие церковные иерархи, заседал почти ежедневно и часто определял поведение князя и принимаемые им решения. Из бояр могли назначаться волостели для управления отдельными территориями, посадники, воеводы, тысяцкие, Бояре не были замкнутой кастой и представляли собой достаточно текучий слой. «Молодшая дружина» (отроки, гриди, милостники) выполняли роль слуг при князе и отдельные административные поручения — сбор дани (данщики), торговой пошлины (мытники), штрафов (вирники) и др.
Важное значение имели киевское вече для высшего и центрального управления и вечевые собрания в центрах местных княжеств для регионального управления. Веча XI—XII вв. отличались от прежних племенных собраний, участие в них принимали все свободные горожане Киева или местных центров (иногда пригородов), и они являлись структурным элементом высшего государственного управления. Вече и князь заключали друг с другом ряд (договор), представлявший из себя взаимную присягу (из 50 князей, занимавших киевский престол, 14 были приглашены вечем). В случае нарушения «одиначества» князя и вече ему могли отказать в занятии стола. В результате появляются князья-изгои, которые вместе со своими дружинами вынуждены искать свою «долю», как правило, на окраинах государства. Форма правления на Руси может быть определена как «дружинное государство» (Е.А. Мельникова), в котором в виде преформизма содержались монархическая (князь), олигархическая (старшая дружина, бояре) и демократическая (вече) тенденции. Ни одна из них в Киевской Руси не получила полного воплощения.
В связи с развитием княжеского домена складывается дворцово-вотчинная система управления. Ее возглавлял огнищанин (тиун огнищный или дворный), который заведовал двором (отроками) князя, домашним хозяйством и финансами. Огнищанину подчинялся штат тиунов (слуг), ведавших различными отраслями вотчинного управления — конюшие, ключники и др. Вотчинная администрация могла состоять как из свободных, так и лично зависимых от князя по договору — рядовичей и часто рабов (холопов, челяди). Со временем князья по согласованию с вече поручают этим агентам вотчинного управления выполнение государственных исполнительных и судебных функций. В результате происходит вытеснение и ассимиляция десятичной системы управления дворцово-вотчинной.
Светская и духовная власть на Руси существовали автономно. Государственная власть способствовала распространению христианства, но и согласовывала свою деятельность с установками церкви. В XI—XII вв. православие определяло духовные основы развития древнерусского государственного управления, права и правосознания. Сама церковь становится к XII в. важнейшим субъектом управления, но в отличие от католицизма не вмешивается непосредственно в дела светской власти, что соответствовало восточно-христианской государственно-правовой культуре.
Киевская митрополия, вероятно, была создана уже в 988 г. во главе с Михаилом (хотя проблема основания киевской митрополии и имя первого митрополита остаются дискуссионными). Она находилась в юрисдикции Константинопольской патриархии. По размерам территории и численности прихожан она была крупнейшей, но в константинопольских диптихах (росписях) занимала лишь 61-е место. Кроме того, русская митрополия была зависима не только от патриарха и Синода, но и от византийского императора, который в церковном и государственно-правовом сознании мыслился как самодержец всех православных. Правители других православных народов в дипломатической переписке императоров получали в зависимости от связей с династией и политической значимости титулы архонтов, князей или стольников. В этой иерархии киевские князья имели лишь придворный титул стольника. Хотя в политическом и юридическом смысле эта зависимость была этикетной фикцией, в сакральном смысле она не оспаривалась. Имя императора поминалось в русских богослужениях даже тогда, когда их реальное положение в мире неуклонно катилось к закату. Константинопольский патриарх совместно с Синодом и по согласованию с императором посвящали киевских митрополитов, регулировали церковное устройство, разрешали религиозные споры на Руси.
В то же время огромная территория митрополии, ее удаленность от Константинополя и политическая независимость Руси давали русской церкви значительные автономные права. В соответствии с каноническими представлениями высшая церковная власть принадлежала митрополиту с собором епископов. В работе церковного собора часто принимал участие великий князь и другие представители династии. Они согласовывали вопросы об открытии новых епархий, назначении епископов. Важнейшими епископскими кафедрами (епархиями) были Киевская, Новгородская, Черниговская, Ростовская, Владимиро-Волынская и другие (не менее 16 епархий накануне монголо-татарского нашествия). Епархии состояли из приходов, возглавляемых священником, помощниками которого были диакон и церковнослужители. Высшее духовенство, как правило, было греческим по происхождению. Исключение составляли поставленные русскими князьями митрополиты Иларион и Климент Смолятич, но константинопольские патриархи бдительно отстаивали свое право посвящения русских первоиерархов. Материальный фундамент церкви составляла «десятина» — церковный налог, доходы с церковного суда (церковное право регулировало семейные отношения и некоторые другие гражданские правоотношения), земельные пожалования князей, монастырская колонизация. Важную роль в миссионерской деятельности и хозяйственном освоении земель играли монастыри, возглавляемые игуменами.
Духовная элита оказывала большое влияние на воспитание князей, требуя от них сдержанности, соблюдения евангелических заповедей, пыталась оказать влияние на мирное разрешение княжеских междоусобиц, внутренних противоречий и волнений.
Государственное управление в
удельный период (XII—XIII вв.)
Вскоре после смерти великого киевского князя Мстислава Владимировича (1125—1132 гг.) в Древней Руси усиливаются центробежные процессы. В определенной мере они определялись разложением великокняжеской дружины. Из военной правящей государственной элиты она превращается в вотчинников — региональную корпоративную боярско-дружинную верхушку. Во главе региональных элит утверждаются местные княжеские династии из различных ветвей Рюриковичей. Удельные княжества с быстро растущими городами в условиях натурального хозяйства были экономически самодостаточными и мало связанными друг с другом. Кроме того, после разгрома Хазарского каганата и печенегов, снижения активности варягов и стабилизации отношений с Византийской империей относительно ослабла внешняя угроза. После походов Владимира Мономаха утратила былую остроту и половецкая проблема. Централизаторские возможности Киева были также ослаблены варварским разгромом в 1204 г. бандами крестоносцев Константинополя и последующей монополизацией венецианцами византийской торговли.
Политическая система Руси приобретает полицентричный характер при сохранении символического значения Киева, обладание которым было формальным признаком «старейшинства» среди русских князей. В дореволюционной литературе этот период древнерусской истории именовался удельным, в советской историографии характеризовался как закономерный и прогрессивный этап феодальной раздробленности. В то же время многие зарубежные историки рассматривают его как политический кризис средневековой Руси, а Л.Н. Гумилев усматривал в XII—XIII вв. не только социально-экономические и политические изменения, но и вступление древнерусского этноса и его цивилизации в стадию распада. Индикаторами этого процесса, в частности, стали оживление язычества и активизация деятельности католических миссионеров.
Сочетание социально-экономических, географо-этнологических и духовных факторов определяет усиление дифференциации в административно-судебном устройстве, культуре, экономическом развитии отдельных земель, что позволяет говорить о зарождении субцивилизационных различий между ними. В то же время в массовом и элитарном сознании сохранялись представления о Руси как едином территориальном и духовном целом, память о ее былом могуществе. Несмотря на участившиеся княжеские усобицы и распри региональных властных элит, центростремительные процессы и конфедеративные связи находили отражение в деятельности съездов князей, сходстве правовых систем, сохранении православия и единой для всей Руси церковной организации — митрополии (а в отдельных землях епископских кафедр), духовная власть которой не оспаривалась ни удельными князьями, ни местными духовными иерархами. В данных условиях поставление общерусского митрополита из Константинополя независимо от русских князей было важным интеграционным фактором. В развитии государственного управления, отличавшегося на Руси в XII—XIII вв. значительным разнообразием, можно выделить четыре основные модели.
Южная Русь
Южные русские земли оказались в составе Киевского, Черниговского и Северского княжеств. Они составляли первоначальное ядро Руси еще в VI—VIII вв., а в последующие века эти территории становятся контактной зоной этнокультурного и цивилизационного диалога древнерусской и кочевой (преимущественно тюркских народов) цивилизаций. Здесь были сосредоточены древние боярские вотчины, открытые степным просторам на юге и востоке. Для их защиты киевские князья использовали расселение здесь побежденных кочевников — торков, печенегов, берендеев, бродников, которые получили в XII в. название «черные клобуки». Они несли пограничную службу и были важным фактором военно-политического и этнического развития южнорусских земель.
Черниговские и Северские земли также имели на границе с Половецкой степью оборонительные линии, которые защищались издавна поселенными здесь тюркоязычными (возможно, булгары) и алано-адыгскими (приведенными с Северного Кавказа в XI в. Мстиславом) племенами. Отдаленно они напоминают позднейшие казачьи общины. У местных князей были давние традиции дружественных отношений с кочевниками, в том числе с частью половцев. Однако союзные отношения периодически нарушались военными столкновениями.
В круговорот борьбы за Киев были втянуты все важнейшие княжеские ветви, пытавшиеся встать во главе русских князей. Обладание киевским престолом было не только престижным, но и давало важные стратегические и материальные преимущества. Поэтому удельные князья независимо от династической принадлежности, овладев Киевом, превращались из прежних автономистов в решительных поборников объединения Руси, хотя закрепить эти центростремительные тенденции на продолжительное время не позволяли объективные и субъективные условия.
Традиции княжеского старейшинства накладывали отпечаток на особенности развития местной политической системы. Являясь древним политическим и территориальным ядром древнерусской государственности, Киевские земли так и не сложились в отдельное независимое княжество, не выделились в наследственную вотчину какой-либо княжеской династии. Вплоть до монгольского нашествия Киев считался чем-то вроде собственности великокняжеского стола или династическим наследством всего княжеского рода. Отсюда претензии великих киевских князей на представительство общерусских интересов, а удельных князей — на определенную долю ответственности за Киев, а значит, и за все земли Руси. В результате соперничества различных княжеских ветвей в Киеве в XII в. складывается система дуумвирата (реже триумвирата) на основе ряда киевского вече и боярства с князьями. На киевском престоле одновременно утверждались два князя, которые представляли две наиболее сильные и соперничающие друг с другом династии. Оба князя владели мощными княжествами за пределами Южной Руси. Например, за спиной Ростислава и его сына Рюрика стояло Смоленское княжество, за Изяславом и его сыном Мстиславом — Волынь, за Святославом Всеволодовичем — владения черниговских Ольговичей, за Всеволодом — Владимиро-Суздальское княжество; и т.п. Князья совместно выступали в походы, по согласованию решали внешнеполитические и внутренние проблемы. Все это создавало относительное равновесие сил, ослабляло усобицы и было одним из факторов связи Южной Руси со всеми остальными русскими землями. Однако равновесие было неустойчивым, в начале XIII в. начинаются новые столкновения между князьями за Киев, в ходе которых город подвергался неоднократным разгромам и опустошению вплоть до монгольского нашествия.
Юго-Западная Русь
Юго-западные русские земли к XII в. находились в составе Галицкого и Волынского княжеств. Мягкий климат, плодородные черноземы сочетались с относительной безопасностью от кочевников и военного натиска Владимиро-Суздальского и других сильных русских княжеств, а торговые пути связывали ее с Венгрией, Польшей, Византией и Болгарией. В период существования единого Древнерусского государства юго-западные русские земли находились под управлением сосланных или бежавших сюда второстепенных князей-изгоев, уже с XI в. пытавшихся проводить самостоятельную от Киева политику. Здесь выросли богатые и хорошо защищенные города Галич, Владимир-Волынский, Перемышль, Холм с социально активными горожанами; сформировалось могущественное и независимое боярство. Княжеские домены значительно уступали боярскому землевладению, что вместе с постоянными усобицами сказывалось на развитии политической системы этих земель. Усиление власти великого князя (под властью Мономаховичей в 1199г. княжества были объединены) наталкивалось на сопротивление боярской контрэлиты, которая при всех внутренних противоречиях демонстрировала солидарность в отстаивании своих иммунитетных прав от власти князя, вплоть до привлечения иноземной военной помощи (за что местные летописцы наделяли бояр исключительно негативными качествами). Борьба монархических и олигархических тенденций шла с переменным успехом, но за исключением кратких периодов власть в Галицко-Волынской Руси находилась в руках боярской олигархии, которая приглашала и смещала князей. (В 1211 г. бояре провозгласили князем боярина Володислава, не имевшего отношения к княжескому роду. Но это встретило недовольство как всех Рюриковичей, так и горожан, воспринимавших титул князя как сакральный, принадлежащий лишь традиционным династиям.)
Хотя галицко-волынские князья обладали высшими административными, судебными, военными и законодательными полномочиями, бояре, опираясь на экономическую и военную мощь, могли не признавать княжеские решения. Верховная судебная власть князей в случае разногласий с боярами переходила к совету бояр, который созывался по инициативе самого боярства. В него входили епископ, бояре, занимавшие высшие административные должности и фактически контролировавшие весь аппарат управления. В чрезвычайных условиях собирали вече.
После монголо-татарского нашествия Юго-Западная Русь распадается и тяготеет в своем субцивилизационном развитии к модели, складывающейся на основе польско-литовского синтеза.
Северо-Западная Русь
Северо-западные русские земли были наряду с киевскими и черниговскими древнейшим очагом древнерусской цивилизации и государственности. В XII—XIII вв. Новгородская земля была крупнейшим экономическим, политическим и культурным центром Руси. Новгородская субцивилизация при всех своих особенностях и своеобразии развивалась в едином потоке и имела общие основы с остальными русскими землями. Соперничество Новгорода и Киева с самого начала образования восточнославянской государственности имело различные формы проявления. На рубеже XI—XII вв. борьба новгородцев за самостоятельность приносит ощутимые плоды. В Новгородской земле складывается определенное равновесие между крупными боярскими вотчинами, мощным монастырским землевладением и богатым купечеством. При всех противоречиях между ними и внутри этих социальных групп интегрирующим фактором выступали стремление Новгорода к самостоятельности и связанные с этим антикиевские настроения.
К исходу XI в. новгородцы добились права решением вечевого собрания изгонять или отказывать в княжении ставленнику великого киевского князя. В результате князь-наместник в Новгороде стал частично трансформироваться в представителя республиканской власти. Одновременно складывалось посадничество нового типа — также отделенного от статуса наместничества. Особенности политогенеза Новгорода в условиях постоянной борьбы с Киевом способствовали замедлению социальной и политической дифференциации местного общества, сдерживали рост в нем противоречий в XII—XIII вв.
В 1136 г. по решению вече из города был изгнан князь Всеволод Мстиславович, и Новгородская земля обрела политическую самостоятельность. Эти события в литературе иногда называют «новгородской революцией». Здесь не сложилась местная княжеская династия. Перестав быть ставленником Киева, приглашаемый князь становится местной властью, зависимой от вече. Утратив права наместника, он более не противостоит новгородскому обществу и формирующимся республиканским органам, и в этом новом качестве статус князя даже укрепляется, возрастает его реальная роль в системе управления. По мере обретения самостоятельности в Новгороде обостряется борьба между различными группировками на вече и среди бояр, что требовало от князя искусства ладить с ними и открывало перед князем новые политические возможности. Боярские группы были не в состоянии удержать власть без поддержки правящего князя. Князья и высшие должностные лица республики ограничивали и контролировали друг друга. Отношения князя с Новгородом строились на основе договора с вечем. Если князь нарушал договор, то вече «указывало ему путь», т.е. изгоняло, иногда и сам князь отказывался от своих полномочий. До начала XIV в. князья менялись (с 1095 г.) 58 раз и принадлежали к различным княжеским родам.
Высшим властным органом Господина Великого Новгорода было народное собрание — вече. В нем могли участвовать все свободные горожане. Именно их волеизъявление в конечном счете вело к избранию или смещению высших должностных лиц, санкционировало расправу над ними, изменяло законодательство, принимало решение по вопросам войны и мира и т.п. Борьба различных группировок бояр и купцов за престижные и доходные государственные должности влияла на решение вече, однако эти группировки не могли полностью управлять процессом его принятия, контролировать собрание, так как не были четко оформлены, не сложились в сколько-нибудь отлаженную систему с ясными династическими и политическими ориентациями.
Высшим должностным лицом в республике был посадник, выборы которого проводились ежегодно. Посадник мог председательствовать на собрании и руководить его работой, играл роль посредника между Новгородом и князем, вместе с которым вершил суд. Эта аристократическая должность замещалась представителями примерно 40 наиболее могущественных и знатных боярских родов.
В XII в. появляется должность тысяцкого, который представлял интересы незнатных слоев свободного населения: купцов, ремесленников и землевладельцев, не принадлежавших к боярству. В мирное время он ведал торговыми делами, в том числе судом, осуществлял полицейский надзор и командовал ополчением в период военных действий, помогая князю. Вместе с посадником тысяцкий был гарантом контроля за княжеской властью.
Важная роль в республике отводилась избираемому на вече епископу (с 1165 г. — архиепископу). Владыка Новгорода был не только главой влиятельной церковной иерархии, но и хранителем государственной казны, вместе с князем ведал внешней политикой, а с купеческой корпорацией «Иваньское сто» осуществлял контроль за эталонами мер и весов, имел свой полк. Архиепископ был наиболее стабильной фигурой в системе управления Новгородом, так как посадник и тысяцкий часто представляли интересы противостоящих друг другу новгородских группировок. Он вносил также умиротворение в обычные для Новгорода вечевые страсти.
Властную элиту Новгорода представлял Совет господ (Оспода), куда входили около 300 человек. Во главе Совета стоял архиепископ, в его составе были князь, степенные (находившиеся в данное время в должности) и старые (ранее занимавшие должности) посадники, тысяцкие, наиболее знатные бояре, церковные иерархи, иногда кончанские старосты. Совет господ предварительно рассматривал вопросы, выносимые на вече. Представительство в Совете было пожизненным.
Вся административная система Новгорода являлась выборной. Город состоял из федерации самоуправляющихся районов — концов, которые являлись экономическими, военными и политическими единицами. Концы в свою очередь делились на улицы. Вся территория Новгородской земли была разделена на области — пятины, каждая из которых подчинялась в административном отношении одному из концов города. Пятины дробились на волости, а последние — на погосты. Во всех административно-территориальных единицах действовало вечевое самоуправление. Новгород был крупнейшим торговым центром не только Руси, но и Европы, входя в Ганзейский союз. Тем не менее отличия социально-экономических, политических и культурных процессов в Новгороде определялись не иноземными влияниями и якобы большей включенностью Новгорода в западно-христианскую цивилизацию, а углублением дифференциации древнерусской цивилизации, вызванной спецификой природно-ландшафтных условий, особенностями этнического развития, внутрисоциальных противоречий и местных традиций. Характерно, что в борьбе с Киевом и Владимиро-Суздальским княжеством, при складывании внутренних экстремальных ситуаций знаменем оппозиции становилось обращение к восточнославянским языческим традициям, а не к известным в Новгороде европейским идеям.
Сходные системы государственного управления существовали и в других землях Северо-Западной Руси — Пскове, Вятке (при многочисленных различиях в технологиях избирательных традиций, сроках полномочий и т.п.), так или иначе связанных с Господином Великим Новгородом. Постепенно их политические системы приобретают все более олигархический боярский характер.
Владимиро-Суздальская Русь
Северо-восточные земли, издавна населенные немногочисленными угро-финскими и балтийскими племенами, были одним из основных районов славянской колонизации с VIII в. Волго-Окское междуречье было в равной степени защищено как от варяжских походов, так и от половецких набегов. Умеренный климат и торговые пути привлекали как стихийную крестьянскую колонизацию, так и организованную, опирающуюся на дружины, княжескую. Взаимоотношения быстро растущего славянского населения с разрозненными догосударственными общинами голяди, чуди, мери, муромы, веси и другими финно-угорскими племенами приводят к синтезу их общественных структур, хозяйственно-бытовой жизни, политогенеза, консервации языческого мировоззрения.
В XII—XIII вв. происходит мирная деэтнизация значительной части местного населения, ассимиляция его древнерусской народностью, хотя отдельные поселения местных этносов сохранялись еще несколько веков. Наряду со старыми городами — Ростовом, Суздалем — появляются и быстро растут новые — Тверь, Владимир, Москва и другие, соперничество между ними и местными элитами влияло на особенности государственного управления. Ростово (Владимиро)-Суздапьская Русь начала возвышаться со времен княжившего здесь Владимира Мономаха и считалась вотчиной Мономаховичей. К середине XII в. сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий превратил Ростово-Суздальское княжество в одно из сильнейших и даже занял в конце жизни великий киевский стол. Официальным актом создания самостоятельного княжества было решение Собора из представителей бояр и неродовитой верхушки крупнейших городов об избрании великим князем Андрея Юрьевича (вопреки прежнему договору с Юрием Долгоруким об избрании другого его сына).
Стремление вотчинных и служилых землевладельцев, духовенства «старых» и «молодых» городов утвердить собственную династическую линию и освободиться от наместников великих князей свидетельствовало о развитом региональном сознании местной элиты. Князь Андрей, прозванный по месту своей резиденции Боголюбским, стремился жесткими мерами придать своей власти монархические черты — согнал со своих столов братьев, устранил от дел многих бояр и безжалостно подавлял их сопротивление. Сложные этногенетические процессы в княжестве свидетельствовали о кризисе единого древнерусского самосознания и сказались как на ходе внутриполитической борьбы, так и во время взятия Киева в 1169 г., которым Андрей Боголюбский стремился овладеть уже не как символической столицей Руси, а как чужеземным городом, и предал его разграблению.
В 1174 г. Андрей пал жертвой заговора бояр. Однако централизацию государственного управления и укрепление княжеской власти продолжили поддержанные горожанами братья Андрея — Михаил, а затем Всеволод Большое Гнездо (1176—1212 гг.). Мятежное боярство было разгромлено; в борьбе с ним владимиро-суздальские князья опирались на быстро растущее дворянство. В XII в. дворяне выполняли разнообразные государственные и вотчинные функции — управляющих хозяйством, судебных чиновников, военных слуг, полицейских и пр. За свою службу они получали вознаграждение в виде денежного пожалования или условной земельной собственности (поместья). И все же доминирующая тенденция к установлению сильной монархической власти не успела полностью реализоваться в домонгольский период. Она наталкивалась на сопротивление местных городских элит — боярской верхушки Ростова, Суздаля, Владимира и других городов. Из соперничества между элитами старых и новых городов, опиравшихся на различных представителей Мономаховичей, выросла полицентричная государственная система со сменой столиц, а состоящая из нескольких уделов Владимиро-Суздальская Русь становится месторазвитием великороссов и ядром великорусской государственности. Таким образом, накануне монголо-татарского нашествия происходит ослабление межрегиональных связей, обособление отдельных территорий, разрушается до конфедеративного состояния политическое единство русских земель. Процессы социально-экономической, культурной и государственной дифференциации (в последней проявляются олигархическая, демократическая и монархическая тенденции) приводят к перерастанию региональных различий в субцивилизационные, к кризису общеэтнического сознания и древенерусской цивилизации.
Становление государственного управления на Руси проходило в результате военного типа политогенеза в VIII—IX вв., что было обусловлено сочетанием различных факторов: природно-ландшафтного, геополитического, социально-экономического, духовно-нравственного. Переход от потестарных отношений типа «военной демократии» через «вождества» к публичной власти, государственности на доклассовом уровне, но в сложно стратифицированном обществе, был катализирован ксенократическим характером династии Рюриковичей.
Принятие христианства изменило характер властных отношений на Руси и систему государственного управления в «дружинном государстве». Князья утрачивают сакральные функции, но наряду с военными сосредоточивают в своих руках административные и судебные функции. Завершается переход от родоплеменного к территориальному принципу построения государственного управления, которое сосредоточивается у построенной по принципу конического клана династии Рюриковичей. Происходит вытеснение и ассимиляция десятичной системы управления дворцово-вотчинной.
Формирование региональных династий, передача старшей дружине административных функций на основе кормлений, а затем перерастание последних в вотчинно-родовую собственность приводит к разложению великокняжеской дружины, регионализации Руси и дифференциации форм государственного правления в удельный период: монархия (Владимиро-Суздальская Русь), олигархическая (Галицко-Волынская) и республиканская (Новгород, Псков, Вятка).
Вопросы для самопроверки
1. В чем сущность потестарных отношений у восточных славян в VI— VIII вв.?
2. Как изменилось государственное управление в Киевской Руси после принятия христианства?
3. Какие функции выполнял великий киевский князь в X—XII вв.?
4. Чем отличалась форма правления в основных русских землях периода раздробленности?
Рекомендуемая литература
Бушуев С.В., Миронов Г.Е. История государства Российского. Историко-библиографические очерки. Кн. IX—XVI вв. М., 1991.
Вернадский Г.В. Киевская Русь. Тверь — М., 1996.
Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995.
Горский A.M. Древнерусская дружина. М., 1989.
Гумилев Л.H. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989.
Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. М., 1991.
Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998.
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985.
Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. Л., 1987.
Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М.,1971.
Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX—XI вв. М.,1995.
Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993.
Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982.
Толочко П.П. Древняя Русь. Киев, 1980.
Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200—1304. М., 1989.
Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л.,1980.
Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия СПб., 1992.