2.6. Философские проблемы биологии и экологии 261
2.6. Философские проблемы биологии и экологии* 2.6.1. Предмет философии биологии и его эволюция
Философия биологии — область философии, занимающаяся анализом и объяснением закономерностей формирования и развития основных направлений комплекса наук о живом. Философия биологии исследует природу и структуру биологического знания, особенности и специфику научного познания живых объектов и систем; средства и методы, способы обоснования и развития научного знания о мире живого.
Философия биологии — это система обобщающих суждений философского характера о месте биологии в системе науки и культуры, о воздействии различных наук и культуры в целом на характер биологических исследований и об обратном процессе влияния биологии на изменение норм, установок и ориентации в науке и культуре.
Такое понимание предмета философии биологии характерно для нашего времени, однако оно многократно трансформировалось в предшествующие годы в ходе развития биологии и других наук о живом, в процессе изменения их предмета, появления новых методов и возможностей научно-технического познания, трансформации стратегических направлений исследования. Долгие годы в Советском Союзе в условиях господства догматически понимаемого диалектического материализма философский подход в его применении к анализу биологических проблем рассматривался как априористический, при котором теоретические построения оказывались не результатом обобщения данных науки, а непосредственно выводились из общефилософских положений и налагались на конкретный естественно-научный материал. Из поля зрения подобного философствования ускользало самое главное — предмет, по поводу которого оно бралось размышлять. В результате появилось множество работ, до предела заполненных философскими ярлыками, наклеиваемыми на специальные биологические концепции и, как правило, не отражавшими их объективного содержания. Одними из первых с критикой такого философского подхода в отечественной литературе выступили И.Т. Фролов и Р.С. Карпинская. Они показали, что современное философское познание не существует над биологическим. Оно непосредственно выводится из него, вычленяется как элемент, сторона реальности, создающейся в ходе научного исследования.
Это означает, что, в отличие от натурфилософии, современная философия рассматривает свой объект не изолированно от конкретных форм по-
Параграфы раздела не совпадают с параграфами программы. Ряд параграфов программы в силу ограниченности объема данной работы здесь не изложен.
262
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
263
знания, но как его результат, итог взаимодействия субъекта и предмета природы. Философия имеет дело со «второй реальностью», созданной наукой, т.е. в случае познания закономерностей живых систем — с «биологической реальностью», которая изменяется по мере развития наук о жизни.
Биологическая реальность включает в себя не просто объективное существование мира живого, но и активность познающего субъекта на этом пути в сложной социальной структуре познавательной деятельности, критерии которой определяются как непосредственными характеристиками объекта, так и различными социокультурными влияниями, норма-\ ми и идеалами. Данное обстоятельство и предопределяет историчность понимания предмета биологической науки, изменения в его содержании. / На первых этапах развития биологии целью любого биологического исследования был организм, соответственно предмет биологической науки описывался на организменном уровне. Возникновение и закрепление представлений о виде, растянувшееся на десятки лет, в конечном итоге привело к расширению понимания предмета биологии. Вид и популяция предстали как фиксированные, имеющие собственные закономерности построения, функционирования и развития целостные биологические объекты, а не просто как абстрактные наименования, отражающие сум-мативные конгломерации индивидов. Последовательно формирующиеся представления о биоценозах, экосистемах, наконец, биосфере в целом расширяют предмет науки о жизни, включая все эти сложные надорганиз-менные образования в компетенцию анализа современной биологии. Таким образом происходит расширение пределов мира жизни, изучаемого биологической наукой.
Но этим не ограничивается процесс расширения предмета биологической науки, который мы наблюдаем в наши дни. Сходный процесс идет и в противоположном направлении — в глубь организма. Это осуществляется при активном использовании физики, химии, других точных наук. Вместе с тем анализ ингредиентов любых биологических организмов продолжает оставаться включенным в предмет биологической науки, в частности, через новые интегративные, но биологические по своему статусу науки — биофизику, биохимию и т.д.
Таким образом, можно констатировать, что изменение поля деятельности в изучении жизни, новое видение биологической реальности привели к изменению в понимании предмета биологии как науки. Это изменение выразилось во включении в предмет биологии всех уровней организации жизни. Причем формирование различных дисциплин на каждом из этих уровней, отражающее новые грани в понимании предмета биологии, определялось не только когнитивными, внутринаучными факторами развития биологического знания, но и включенностью биологии в целостную систему функционирования науки внутри общества. Многие из вновь нарождающихся областей биологии отражали прежде
всего социальные потребности, «заказы», идущие от общества, а не собственно научную разработанность данной проблематики. Их глубокая и всесторонняя разработка, напротив, начиналась уже после того, как эти направления оказывались под влиянием социальной потребности включенными в предмет науки. Подобная ситуация характеризует многие из разработок в области биологической экологии, биоценологии, возникновение и развитие таких направлений, как селекция, почвоведение, растениеводство, паразитология, бактериология.
Важным моментом в расширении предмета биологии стало обращение биологической науки к проблеме человека. Усиливается медико-биологическая направленность работ по уяснению глубинных биологических причин болезней, поиску новых методов лечения и лекарств. Все более осознается и углубляется понимание роли природных факторов, включая наследственные, в формировании онтогенетической жизнедеятельности человека. Наконец, актуальным становится вопрос о необходимости изучения популяционных факторов и характеристик вида.
Все это свидетельствует о том, что происходящие изменения в понимании предмета биологии отражают сложные взаимосвязи и взаимозависимости как собственно научных, так и социокультурных факторов развития биологической науки, отражают ее многообразную включенность в решение реальных проблем развития общества.
Расширение понимания предмета биологии, новые возможности биологического эксперимента в связи с совершенствованием техники эксперимента, осознание новых социальных заказов привели к принципиальным изменениям в определении стратегических направлений развития исследовательской деятельности в биологии.
К традиционным целям биологического исследования — описанию и объяснению мира живого, раскрытию закономерностей его организации, функционирования и развития — стали добавляться существенно новые. Это во многом связано с изменением самого характера контактов биологии с практикой. Взаимодействие биологии с практическими потребностями существовало на всех этапах ее развития, но это была связь опосредованная — через сельскохозяйственную деятельность, медицину, физиологию, психологию и т.д.
Современный период развития биологии характерен нарастанием прямых связей биологии с практикой, когда биология становится средством не только изучения, но и влияния на мир живого. В ней все более нарастают тенденции проектирования и конструирования биообъектов, все явственнее проявляются задачи общего и регионального управления живыми системами. В этой связи в развитии стратегии исследовательской деятельности в познании жизни начинают появляться такие новые направления, как предвидение, прогнозирование. Возникает необходимость в разработке разнообразных сценариев предвидимого будущего и
264
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
265
их сравнения. При этом потребность в создании подобных исследовательских направлений характерна не только для суборганизменных уровней изучения живого, но и в не меньшей мере, хотя и в специфическом преломлении, и для организменных и надорганизменных уровней.
Названные тенденции получили отражение в развитии таких актуальных исследовательских направлений, как генная инженерия, клеточная инженерия. По аналогии с этим можно было бы говорить и об инженерии ценозов, поскольку задача проектирования и конструирования как естественных, так и искусственно созданных биоценозов и агроце-нозов также весьма актуальна. Экстраполируя эту тенденцию на область биологии в целом, можно говорить о вступлении биологической науки в новый этап своего развития — биоинженерный. Приемы различных направлений биоинженерии помогают биологу превратиться, по сути дела, в конструктора новых организмов или новых отношений между ними.
Однако, отмечая определенную схожесть биоинженерного этапа с другими направлениями инженерии, нельзя не видеть при этом и их существенных различий. В случае развития биотехнологии исследователь и практик имеют дело с миром живого. Это накладывает на практическую деятельность определенные ограничения и запреты, которые должны быть хорошо осознаны еще до начала подобной деятельности. Человечество имеет сейчас горький, но поучительный опыт роста негативных последствий в ходе неуправляемого, бесконтрольного развития промышленного производства. Истощение природных ресурсов, загрязнение среды обитания, ухудшение ситуации в развитии мира живого — вот только некоторые из последствий создавшегося неблагополучия.
Поэтому разнообразные возможности конструирования, культивирования, преобразования биологических объектов и связей между ними должны быть всесторонне продуманы в плане прогнозирования последствий такого вмешательства. Причем последствий не только производственно-экономических, но и экологических, и социальных. Социальная озабоченность по поводу последствий современного развития биологии далеко не беспочвенна. Дело в том, что новые технологии, основывающиеся на генной и клеточной инженерии, предоставляют возможность преодоления эволюционных барьеров, осуществляя произвольное конструирование и перемещение генов между организмами, не имеющими природных возможностей для вступления в генетические контакты. Это может дать человечеству как значительные выгоды, так и привести к роковым ошибкам из-за недоучета экологических последствий включения этих новых организмов в целостный мир живых объектов.
Попытки искусственно затормозить, остановить этот процесс как имеющий потенциальную опасность для человечества оказались наивно-романтическими и, как известно, ничего не дали. Поэтому дальнейшее безопасное развитие названной тенденции требует совершенствова-
ния методов сознательного управления всем новым комплексом исследований и практических разработок.
Эти новые области биологических исследований и накопленные в них факты требуют переоценки и переосмысления действовавших в биологии концепций, создания новых, их осознания с методологических, мировоззренческих и ценностных позиций.
Все названные трансформации предмета биологии ведут к изменениям и предмета философии биологии. С современных позиций философское осмысление мира живого представлено в четырех относительно автономных и одновременно внутренне взаимосвязанных направлениях: онтологическом, методологическом, аксиологическом и праксиологическом.
Естествознание XX в. имеет дело с множеством картин природы, онтологических схем и моделей, зачастую альтернативных друг другу и не связанных между собой. В биологии это ярко проявилось в разрыве эволюционного, функционального и организационного подходов к исследованию живого, в несовпадении картин мира, предлагаемых различными областями биологического знания. Задача онтологического направления в биофилософии — выявление онтологических моделей, лежащих в основаниях различных подразделений современной науки о жизни, рефлексивная работа по осмыслению их сути, взаимоотношений друг с другом и с онтологическими моделями, представленными в других науках, их рационализации и упорядочению.
Методологический анализ современного биологического познания преследует задачу не просто описания применяемых в биологии методов исследования, изучения тенденций их становления, развития и смены, но и ориентирует познание на выход за пределы существующих стандартов. В силу того, что регулятивные методологические принципы биологического познания имеют порождающий характер, осознание и формулировка в биологии новой методологической ориентации ведет к становлению новой картины биологической реальности. Это ярко проявилось в процессе утверждения в биологии новых познавательных установок системности, организации, эволюции, коэволюции.
В последние годы существенно возросло значение аксиологического и праксиологического направлений в развитии биофилософии. Становление и стремительное развитие генной и клеточной инженерии, инженерии биогеоценозов, решение проблем взаимодействия биосферы и человечества требуют совершенствования методов анализа и сознательного управления комплексом названных исследований и практических разработок, их нравственно-этического осмысления и правового нормативного закрепления. Этим задачам служит интенсивное развитие таких новых наук, порожденных современным этапом развития биофилософии, как биоэтика, экоэтика, биополитика, биоэстетика, социобиоло-гия и др.
266
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
267
На современном этапе развития биология требует философского переосмысления традиционных форм организации знания, создания нового образа науки, формирования новых норм, идеалов и принципов научного исследования, нового стиля мышления. Развитие биологии в наши дни начинает давать все больше плодотворных идей, как для познания сферы биологического, так и других имеющих широкие выходы за пределы собственно биологии — в науку и культуру в целом. Все эти новые проблемы и включаются в предмет современной биофилософии.
2.6.2. Биология в контексте философии и методологии науки XX в.
Если попытаться выразить основную интенцию исследований в области философии биологии в XX в. в краткой форме, то, возможно, самым подходящим было бы выражение — в поисках самобытности. В самом деле, оглядывая теперь уже более чем 100-летний путь развития биологической науки как бы с высоты птичьего полета (и глазами представителя философии и методологии науки, разумеется), видишь следующую картину: первая половина века заполнена стремительно нарастающим потоком открытий и обобщений, которые к середине 1950-х гг. привели к окончательному оформлению биологии в статусе мощного самостоя- . тельного пласта современного научного естествознания. В этом отношении именно 1950-е гг. были рубежными. Празднование 100-летнего юбилея книги Ч. Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» стало важной вехой признания, что органическое объединение дарвиновской идеи естественного отбора с менделевской генетикой привело к созданию подлинного теоретического фундамента для всех областей классической биологии и высветило четкую перспективу дальнейшей углубленной теоретической и экспериментальной разработки проблем этих классических отраслей на новой основе — на основе идей менделевской трансмиссионной генетики с использованием мощного аппарата самых новейших разделов современной математики. В то же время расшифровка в 1953 г. строения молекулы дезоксирибонуклеино-вой кислоты — этого основного, загадочного, как тогда было принято говорить, «вещества наследственности» явилось как бы стартовым событием в стремительном процессе формирования суперсовременной — молекулярной — биологии. Это событие по своей значимости сопоставимо с коперниковской революцией в науке на заре Нового времени, а для нашей темы оно важно еще в том отношении, что показало безбрежную перспективу объяснения всего гигантского материала классической биологии в терминах физических и химических теорий. Только после этих событий могло начаться обсуждение философских и методологических проблем биологической науки с привлечением всего того богатей-
шего инструментария, который до этого был наработан в философии науки на материале физико-математических наук. Со второй половины 1960-х гг. поток публикаций по философии биологии, написанных именно в этом ключе, начинает стремительно нарастать, периодически пополняясь фундаментальными обобщениями и монографиями1.
Вместе с тем в эти годы не прекращается традиция постановки и обсуждения как общетеоретических, так и философских проблем биологии на началах, оппозиционных (причем порой крайне оппозиционных) занявшему тогда господствующее положение дарвиновскому адаптационизму и селекционизму, и истоками своими уходящими еще в додарвиновские времена господства «идеалистической» (как было принято у нас говорить) морфологии. В западной литературе наиболее яркое выражение это движение нашло в концепции «геометрического витализма» выдающегося французского математика XX в., создателя «теории катастроф» Р. Тома, а в отечественной литературе эта линия представлена блестящими работами приверженцев неономогенеза — А.А. Любищева, СВ. Мейена, а также их учеников и соавторов2. Наиболее интересные выходы эта линия размышлений по общим и философским проблемам биологии нашла в инициировании проблематики соотношения «классической» и «неклассической» биологии, полностью сохраняющей свою актуальность и в наши дни.
К настоящему моменту можно констатировать, что как понимание самой сути, так и оценка перспектив развития исследований в области философии биологии существенно различны у представителей этих разных направлений. И это различие, в свою очередь, изначально предопределяется разным истолкованием предметно-гносеологического статуса самой биологической науки, т.е. тем «образом биологии», который является исходным в постановке и обсуждении философских проблем этой науки. В существующей литературе наиболее значимыми являются три таких образа.
Согласно первому из них, биология была и остается преимущественно описательной естественно-исторической дисциплиной, в задачу которой входит как можно более полное и детальное описание, систематизация и классификация особенностей строения, организации, поведения и других характеристик тех групп живых организмов, которые имеются на Земле. В той мере, в какой этим особенностям строения, организации и поведения может быть дано теоретическое объяснение, требуется уже выход за пределы собственно биологической науки и привлечение языка, понятий, законов и объяснительных схем других, «более точных» наук —
1 См., например: Ruse M. Philosophy of Biology. London, 1973; Hull D. Philosophy of
Biological Science. New Jersey, 1974; Ruse M. Philosophy of Biology Today. Albany: Univ. of New
York Press, 1988; Sattier R. Biophilosophy. Analitic and Synthetic Perspectives. N.Y.; Tokyo, 1986;
RosenbergA. The Structure of Biological Science. N.Y., 1986.
2 См., например: Том Р. Структурная устойчивость и морфогенез. М., 2002; Любищев А.А.
Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М., 1982.
268
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
269
физики, кибернетики и др. Эта точка зрения была особенно популярной в 1950—1960-е гг., в настоящее время ее придерживаются — без должной критической саморефлексии и даже самоосознания — многие представители физико-химической биологии и особенно синергетики. Но иногда она находит своих изобретательных защитников и среди специалистов, знакомых с серьезной логико-методологической литературой’. Эта линия развития философской мысли на материале биологической науки сделала особенно острой проблему редукции во всем объеме своего содержания, в котором она представлена на сегодня в различных областях биологии и которая многими ведущими учеными современности относится к числу «великих проблем».
Ко второму, наиболее авторитетному и широко принятому среди практически работающих биологов «образу биологии», можно отнести дарвиновскую адаптационистскую парадигму, потенции которой, вопреки нередко высказывающемуся мнению, не только не исчерпаны, но по-настоящему начинают осознаваться только в наши дни. Подавляющая часть значимой и информативной литературы по философским проблемам биологии, написанной за последние 20—30 лет, выполнена на основе и в рамках этой парадигмы.
Третий «образ биологии» может быть выражен и охарактеризован различными способами, но, возможно, наиболее краткую и точную формулу нашел в свое время создатель «общей теории систем» Л. фон Берталанфи, когда сказал, что «суть этой концепции можно выразить в одном предложении: организмы суть организованные явления, и мы, биологи, должны проанализировать их в этом аспекте»2. Сторонники этой точки зрения часто полемизировали с представителями второй парадигмы, нередко в довольно острой форме. Это привело ко многим надуманным попыткам их разграничения и бесплодным дискуссиям, растягивавшимся порой на годы (как, например, дискуссия о большей или меньшей важности принципа системности по сравнению с принципом историзма). На самом деле разница между ними не так велика, как может показаться на первый взгляд. Она бросается в глаза в тех аспектах, которые прямо связаны с различием философских и культурно-исторических традиций, из которых исходят и на которые опираются представители этих двух разных парадигм. Что же касается собственно биологии, то разница между ними скорее связана просто с различной расстановкой акцентов в целом одинаково понимаемом содержательном и проблемном поле. Хотя не приходится отрицать, что представите-
1 См., например: Волькенштейн М.В. Современная физика и биология // Вопросы фи
лософии. 1989. № 8.
2 Берталанфи Л. Общая теория систем: критический обзор // Исследования по общей
теории систем. М., 1969. С. 28.
ли этой третьей точки зрения склонны подчеркивать большую автономию организации живых систем (как в структурных, так и в динамических аспектах), ее независимость во многих решающих моментах от прямого контроля со стороны естественного отбора.
И все-таки нет в истории биологии XX в. идеи более заманчивой, но в то же время и более спорной, дискуссионной, чем идея построения некоей единой «теоретической биологии», которая была бы столь общей, что включала бы в себя даже дарвиновскую концепцию естественного отбора в качестве частного случая, а по своей логической строгости, математической оснащенности и предсказательной силе не уступала бы «теоретической физике». Выдвинутая в середине 1930-х гг. почти одновременно и независимо друг от друга несколькими выдающимися биологами-мыслителями (Э. Бауэр, Л. фон Берталанфи, Н. Рашевский и др.), эта идея пережила пик своей популярности в 1960—1970-е гг. Очередная попытка спасти эту красивую идею в том виде, в каком она выдвигалась вышеперечисленными классиками, была предпринята на страницах академического журнала «Известия Академии наук. Серия биологическая» в 1993 г. Инициаторы пригласили выступить на страницах этого журнала известнейших российских авторов, предварительно поставив такой вопрос: «Хотя в биологии давно уже существует тенденция выделять теоретическую биологию как особое направление (Берталанфи, Бауэр, Уоддингтон), до сих пор не ясно, существует ли такой раздел биологии, нужен ли он и каково его будущее»1. А между тем многое в развитии идеи теоретической биологии в XX в. самым тесным и органичным образом связано с соответствующими поворотами в развитии и смене методологических концепций и парадигм в течение этого века. Поэтому для прояснения общей картины и в целях уточнения сегодняшнего состояния дел, а главное — перспектив развития теоретической биологии в XXI в., анализ эволюции идеи теоретической биологии в контексте (и в теснейшей связи) с эволюцией самой методологической мысли в XX в. совершенно необходим. Здесь, разумеется, могут быть обозначены лишь некоторые основные линии такого анализа.
Для правильного понимания сути движения «на пути к теоретической биологии» важно с самого начала ясно зафиксировать один тонкий нюанс: ни сам термин «теоретическая биология», ни концепции, которые бы претендовали на статус «теоретических» в биологии, не появились на свет вместе с работами названных выше авторов (Берталанфи, Бауэр и др.). Достаточно сказать, что уже были и теория Ламарка, и теория Дарвина, и теория Менделя и другие широко признанные и дискутируемые теории в биологии XIX — начала XX в. Смешно думать, что эти факты могли быть неизвестны Берталанфи или Бауэру. Значит, что-то не устраивало их в
1 Известия Академии наук. Серия биологическая. 1993. № 2. С. 305.
270
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
271
этих биологических концепциях именно как теоретических. И вот здесь надо ясно осознать, что наиболее влиятельным методологическим аппаратом прояснения природы различных типов знания (естественнонаучного и гуманитарного, физического и биологического и пр.) в первые два десятилетия XX в. был аппарат представителей баденской школы неокантианства В. Виндельбанда и Г. Риккерта, предполагавший радикальное, качественное различение наук номотетических и наук идеографических. То есть наук, главной целью которых является формулировка общих законов и построения на этой основе подлинных научных теорий (идеалом такой науки признавалась физика), и наук, главной целью которых является описание явлений во всей их неповторимой уникальности и целостности (типичным примером такой науки считалась история человеческой культуры). Полностью под влиянием этих идей баденских неокантианцев находились и зачинатели движения по созданию теоретической биологии. Они исходили из того, что даже в своих наиболее общих построениях классическая биология остается на уровне чисто описательной, идеографической науки. Создание же биологии как науки номоте-тической мыслилось ими именно как задача следующего шага в ее историческом и логическом развитии1.
Но от простой констатации идеографичности всей классической биологии к ее построению в ранге подлинно номотетической науки можно было идти, как показало время, тоже очень разными путями. Бауэр, например, связал свои надежды создания теоретической биологии с открытием нового физического закона (или принципа) движения живой материи (принцип устойчивого неравновесия), т.е. фактически сделал шаг от описательной биологии в направлении к физике как ее подлинно теоретической основе (физикализм). Совсем по другому пути пошел Берталанфи. Обратив внимание на то, что в физикалистском мире таким специфически биологическим реалиям, как организация, целенаправленность, функция и др., не было места, что там они рассматривались лишь как метафорические описания сложных явлений живой природы или даже иллюзия, он писал: «Для биолога, однако, это означало, что как раз специфические проблемы живой природы оказались вне законной области науки, в этих условиях я был вынужден стать защитником так называемой организмической точки зрения»2.
Но как только внимание к проблеме возможных путей построения теоретической биологии было привлечено в таком аспекте, оказалось, что физикализм и системность (организованность) — не единственные альтернативы. Тут же на поверхность всплыла идея истории, историзма
как давно известная коренная черта живой природы. Дж. Бернал, один из активнейших участников дискуссий по проблеме теоретической биологии уже следующей волны энтузиастов, впоследствии вспоминал: «В 1946 г. в Принстоне я имел интересную беседу по этому вопросу с Эйнштейном. Из этой беседы я вынес заключение, что жизни присущ еще один элемент, хотя логически и отличный от элементов физики, но ни в коем случае не мистический, — это элемент истории. Все явления, изучаемые биологией, образуют непрерывную цепь событий, и каждое последующее звено нельзя объяснить, не принимая в расчет предыдущие. Единство жизни вытекает из всей ее истории и, следовательно, является отражением ее происхождения»1. Таким образом, уже в первое десятилетие обсуждения проблемы путей построения теоретической биологии, отталкивающегося от идеи описательной природы классической биологии, были выделены три принципиально различные возможности: 1) физикализм, 2) системность и 3) историзм. А поскольку в эти годы не было в методологии естественных наук более популярной идеи, чем боровский принцип дополнительности, то именно он был положен в основу интерпретации отношений, в которых находятся друг к другу физикалистское, системное и историческое направления теоретизации в биологии. На долгие годы и десятилетия эта основополагающая раскладка возможностей предопределила содержание дискуссий по проблемам формирования теоретической биологии, становившихся тем менее содержательными, чем далее они уходили от понимания методологических истоков самой постановки этой проблемы.
Следующий виток живейшего интереса к данной проблеме и обсуждения ее силами не только ведущих биологов, но и физиков, математиков, философов падает на 1960-е гг. Особое значение при этом имели два события: 1) цикл лекций по вопросам теоретической и математической биологии, прочитанный в Йельском университете крупнейшими специалистами, такими, как Дж. Бернал, Г. Кастлер, Н. Рашевский и др.; 2) симпозиум по теоретической биологии, организованный по инициативе и под руководством Международного союза биологических наук крупнейшим английским биологом XX в. К.Х. Уоддингтоном2. Этот симпозиум начал свою работу в августе 1966 г. и продолжался периодически в течение нескольких лет. Надо сказать, что отправной пункт размышлений и дискуссий на этих форумах был тот же — тезис о сугубо описательной природе всей классической биологии. Но к этому времени уже радикально изменилась расстановка доминант в пространстве методологических концепций. Лидерство от неокантианцев уже давно перешло к неопозитивизму и особенно к той его более
1 См.: Бауэр Э. Теоретическая биология. М.; Л., 1935; Беклемишев В.Н. Методология
систематики. М., 1994.
2 Берталанфи Л. Общая теория систем… С. 28.
1 Бернал Дж. Возникновение жизни. М., 1969. С. 15.
2 См.: Теоретическая и математическая биология. М., 1968; На пути к теоретической
биологии. 1. Пролегомены. М., 1970.
272
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
273
реалистической версии, которая получила название логического эмпиризма. Здесь уже давно были наработаны и широко (хотя и не повсеместно) приняты новые понятия и критерии «научности» и «теоретичности». Согласно этим критериям, всякая научная область знания, претендующая на «зрелость» (а следовательно, и на теоретичность), должна удовлетворять как минимум следующим требованиям: 1) представлять собой гипотетико-де-дуктивное построение, 2) быть верифицируемой и содержать в себе возможность формулирования условий своей собственной (потенциальной) фальсификации и 3) содержать в своем составе по крайней мере одно утверждение, обоснованно претендующее на роль универсального закона природы. С этих позиций с конца 1960-х гг. началась работа по интенсивному углубленному обсуждению подлинной природы сложившегося биологического знания. В целом ряде работ было достаточно убедительно показано, что уже существующие теории в биологии, особенно объединенные в единое супертеоретическое построение под названием «синтетическая теория эволюции», полностью удовлетворяют наработанным в логике и методологии науки критериям «теоретичности»1. И, следовательно, постановка вопроса о необходимости создания некоей, никому не ведомой «теоретической биологии» не совсем корректна, поскольку она уже создана и существует как минимум в форме законов и принципов общей и популяционной генетики и в построенных на них математических моделях микро- и макроэволюции. Этим, однако, автоматически не решался вопрос о соотношении между собой тех трех возможных путей теоретизации биологической науки, которые были выявлены еще на первом этапе обсуждения проблемы (физикализм, системность и историзм). И только в 1970—1980-е гг., когда на авансцену выдвинулись и быстро завоевали популярность различные постпозитивистские концепции и модели науки (концепция «парадигм» Т. Куна, «исследовательских программ» И. Лакатоса и др.), вся эта проблематика путей и методов построения теоретической биологии вновь была радикально переформулирована и переосмыслена в свете нового методологического аппарата2.
1990-е гг. принесли много нового в эту проблемную область как по линии развития самой биологической науки, так и по линии развития методологической мысли в рамках философии науки. В то же время применение всего этого круга идей и понятий к исследованию феномена жизни, ее сущности и происхождения вновь показало особую значимость понятия информации, информационного подхода при их интерпретации. Но информационная интерпретация биологических структур, обязывающая
1 См.: Рьюз М. Философия биологии. М., 1977; Борзенков В.Г. Философские основания
теории эволюции. М., 1987.
2 См.: Борзенков В.Г., Северное А.С. Теоретическая биология: размышления о предмете.
М., 1980.
видеть, скажем, в важнейших макромолекулах клетки (ДНК, РНК, белки и др.) не просто химические «тела», а в известной мере «тексты», потребовала наведения мостов с такими сугубо гуманитарными сферами, как лингвистика, семиотика и даже герменевтика. С другой стороны, разработка эволюционно-генетических моделей сложного поведения в мире живых организмов (включая и человека) породила социобиологию, эволюционную психологию, эволюционную этику и др. Следовательно, мы являемся свидетелями наведения широких мостов между научными областями, еще в первой половине XX в. казавшимися полностью разобщенными. Возникшие и возникающие в русле этого движения теоретические построения столь своеобразны, что с трудом поддаются логическому прояснению методами традиционной методологии науки1.
В то же время внутри самой методологии науки наблюдаются глубокие «схождения» постпозивистских и постмодернистских веяний и тенденций. Все это сплетается и преобразовывается в некоторый принципиально новый научно-философско-эпистемологический комплекс, должное уяснение логической природы которого — дело будущего. Во всяком случае, только в контексте тщательной методологической проработки этих новых тенденций можно ожидать появления действительно перспективной формы постановки проблемы дальнейшей теоретизации биологической науки.
2.6.3. От биологической эволюционной теории к глобальному эволюционизму
Самым выдающимся достижением биологической науки, вне всякого сомнения, является создание теории эволюции путем естественного отбора, имеющей не только основополагающее общебиологическое, но и огромное общекультурное, философское и мировоззренческое значение. Хотя важнейшим этапом в ее создании было появление еще в 1859 г. работы Ч. Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», ее разработка и оформление в виде современной научной теории, удовлетворяющей самым строгим и требовательным критериям научности, растянулись на целые десятилетия.
Дело в том, что в XX в. теорию естественного отбора биологам пришлось формулировать и даже открывать заново. Несколько утрируя, можно сказать, что на самом деле годом рождения теории естественного отбора как научной теории является год не 1859-й, а 1959-й. Только в год празднования 100-летнего юбилея труда Дарвина был подведен итог той огромной работы большой плеяды выдающихся ученых самых разных
‘ Подробнее см.: Борзенков В.Г. Биофилософия в преодолении раскола культуры // Биология и культура. М., 2004.
274
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
275
стран мира по объединению данных многих, бурно развивающихся в первой половине XX в. биологических дисциплин в рамках новой, синтетической концепции эволюции, центральное, стержневое место в которой вновь было отведено идее естественного отбора как ведущего фактора эволюции живого мира.
А первые два-три десятилетия XX в. стали периодом серьезнейших испытаний для теории естественного отбора. Основным камнем преткновения была все та же центральная проблема всей философии биологии — проблема органической целесообразности, особенно вопрос о происхождении сложных органов и их координированных систем в рамках живого организма как единого целого. К концу XIX в. все большее число биологов разных специальностей стали приходить к выводу о невозможности объяснения всех этих особенностей живых организмов естественным отбором, являющимся, как тогда считали, фактором чисто консервативным, т.е. сохраняющим норму (путем элиминации всех уклонений от нее), но отнюдь не творческим, созидающим. Это открыло простор для воскрешения ламарковских идей об эволюции, запрограммированной и направляемой собственными усилиями организма. Возникают различные версии неоламаркизма (механоламаркизм, психоламаркизм), а также целый пучок концепций и направлений откровенно виталистического и метафизического порядка. Помощь могла бы прийти со стороны возникшей в 1900 г. генетики, но, по иронии судьбы, первое поколение генетиков в своих эволюционных приложениях данных о строении и механизмах изменения (мутациях) генного материала заняло скорее антидарвинистические, чем собственно дарвиновские, позиции, поскольку, по их представлениям, именно мутации являются источником новообразования и, следовательно, движущим фактором эволюции, а отбор выступает лишь в функции «сита», просеивающего, отделяющего вредные изменения от случайно полезных. На некоторое время ситуация в первые два десятилетия XX в. в эволюционной биологии казалась безнадежно запутанной, пока не было осознано, что, возможно, сама эта запутанность есть следствие неверной методологической установки, позволявшей думать, что эволюционная теория по своей логической структуре должна быть полностью подобной физическим теориям и давать столь же простое монофакторное объяснение эволюционным событиям. Возникал вопрос: не находимся ли мы здесь в ситуации, подобной той, в которой находились слепые из известной восточной притчи, ощупывающие разные части тела слона и пытающиеся дать каждый свой ответ, что он собой представляет? В самом деле, каждое из направлений в эволюционной мысли подчеркивало что-то очень важное в эволюции, но ^составляющее лишь часть общей модели. Неоламаркисты акцентировали внимание на том факте, что адаптация широко распространена в живой природе и является ответом организмов на требования окружающей ере-
ды. Генетики-менделисты указывали тот факт, что наследственные изменения возникают внезапно и, по-видимому, случайно (в смысле их адаптивной значимости). Даже метафизические концепции эволюции подчеркивали реальные стороны живых организмов и процесса их эволюции, например, непрерывную прогрессивную направленность эволюции к созданию все более сложных и все более целесообразно устроенных организмов.
Как только проблема была осознана в этом ракурсе, стало ясно, где следует искать ответ на нее. Был необходим синтез, объединяющий факты и концепции всех направлений, синтез, который, естественно, включал бы в себя все то, что является взаимосогласованным и дополняющим друг друга, и отвергал все не согласующееся и плохо (или вовсе не) подтвержденное эмпирически.
Точную дату начала этой работы назвать трудно, но, по-видимому, наиболее ранней формулировкой проблемы в таком виде и первой попыткой построения такого синтеза является классическая работа русского генетика С.С. Четверикова «О некоторых моментах эволюционного процесса с точки зрения современной генетики» (1926). В этой работе Четвериков впервые показал, что правильно понятые идеи дискретной менделевской генетики и дарвиновской теории естественного отбора не только не противоречат друг другу, но в сочетании дают теорию, парадоксальным образом новую и в то же время воспроизводящую все достоинства классически дарвиновского объяснения эволюционного механизма. Это вытекает из основных законов генетики популяций. Популяции буквально насыщены различными вариантами гомологичных генов и их комбинациями. И отбор имеет дело именно с этими комбинациями, а не просто с мутациями как таковыми. Его суть не просто в элиминации вредных мутаций (они, по существу, должны быть все таковыми) и сохранении полезных (чрезвычайно редких), а в создании таких условий комбинирования генного материала, при которых резко возрастает вероятность создания таких комбинаций генов, которые без отбора вообще были бы немыслимыми. Но из этого вытекало, что ключевым событием в эволюции является не мутация, а стойкое изменение генетического состава популяции (или вида в целом) и что, следовательно, элементарной единицей эволюции является не отдельно взятый организм, а популяция (или вид в целом). В начале 1930-х гг. сходные идеи начали развивать и другие авторы. Ныне классическими признаны работа американского генетика С. Райта «Эволюция в менделевских популяциях» (1931) и работа английского математика Р. Фишера «Генетическая теория естественного отбора» (1930). В последующие два десятилетия эти исходные идеи нового синтеза были развиты целой плеядой блестящих ученых с позиций тех областей биологии, которые они представляли: Ф. Добжанский — с позиций генетика, Э. Майр — систематика, Дж. Симпсон — палеонтолога, Дж. Хакс-
276
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
277
ли — систематика и натуралиста, И.И. Шмальгаузен — эмбриолога и эволюционного морфолога и др. В результате была создана, по-существу, новая теория эволюции, которая называется по-разному (неодарвинизмом, биологической теорией эволюции и т.д.), но чаще всего синтетической теорией эволюции, или СТЭ. Эта теория, как подчеркивал в свое время Дж. Симпсон, возникает из реабилитации и новой формулировки принципа естественного отбора в генетических и статистических терминах, но ее понимание естественного отбора совершенно отлично от дарвиновского понимания и в еще большей степени отлично от понимания этого явления неодарвинистами конца XIX — начала XX в. Это не просто негативный процесс элиминации непригодных форм, это позитивный и творческий процесс созидания новых форм, та действительно конструктивная сила эволюции, которую тщетно пытались найти ламаркисты, виталисты и представители различных метафизических концепций эволюции. Результатом действия отбора, понимаемого таким новым образом, служит появление и распространение генетических систем и, следовательно, видов организмов, которые никогда не могли бы существовать при неконтролируемом воздействии мутаций и случайных рекомбинаций элементов наследственности. В этом смысле естественный отбор, хотя он и не творит сырой материал — мутации, является определенно творческим. Он создает наиболее важный продукт в целом — интегрированный организм. Подобно тому, как строители, не производя кирпичи, возводят дома, естественный отбор, не производя мутаций, создает из них свои «конструкции» — высокоадаптированные живые организмы.
Эта работа по воссозданию (или созданию заново) дарвиновской теории эволюции путем естественного отбора заняла без малого два десятилетия. А ее итоги подведены в 1959 г. — году празднования столетнего юбилея основного труда Дарвина. Было проведено много международных конференций, наиболее представительной из которых стала конференция в Чикаго. Выход в свет материалов этой конференции, в которых собраны работы практически всех архитекторов современного дарвинизма, и может рассматриваться как акт рождения СТЭ1.
Последующие 40 лет — период полного доминирования дарвинизма (в его новой, генетической версии) в системе биологического знания в целом как наиболее общей теории жизни. Эти десятилетия были наполнены очень интересными и разнообразными событиями. Шла напряженная работа по дальнейшей концептуальной и математической разработке самой теории естественного отбора, а также по применению ее в качестве методологического и теоретического инструмента анализа важнейших проблем специальных разделов современного биологического познания, в частности в области этологии и экологии.
Подробнее см.: Воронцов Н.Н. Развитие эволюционных идей в биологии. М., 1999.
В то же время теория естественного отбора оказала огромное стимулирующее и методологическое влияние на формирование таких междисциплинарных научных направлений и общенаучных концепций, как синергетика, глобальный эволюционизм и др., на формирование современной эволюционной научной картины мира в целом. В частности, выдающийся отечественный ученый академик Н.Н. Моисеев разрабатывал свою концепцию «универсального эволюционизма», отталкиваясь не только от новейших идей различных теорий самоорганизации и синергетики, но и от того, что он называл «дарвиновской триадой» (изменчивость, наследственность и естественный отбор в их более расширенной трактовке, разумеется)1. В последнее десятилетие XX в. эта линия развития научной мысли, объединяющая основные идеи биологического эволюционизма с моделями и идеями различных теорий самоорганизации в рамках общей концепции глобального эволюционизма (от Большого взрыва до возникновения планетных систем, жизни и далее — вплоть до возникновения человека, человеческого сознания и высших воплощений человеческого духа), получила необычайно глубокое развития, став, по существу, стержнем современной научной картины мира как эволюционирующей Вселенной.
Еще более значимым в философском и мировоззренческом отношении стало влияние, которое дарвиновская теория эволюции оказала на всю сферу социально-гуманитарного знания в последней четверти XX в. Начало этого процесса принято отсчитывать с выхода в свет книги известного американского энтомолога Э. Уилсона «Социобиология. Новый синтез»2. Резонно заметить, что к моменту выхода книги Уилсона по социобиологии рождение эволюционной эпистемологии, можно сказать, уже состоялось. Был запущен в оборот и принят философским сообществом сам этот термин — «эволюционная эпистемология» (другой вариант — «эволюционная теория познания»); сразу же нашлись ведущие лидеры нового движения — К. Поппер (философ) и К. Лоренц (ученый-биолог, лауреат Нобелевской премии). В 1986 г. в Вене состоялся первый Международный симпозиум по эволюционной эпистемологии, который был открыт докладами Лоренца и Поппера. В это же время родилась и ключевая формула этого движения — «мост между генетико-органической и социокультурной эволюцией». Эта метафора «моста» представляется в высшей степени удачной. Как справедливо настаивает Г. Фолмер3, совершенно ошибочно рассматривать эволюционную эпистемологию (эволюционную теорию познания) просто как часть эволюционной биологии. Она в обязательном порядке наряду с эволюционной теорией опирается также на данные психологии восприятия,
1 См.: Моисеев Н.Н. Универсум. Информация. Общество. М., 2001. С. 36.
2 Wilson Е.О. Sociobiology. The New Synthesis. Cambridge (Mass.), 1975.
3 См.: Фолмер Г. Эволюция и проекция — начала современной теории познания //
Эволюция, культура, познание. М., 1996.
278
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
279
психологии развития и обучения, лингвистики, нейрофизиологии, сравнительного исследования поведения, генетики и т.д. Это движение попросту было бы невозможно без того проблемного поля познавательных проблем и целого ряда классических подходов к их решению, которые были наработаны в истории философии (эмпиризм, рационализм, конвенционализм, априоризм и др.). Не случайно, что толчком к возникновению эволюционной эпистемологии послужили размышления крупнейшего этолога XX в. К. Лоренца по поводу статуса кантовского учения об априорных формах чувственности и рассудка в свете идеи естественно-эволюционного происхождения человека1. В самом деле, создателю учения об инстинктах было совершенно ясно, сколь абсурдно представление эмпириков о том, что сознание каждого отдельного человека в момент своего появления на свет представляет собой tabula rasa. Но и вера рационалистов в существование врожденных идей (знаний) не менее несостоятельна. Ответ Канта, данный им в свое время как решение именно этой оппозиции «эмпиризм—рационализм» (имеются в виду априорные формы созерцания и мышления), поразил Лоренца своей точностью именно в свете биологии XX в. Он пишет об этом как о «великом и фундаментальном открытии Канта: человеческое мышление и восприятие обладают определенными функциональными структурами до всякого индивидуального опыта»2. Откуда же они взялись? Для биолога-эволюциониста ответ очевиден: они унаследованы от предков, а исторически выработались в процессе их адаптивной эволюции как биологического вида. Но истолкование когнитивных структур человека как результата процесса отбора, эволюционного приспособления сразу же резко расширяет горизонты теоретико-познавательной проблематики. Если традиционная философия рассматривает в качестве субъекта познания исключительно только зрелого образованного европейца, то эволюционный подход сразу же требует ответа на вопросы о генетической обусловленности этих способностей, об их дифференциации, об их актуализации в процессе онтогенеза, об их филогенетических корнях и т.д. Из попыток ответа на эти (и многие другие) вопросы и сложилась эволюционная эпистемология как особая междисциплинарная парадигма исследования природы человеческого познания. Но то же самое можно наблюдать и в становлении эволюционной этики, толчком для разработки которой (в ее современных вариантах) явилась как раз социобиология. А поскольку никакого сомнения в том, что человек также является продуктом биологической эволюции, быть не могло, возникал вопрос: как далеко можно было пойти в понимании чисто человеческих особенностей поведения (а в их существовании тоже со-
мневаться не приходится: ярчайшим свидетельством этого выступает, например, мораль), исходя из принципов дарвиновской теории эволюции? И вот здесь снова решающим обстоятельством стало то, что в философии уже существовали достаточно разработанные теории морали. Как известно, наиболее влиятельными из них были, во-первых, утилитаристская концепция этики, согласно которой ключом к справедливым поступкам является счастье и что человек различает хорошие и дурные поступки (добро и зло) как раз в зависимости от того, увеличивают ли они количество всеобщего счастья или уменьшают; во-вторых, концепция Канта, выдвинувшего свой знаменитый «категорический императив», согласно которому (по одной из формулировок) человек для другого человека всегда должен выступать только как цель, но не как средство. Совершенно очевидно, что и та, и другая этика описывают реальные принципы поведения людей, которые следуют им, чаще всего не отдавая себе в этом отчета.
С другой стороны, уже прочно утвердилось мнение, что человек (каждый человек, индивид) появляется на свет отнюдь не в виде tabula rasa. Человек рождается, снабженный не только большим набором инстинктивных реакций, но и с большим набором диспозиций (предрасположен-ностей) вести себя определенным (строго ограниченным числом) способом. Это не только не отрицает, но, напротив, предполагает важную (и даже во многом решающую) роль внешней среды, культурного воспитания ребенка для усвоения конкретных форм поведения. Тем не менее, как говорит М. Рьюз, «согласно современным эволюционным представлениям, на то, как мы мыслим и действуем, оказывает тонкое, на структурном уровне, влияние наша биология. Специфика моего понимания социального поведения может быть выражена в утверждении, что эти врожденные диспозиции побуждают нас мыслить и действовать моральным образом. Я полагаю, что, поскольку действовать сообща и быть «альтруистом» — в наших эволюционных интересах, постольку биологические факторы заставляют нас верить в существование бескорыстной морали. То есть: биологические факторы сделали из нас альтруистов»1.
Совершенно поразительно, что сходным (до совпадения) путем рассуждений формировалась и современная биологическая (эволюционная) эстетика. Здесь также научные исследования многообразия эстетических мнений и оценок вскрыли единство некоторых общих принципов и критериев прекрасного, по которым представители различных этносов и культур оценивали те или иные выдающиеся произведения искусства. Все это приводило к мнению, что из всего множества эстетических теорий, разрабатывающихся философами в русле эмпиризма, платонизма, априоризма и т.д., наиболее убедительной теорией является трансценденталь-
1 См.: Лоренц К. Кантовская доктрина априори в свете современной биологии // Чело
век. 1997. № 5.
2 Там же. С. 5.
1 Рьюз М. Эволюционная этика: здоровые перспективы или окончательное одряхление? // Вопросы философии. 1989. № 8. С. 39.
280
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
281
ный подход все того же Канта. А если это так, то сразу же был поставлен вопрос о необходимости рассмотрения конкретных биологических гипотез, которые могли бы иметь отношение к трансцендентализму, в том числе и гипотез относительно принципа функционирования человеческого мозга. Биологические исследования последних десятилетий убедительно показали: мозг и процессы переработки информации в нем обладают следующими свойствами: они а) активны, б) ограничительны, в) установоч-ны, г) «габитутивны» (т.е. отдают предпочтение обработке новых стимулов, а не тех, которые стали привычными), д) синтетичны (т.е. склонны к отысканию целостных образов — даже там, где их вовсе нет), е) предсказательны, ж) иерархичны, з) полушарно-ассиметричны, и) ритмичны, к) склонны к самовознаграждению, л) рефлексивны (самосозерцатель-ны), м) социальны. Но, как известно, большей частью этих (или сходных) свойств наделял человеческое сознание еще Кант. Что же касается общечеловеческих представлений о прекрасном, то и здесь, оказывается, выступают на сцену почти все эти свойства. Так, например, особенно важную роль в наших эстетических переживаниях играет «самовознаграждающая» переработка информации мозгом. И снова это сильно напоминает одну из гипотез Канта. «Поскольку методы философской эстетики и естественных наук различны, — пишет Г. Пауль, — такое совпадение результатов приобретает особое значение. Результаты эти можно считать убедительно подтвержденными, и поэтому они заслуживают пристального внимания. Впрочем, на фоне такого сходства возрастает также значение расхождений и несоответствий. Современная философская эстетика должна учитывать все важнейшие данные науки относительно того, как люди воспринимают мир, как они видят изображения, как слышат музыку, как выражают свои чувства и побуждения, как едят и как танцуют. Трансцендентальная философия задает некие рамки, в которых все эти результаты можно обсуждать. Наши восприятия и наше поведение отражают человеческую природу. Философия, не уделяющая этому обстоятельству должного внимания, безосновательна»1.
Эта общая характеристика биофилософии как «моста», соединяющего генетико-органическую и социокультурную эволюцию, весьма быстро стала наполняться и более конкретным содержанием. Так, еще в начале 1980-х гг. Э. Уилсон в соавторстве с молодым тогда физиком Ч. Ламсденом предложил теорию геннокультурной коэволюции, направляемой особыми эпигенетическими правилами. Эта идея была использована Э. Уилсоном и М. Рьюзом для прояснения вопроса о возможных генетических механизмах фиксации человеческой способности (и даже потребности) поступать морально. Поскольку наличие эпигенетических правил означает попросту
наличие некоторого рода врожденного начала в психике человека (как функции определенных участков мозга), которое направляет наше мышление, они сделали попытку показать, что и «принцип наибольшего счастья» утилитаристской этики и кантовский «категорический императив» принимают форму вторичных эпигенетических правил. Но разумеется, что все это только самые начальные и предварительные, хотя и весьма обнадеживающие наработки. Как пишет Ламсден в одной из своих более поздних публикаций, «потребуется еще много дополнительных знаний и данных, прежде чем мы должным образом поймем корни и функции таких эпигенетических правил, особенно если они действуют внутри контекста геннокультурной коэволюции»1.
2.6.4. Проблема системной организации в биологии
Идея системности и системный подход в науке второй половины XX в. стали ведущими методологическими ориентирами. Однако в истории науки давно подмечена закономерность, согласно которой каждая научная идея проходит в своем становлении и развитии как бы три этапа: 1) этап «пророков», когда она угадывается и намечается, 2) этап «апостолов», когда она реализуется и утверждается и, увы, 3) этап апологетов, когда она размывается и извращается.
В 2001 г. отмечался 100-летний юбилей одного из создателей системного подхода австрийского ученого Л. фон Берталанфи. Это свидетельствует о том, что мы можем посмотреть на системное движение с довольно внушительных исторических позиций. Такой взгляд дает нам основание назвать отечественного мыслителя А.А. Богданова одним из пророков идеи системности, которую он гениально угадал и в условиях своего времени (начало XX в.) попытался обосновать в работе «Всеобщая организационная наука (тектология)». С этих же позиций Берталанфи и его многочисленные сподвижники и последователи являются апостолами системного движения, придавшими ему контуры нового мировоззрения и мировосприятия.
И наконец, в конце XX в., когда идеи системности стали, во всяком случае на словах, общепризнанными, когда без термина «система» уже не обходилось почти ни одно научное мероприятие, мы оказались свидетелями глубокого кризиса системного движения. Произошел откат общественного интереса к постмодернистским представлениям, отрицающим какую бы то ни было системность, любые жесткие глобальные схемы, требующие упорядоченного описания реальности. Постмодернизм отри-
1 Пауль Г. Философские теории прекрасного и научное исследование мозга // Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики. М., 1995.
1 Ламсден Ч. Нуждается ли культура в генах? // Эволюция, культура, познание. М., 1996. С. 137.
282
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
283
цает все формы монизма и унификации. Не приемлет каких-либо общеобязательных методологических программ. Провозглашает, напротив, множественность этих программ, их многообразие. Представляет мир как комплекс разобщенных гетерогенных элементов, не оставляя системности, по сути дела, никакого места.
Почему же так произошло? Почему не реализовались радужные ожидания пророков и апостолов системности, или, если говорить более точно, насколько они реализовались? Какое место занимает системное мышление в методологических конструктах на рубеже XX и XXI вв. и есть ли перспективы развития или трансформации этого методологического направления, а если есть, то каковы они?
Сегодня, отдавая должное Берталанфи и его последователям, мы может констатировать, что системный подход стал одним из самых мощных методологических регулятивов XX в., он превратился во второй половине века в доминирующую познавательную модель.
История цивилизации демонстрирует нам последовательное зарождение и утверждение, а затем и смену различных познавательных моделей, доминирующих на конкретных исторических этапах цивилизационного развития. Так, для Античности была характерна биоморфная познавательная модель живого организма, по аналогии с которой мыслился весь мир. В Средние века утвердилась семиотическая познавательная модель Книги природы, в соответствии с которой мир рассматривался как книга, как текст, т.е. как шифр, который надо прочесть, расшифровав его. Новое время привело к становлению механистической познавательной модели, к взгляду на мир и природу как на часы, т.е. как на сложный механизм.
Продолжая смотреть на цивилизационное развитие под этим углом зрения, мы можем утверждать, что XX в. принес нам становление новой, системной познавательной модели. Взгляд на мир с позиций системности привел к существенной трансформации и изменению онтологических, гносеологических, ценностных и деятельностных установок и ориентации. И первотолчок всем этим процессам во многом дал Берталанфи.
Первый опыт последовательной разработки системного подхода в биологии был осуществлен Берталанфи в созданном им варианте «общей теории систем». Основными задачами «общей теории систем» (ОТС), по Берталанфи, являются: 1) формулирование общих принципов и законов систем независимо от их специального вида, природы составляющих элементов и отношений между ними; 2) установление путем анализа биологических, социальных и бихевиориальных объектов как систем особого типа точных и строгих законов в нефизических областях знания; 3) создание основы для синтеза современного научного знания в результате выявления изоморфизма законов, относящихся к различным сферам реальности.
Даже беглый взгляд на этот перечень задач ОТС свидетельствует о том, что Берталанфи делает здесь ряд принципиально новых шагов. Переход к
созданию «общей теории систем» определялся отнюдь не только творческим развитием взглядов автора. Он отражал и общие изменения в социально-культурной атмосфере эпохи, новые проблемы, вставшие перед развитием науки во второй половине века. К тому времени стремительное развитие технического прогресса, широкое внедрение принципов автоматизации, возникновение электронно-вычислительной техники и т.д. привели к тому, что наука и практика стали иметь дело с большими системами, со сложными взаимодействиями их частей и элементов.
Изменилась за эти десятилетия и биологическая наука. Она решительно отказалась от доминировавших ранее лишь организменных подходов, быстро двинулась к познанию как суборганизменных, так и надорганизменных закономерностей. Этот процесс предполагал более пристальное внимание к анализу сложных взаимоотношений как внутри каждой из этих областей науки о жизни, так и между ними. Возникла потребность в разработке новых принципов интеграции знания о живом. Традиционный организменный стиль мышления в биологии был потеснен новым, популяционным мышлением.
Таким образом, настоятельным требованием времени стала задача разработки методов познания сложных объектов как систем. Вместе с тем была остро поставлена проблема общефилософского осмысления и обоснования этих методов, разработки общеметодологической концепции.
В целостной системе методологии и мировоззрения принцип системности играет роль одного из ведущих принципов интеграции научного знания. На его основе появляется возможность для осуществления системного подхода к анализу объективных системных образований действительности. Дело в том, что реальная системность объектов действительности, их целостная многоуровневая взаимосвязь и взаимозависимость далеко не всегда являются очевидным фактом. Как правило, ее надо выявить в познавательном движении, вычленить и обосновать. Сложность этой задачи обусловливалась тем, что долгое время многие системные образования рассматривались как несистемные. Это происходило как из-за отсутствия системной ориентации познания, так и из-за неразработанности методологических приемов представления в познании объектов как систем, неразработанности соответствующего категориального аппарата. Поэтому успешное решение данных проблем является одним из основных моментов в философском обосновании системного подхода.
Таким образом, можно сказать, что при разработке принципа системности в биологии возникла еще одна непосредственно методологическая задача — задача изучения процесса систематизации знания, полученного при конкретном осуществлении данного принципа. Эта задача состоит в том, чтобы исследовать различные познавательнее подходы в биологии, изучить их место и роль в общем процессе познания биологических объектов, их эвристические функции и гносеологические аспекты взаимо-
284
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
285
действия. Иными словами, принцип системности должен быть применен и к самим принципам познания, к оценке тенденций и направлений биологического исследования.
Принцип системности в сфере биологического познания предстает, таким образом, как путь реализации целостного подхода к объекту в условиях учета сложнейшей и многообразной дифференцированности знания, достигнутого в современной науке о жизни. Этот принцип ведет к объединению разных теоретических идей в биологии, в частности идей теории организации и теории эволюции, установлению путей их синтеза, осмыслению их взаимодополнительности. Концепция системной организованности дает возможность по-новому подойти к проблеме уровней организации живого, к определению критериев их выделения.
Выяснение внутренних механизмов структурной организованности биологических объектов, наследственности и изменчивости живого позволяет конкретизировать на системном пути тенденции и закономерности эволюционного процесса, глубже понять природу элементарных биологических актов, характер взаимодействия различных факторов эволюции. В последние годы в биологии все более настойчиво выявляется необходимость дополнения популяционного подхода к анализу эволюционных процессов подходом экологическим, создания единого эколого-эволюционного подхода. Эти задачи могут быть решены только на основе принципа системности.
Новые направления для применения системных идей в науке о жизни возникают в связи с бурным развитием на современном этапе проблем генной и клеточной инженерии. Открывающиеся возможности направленного конструирования живых объектов в лабораторных условиях остро ставят методологический вопрос о принципах и критериях подобного конструирования. Поскольку одним из главных факторов развития ген-ноинженерных исследований становится целеполагающая деятельность исследователя, постольку ее необходимыми характеристиками должны стать ясное видение и четкое знание как экологических, так и эволюционных закономерностей развития живых организмов.
Интенсивный процесс решения одних методологических проблем и постановка других свидетельствуют о том, что в биологии идет масштабный процесс формирования системного мышления. Умение биолога-исследователя рассматривать живые объекты как системы, соответствующим образом анализировать эти системы, системно классифицировать и обрабатывать накопленные по проблеме данные — все это является одной из доминирующих тенденций современного научного познания биологических объектов. При этом следует особо подчеркнуть, что на системном пути открывается возможность оптимального решения проблемы соотношения дифференциации и интеграции в сфере биологического познания, преодоления противоречия «интегратизма» и «редукционизма».
Системный подход в современной биологии выражает реальный процесс исторического движения познания от исследования единичных частных явлений, от фиксации каких-то отдельных сторон и свойств объекта к постижению единства многообразия любого биологического целого.
К концу XX в., на пике становления идей глобального эволюционизма, все более отчетливо стало осознаваться: для того чтобы стать поистине глобальной, эволюционная стратегия должна быть дополнена стратегией коэволюционной, т.е. изучением совместного сопряженного развития эволюирующих систем с взаимными селективными требованиями. Подобные процессы были обнаружены и изучены в биологии уже весьма давно. Однако они рассматривались как периферийные, маргинальные процессы, призванные объяснить виды симбиотических отношений: хищник—жертва, аменсолизм, паразитизм, комменсализм, протокооперация, мутуализм и др.
Осознание универсальности коэволюционных отношений началось как бы с «верхних этажей», с отношений общества и природы, человека и биосферы. Через историю всей человеческой цивилизации проходят две взаимоисключающие стратегии отношений человека и природы: установка на покорение природы и установка на смирение перед ней. Катастрофическое нарастание экологического неблагополучия на Земле в наши дни способствовало осознанию ограниченностей и тупиковое™ обеих этих стратегий. Все яснее ныне понимание того, что нельзя делать ставку только на антропогенные или только на витальные, природные факторы. Лишь учет их органического взаимодействия, взаимосвязи, взаимозависимости, лишь четкое понимание закономерностей их сопряженности, коэволюции может стать залогом успешной разработки новой стратегии отношений человека, общества и природы. Впервые обратил внимание на эти закономерности В. И. Вернадский, сформулировавший свою концепцию перехода биосферы в ноосферу. Однако он не использовал еще термина «коэволюция», хотя, по сути, развивал коэволюционные идеи в понимании взаимодействия человека и природы. С концепцией коэволюции человека и биосферы в отечественной литературе первым выступил Н.В. Тимофеев-Ресовский в 1968 г. Затем, в работах Н.Н. Моисеева и многих других исследователей, эти идеи были всесторонне обсуждены и обоснованы. Хотя при этом еще недостаточно осознавалось, что огромный пласт коэволюционных проблем взаимодействия общества и природы есть лишь частный случай универсальной коэволюционной стратегии, приложимой ко всей реальности. Первой работой, в которой идея коэволюции была осознана как универсальная, стала книга С.Н. Родина1. В ней на большом фактическом материале раскрыта универсальность коэволюционных процессов на всех уровнях — от молекулярной эволюции до эволюции биосферы и эволюции идей. Фило-
1 См.: Родин С.Н. Идея коэволюции. Новосибирск, 1991.
286
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
287
софское обоснование коэволюции как новой познавательной модели и перспективной стратегической установки цивилизационного развития дано в работе «Философия природы: коэволюционная стратегия»1. Здесь показано, что идея коэволюции ныне все более осознается в своей философской глубине и становится центральной для всего эволюционистского способа мышления. Коэволюционная установка оказывается ныне и регулятивным методологическим принципом биологических наук, задающим способы введения ими своих идеальных объектов, объяснительных схем и методов исследования, и одновременно новой парадигмой культуры, позволяющей осмыслить взаимоотношения человечества с природой, единство естественно-научного и гуманитарного знания.
Коэволюционная стратегия открывает новые перспективы для организации знания, ориентируя на поиск новых аналитических единиц и способов понимания сопряженности мира природы и мира культуры, осмысления путей совместной эволюции природы и человека, биосферы и ноосферы, природы, цивилизации и культуры. Эта стратегия позволяет преодолеть разрыв между эволюционистским подходом к природе и эволюционистским подходом к человеку, наметить пути синтеза между эволюционизмом в биологии и эволюционизмом в социокультурных науках. Критерием для выделения коэволюирующих процессов в различных областях реальности выступает отнюдь не только сопряженность процессов развития, но и их направленность, автономность участвующих во взаимодействии компонентов, процессуальность, кооперативность, полифоничность взаимодействующих процессов.
Таким образом, можно утверждать, что системный подход, ставший одним из важнейших методологических регулятивов в XX в., не потерял своего значения и своих эвристических возможностей и для нашего времени. Напротив, он продолжает творчески развиваться и трансформироваться, порождая новые методологические ориентации и акценты. Это ярко проявилось в становлении новой коэволюционной познавательной модели. Этому же способствует и становление синергетики как еще одной разновидности трансформации идей системности. В частности, системную теорию эволюции, развитую Е. Янчем, можно назвать моделью системного эволюционизма. А. П. Огурцов убедительно показал, что взаимоотношение изменчивости и устойчивости, понятое как механизм эволюции, получило в работе Янча значение механизма коэволюции — сопряженной эволюции различных процессов и структур, которая развертывается в незамкнутых круговоротах, расширяющихся спирально2. Концепция Янча представляет собой наиболее обобщенную философскую
1 См.: Карпинская Р.С., Лисеев И.К., Огурцов А.П. Философия природы: коэволюцион
ная стратегия. М., 1995.
2 Там же. С. 150-155.
концепцию системной самоорганизации природы, причем идеи самоорганизации и коэволюции в ней тесным образом взаимосвязаны.
2.6.5. Воздействие биологии на формирование новых норм, установок и ориентации культуры
Наступивший XXI век укрепляет высказывавшиеся уже давно прогнозы, что это будет век биологии. Еще сравнительно недавно, в середине XX в., высшей планкой в интегральной оценке социальной роли биологии было утверждение, что она превращается из собственно академической науки в многообещающий производительный ресурс общества. Ныне подобное утверждение представляется верной, но далеко не полной оценкой вклада биологии в функционирование социума. Развитие биологии в наши дни дает все больше плодотворных идей и дерзких вызовов действующим нормам и установкам для нового осмысления онтологических, методологических, ценностных и деятельностных подходов, имеющих широкие выходы за пределы собственно биологии — в науку и культуру в целом.
В онтологическом плане — это прежде всего новое понимание природы, освобожденное от натурфилософских представлений о природе как существующей вне и независимо от человека. Содержание философии природы под воздействием биологии начинает в последние годы кардинально переосмысляться — из некоей мировой схематики, представленной в предшествующих натурфилософских концепциях, она все более становится философскими размышлениями человека, существующего в природной среде, вовлеченного в сложную сеть взаимоотношений с природой. Именно человек в абстрактной философской форме выражает те предельные основания понимания природы, на которых строятся и наука, и духовное, и материальное производство. Картина природы с этой точки зрения — это картина наших взаимоотношений с природой. Природа втянута в горнило человеческой деятельности и человеческих взаимоотношений и не может быть осмыслена вне этих отношений, вне исторического мира культуры.
С познавательной, методологической стороны весьма характерно, что именно в сфере биологического познания зарождались установки и идеи, которые, функционируя в биологии, впоследствии перерастали ее рамки, становясь общекультурными познавательными ориентациями и моделями. Прежде всего это относится к идеям целостности, организации, развития, системности.
Изначальное восприятие живого как некоей целостной системы сыграло существенную роль в формировании направленности биологического познания, в придании ему определенного синтетического статуса. «Мне кажется, — писал В.И. Вернадский, — философия холизма с ее но-
288
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
289
вым пониманием живого организма как единого целого в биосфере, т.е. естественного, самостоятельно выявляющегося живого тела, впервые пытается дать новый облик теории познания»1.
Развитие биологического познания, накопление большого количества новых данных, прогресс сравнительных и экспериментальных исследований все более неопровержимо свидетельствуют о том, что организм не является простым агрегатом атомов, молекул и клеток, что процессы жизнедеятельности нельзя объяснить лишь механическим взаимодействием, аддитивным суммированием физико-химических составляющих. Задача теоретико-познавательного осмысления этих данных оказалась возможной только на основе концепции целостности, преодолевающей ограниченности механицизма и витализма. На этом пути в начале XX в. американскими исследователями Р.В. Селларсом и Г.Ч. Брауном была разработана концепция структурных уровней, в основе которой лежало представление о том, что уровни организации материи отличаются присущими каждому из них классами законов, а следовательно, и определенной целостностью, качественной специфичностью.
Системные представления об организации живого разрабатывались в эти годы и русскими учеными А.А. Богдановым, В.И. Вернадским, В.Н. Сукачевым, В.Н. Беклемишевым. В 1912 г. Богданов опубликовал первое издание своей «Всеобщей организационной науки (тектологии)», в которой, рассматривая универсумы природы, социальной деятельности человека и культуры как изоморфные структуры различной степени организации, приходит к выводу о необходимости создания всеобщей организационной науки. Вернадский, развивая традицию органического (целостного) понимания природы, создает свою концепцию биосферы. Соединяя идеи эволюционной теории и данные экологии, Сукачев формулирует целостную биоценологическую концепцию. Согласно ей, закономерности видообразования отражают закономерности эволюции биоценоза и одновременно определяют направления его развития. Беклемишев создает концепцию Геомериды, раскрывающую целостную взаимосвязь законов экологической организации и эволюции живого покрова Земли. В эти же годы Л. Берталанфи публикует свою организмическую теорию целостности живого. Создавая эту теорию, ученый положил в ее основу представление о том, что живой организм не является неким конгломератом отдельных элементов, а выступает как определенная система, обладающая свойствами целостности и организованности.
Берталанфи показал, что развитием любой части организма управляет не какая-то мистическая сила, а совокупность условий и взаимодействий, определяемых целостностью организма, обусловливающих развитие любой своей части. Организм, по Берталанфи, не пассивная, механичес-
Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. С. 187.
кая, машиноподобная система, лишенная активности и подчиняющаяся лишь внешним стимулам, а активная целостностная система.
Дальнейшему развитию целостных и системных представлений в биологии способствовало возникновение ряда новых интегральных наук, изменение самого стиля мышления в науке о жизни, ведущего к утверждению системного эволюционно-экологического мышления.
Учет сопряженного развития идей экологии и эволюции способствует формированию нового стиля мышления, вносящего существенный вклад в создание новых установок культуры. Две фундаментальные идеи, берущие свое начало в биологии — идея развития (эволюция) и идея организации (экология), подтверждая свою всеобщность и универсальность для отражения различных форм природных и культурных процессов, демонстрируют при этом свою глубинную взаимозависимость, взаимосопряженность, когерентность, выражающуюся в формировании эволюционно-экологического мышления. Синтез эволюционных и экологических идей на путях контроля и сознательного регулирования биоабиотических отношений и процессов приближает решение ряда фундаментальных стратегических проблем завтрашнего дня. Прежде всего — это задача стабилизации и воспроизводства природных ресурсов, создание управляемых высокопродуктивных биогеоценозов, адаптивно-ландшафтного землепользования, разработка и создание различных замкнутых экологических систем и т.д. Эволюционно-экологическая ориентация исследований оказывается остро необходимой в связи с бурным развитием методов генетической и клеточной инженерии. Только на основе учета эколого-эволюционной целостности природных объектов можно избежать негативных последствий волюнтаристского, несо-образованного с объективными законами вмешательства в природу. Синтез идей экологии и эволюции имеет существенное значение для объединения представлений естественных и общественных наук, для понимания коэволютивных закономерностей развития природных и культурных систем как в методологической, так и в мировоззренческой областях.
Подчеркивая важность и актуальность названных выше онтологических и методологических проблем в осмыслении воздействия биологии на культуру, нельзя не отметить, что новые нравственно-этические и де-ятельностные подходы, вызванные к жизни современным этапом развития науки о жизни, еще более остры и проблематичны.
Современная биология — это совокупность наук о мире живого. Жизнь же в большинстве культурных и конфессиональных традиций предстает как высшая ценность. Поэтому вполне естественно, что аксиологические, ценностные аспекты в науках о жизни были изначально широко представлены. Однако в настоящее время новые возможности биологической теории и практики резко актуализировали эту проблематику.
Ю-958
290
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
291
Начиная от сформулированного А. Швейцером принципа «благоговения перед жизнью» (мы не говорим здесь о древних религиозных традициях — ахимсы в джайнизме и пр.), биоэтика символизирует собой принцип уважительного отношения и сострадания ко всем живым существам и природе в целом. Тем самым она смыкается с другим остро значимым ныне направлением — экологической этикой.
В условиях современной техногенной цивилизации, доминантами которой являются природ оборческий антропоцентризм и безбрежный техноцентризм, ориентация на биоцентрические и экоцентрические начала пробивается с большим трудом.
Эксперименты на животных в интересах развития науки проводились зачастую с использованием негуманных, неоправданно жестоких методов. Задача состоит, естественно, не в полном запрете подобных исследований, а в разработке этико-правовой регламентации их. Так, в 1985 г. Международным советом медицинских научных обществ были приняты «Международные рекомендации по проведению биомедицинских исследований с использованием животных». Среди них — рекомендации использования минимально возможного количества экспериментальных животных, минимизация дискомфорта, дистресса, боли; стремление к замене экспериментальных животных за счет использования математических моделей, компьютерного моделирования и биологических систем in vitro и т.д. 1
Определенный вклад в осмысление биоэтики внесло и такое международное движение, как «Глубинная экология». Его представители, в частности Б. Дивол и Дж. Сешенс, определяя базисные принципы глубинной экологии, отмечали ценность процветания всех форм жизни на Земле; независимость ценности биоразнообразия от утилитарной пользы для человечества; утверждение как одного из ведущих критериев человеческой жизни существования человека с учетом внутренней ценности всей природы, а не только с учетом все более высоких стандартов собственно человеческой жизни и т.д.2
Вторым направлением биоэтики как новой науки на стыке биологии и культуры является развитие биомедицинской этики, обсуждающей этические проблемы отношений «врач—пациент», проблемы биомедицинских вмешательств в жизнь человека и т.д. Возникновение этой новой области исследований, в добавление к давно существующей традиционной медицинской этике, определяется массированным введением в повседневную практику новых биомедицинских технологий. Их применение вызывает
множество сложнейших вопросов морально-этического и правового порядка. Среди них — проблемы искусственного оплодотворения, суррогатного материнства, пренатальной диагностики, методов пересадки и трансплантации органов и тканей, определение момента смерти возможного донора, проблема эвтаназии — добровольного ухода из жизни и т.д.
Исследования по биомедицинской этике начинают приобретать систематический характер. Сделан ряд шагов по их юридическому закреплению: созданы национальные комитеты по биоэтике во многих странах, приняты международные документы1.
К ведущим принципам биомедицинской этики относятся следующие: принцип «не навреди», принцип «делай благо», принцип уважения автономии пациента, принцип справедливости. Главная задача этического регулирования биомедицинских исследований — оградить человека от сопряженного с ними риска. Этим целям служат все принципы биомедицинской этики, принцип информированного согласия пациента и факт обязательного участия в процессе решения независимого этического комитета.
В развитии этого направления все более широко сочетаются этические и деятельностные подходы на стыке современной биомедицины и реального бытия социума. Однако далеко не все деятельностные подходы, развиваемые на основе современной биологии, столь благостно ориентированы. В стремительно идущем процессе коммерциализации развития современных биотехнологий тревожных вопросов, пожалуй, больше, чем успокаивающих ответов.
Ф. Фукуяма в своей работе «Наше постчеловеческое будущее» пишет о происходящей ныне биотехнологической революции, характеризует те вызовы, которые она ставит перед человечеством, перед обществом, перед политикой. Эта революция, с его точки зрения, не просто нарушение или ускорение размеренного хода событий. Она приводит к тому, что будущее человечества оказывается открытым, непредзаданным и в решающей степени зависит от наших нынешних решений и действий2.
В этой связи П.Д. Тищенко, философски оценивая идущие процессы, отмечает, что биотехнологиям как специфическому виду техники присуща определенного типа власть над жизнью людей, т.е. биовласть. Биотехнологии, пишет он, ставят под вопрос существование и сущность (самоидентичность) человечества в целом. Трудно сказать, в каком смысле человек останется «собой», если поменяет свою генетическую идентичность, включив в свой геном, к примеру, часть генома крыс для повышения ус-
1 См.: Введение в биоэтику. М., 1998. С. 370—372; Лукьянов А.С., Лукьянова Л.Л., Чер-
навская Н.М. Биоэтика. Альтернативы экспериментам на животных. М., 1996.
2 См.: Devall В., Sessions J. Deep Ecology: Living as if Nature Mattered. Solt Lake City, 1985;
СидДж. и dp. Думая как гора: на пути к совету всех существ. М., 1994.
1 См.: Философия биомедицинских исследований: этос науки начала третьего тысяче
летия. М., 2004; Введение в биоэтику. М., 1998.
2 Fukuyama F. Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution.
Farrar, Straus and Giroux. N.Y., 2002.
292
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
293
тойчивости к неблагоприятным факторам внешней среды, часть генома свиней, что откроет дорогу ксенотрансплантациям (огромный резервуар дополнительных органов), определенные геномы растений для более эффективной утилизации солнечной энергии и т.д. и т.п. Подобного рода научные планы плодятся с огромной скоростью. Даже если им далеко до «серьезной» разработки в «металле» — они участники судьбоносной биотехнологической имажинативной игры, задающей доминирующий настрой эпохе и через него самоидентичности человека, — «зеркало», вглядываясь в которое человек узнает или не узнает себя1.
XX век вошел в историю как век небывалого взлета научно-технического прогресса, становления и глубинного утверждения техногенной цивилизации. Всеми своими достижениями это время обязано реализации норм, идеалов и принципов данного этапа цивилизационного развития человечества. Но именно с ними связаны и все тупики, проблемы и противоречия, оставленные ушедшим веком будущему развитию человечества.
Высокие технологии, возникшие в разных отраслях промышленности на основе новейших достижений науки, существенным образом изменили лик планеты и способ бытия людей. Сбылось предсказание Вернадского, сделанное в начале века, согласно которому «научная человеческая мысль могущественным образом меняет природу. Вновь создавшийся геологический фактор — научная мысль — меняет явления жизни, геологические процессы, энергетику планеты»2. Высокие технологии, рожденные в XX в., — ядерные, генетические, компьютерные — привели к овладению людьми новыми мощнейшими источниками атомной энергии, к возможности искусственного конструирования живых объектов с помощью методов генной инженерии, к созданию единой мировой информационной системы. Но наряду с благами, принесенными человечеству, развитие этих технологий обусловило возникновение многих сложных и опасных проблем, которые сейчас широко обсуждаются. Таким образом, осознавая в целом феномен высоких технологий как один из главных итогов XX в., можно уверенно констатировать их широкий выход за рамки собственно науки и техники, их кардинальное влияние на гуманитарную и социальную сферы развития общества.
При этом рефлексия над техническими возможностями, осмысление прямых и отдаленных последствий научно-технических открытий присутствовала, но она исходила — в условиях трагического раскола культуры в XX в. на культуру естественно-научную и гуманитарную — как правило, от представителей гуманитарно-философской культуры (за редкими исключениями в лице гениев-естественников) и мало затрагивала мир естественно-научной и технической культуры, включая и лиц, принима-
юших стратегические решения о развитии и применении научно-технических достижений. Достаточно вспомнить М. Хайдеггера и всех философов техники, глубоко и всесторонне критически проработавших как позитивные, так и негативные аспекты технической экспансии XX в.
Еще на заре атомной энергетики в 1922 г. В.И. Вернадский писал: «Недалеко время, когда человек получит в свои руки атомную энергию, такой источник силы, который даст ему возможность строить свою жизнь, какой захочет… Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направить ее на добро, а не на самоуничтожение? Дорос ли он до умения использовать ту силу, которую неизбежно должна дать ему наука? Ученые не должны закрывать глаза на возможные последствия их научной работы, научного прогресса. Они должны себя чувствовать ответственными за все последствия их открытий. Они должны связать свою работу с лучшей организацией всего человечества»1.
Можно вспомнить, как задолго до появления клонированной овечки Долли, тогда, когда только возникла сама идея генетического клонирования живых объектов, в 1970 г. в журнале «Вопросы философии» был проведен круглый стол «Генетика человека: ее философские и социально-этические проблемы»2, на котором очень профессионально и глубоко обсуждались философские и социально-этические проблемы и последствия самой идеи клонирования живых организмов. Но дальше подобных обсуждений дело не пошло, эти идеи замечены не были.
В то же время на рубеже веков все более явственно осознается исчерпанность традиционных познавательных, ценностных и деятельност-ных регулятивов культуры, их несостоятельность в осмыслении и обеспечении реалий развития нашего времени. На смену им идут новые нормы и идеалы, рождающиеся буквально на наших глазах в трагических коллизиях современного мира. Отечественный ученый Н.И. Конрад ярко писал об этом: «В настоящее время человек подошел к овладению самыми сокровенными, самыми великими силами природы, и это поставило его перед острым вопросом — вопросом о себе самом. Кто он, человек, овладевающий силами природы? Каковы его права и его обязанности по отношению и к природе, и к самому себе? И есть ли предел этих прав? А если есть, то каков он?» При этом ученый не только задает этот фундаментальный для современности вопрос, но и предлагает свой ответ на него: «Если видеть в гуманизме то великое начало человеческой деятельности, которое вело человека до сих пор по пути прогресса, то остается только сказать: наша задача в этой области сейчас — во включении природы не просто в сферу человеческой жизни, но в сферу гуманизма, иначе говоря, в самой решительной гуманизации
‘ См.: Тищенко П.Д. Биовласть в эпоху биотехнологий. М., 2001. С. 144. 2 Вернадский В.И. Избр. труды по истории науки. М., 1981. С. 231—232.
1 Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. С. 3—4.
2 См.: Вопросы философии. 1970. № 7, 8.
294
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
295
всей науки о природе. Без этого наша власть над силами природы станет нашим проклятием: она выхолостит из человека его человеческое начало»1.
Кратко резюмируя новые, формирующиеся ныне под воздействием биологии регулятивы культуры, можно сказать, что в познавательной сфере — это новая организация знания, синтез естественно-научного и социогуманитарного знания, в сфере аксиологии — это гуманизация всех отношений человека и к другим людям, и к природе, реализация принципа ненасилия, в сфере деятельности — это сотрудничество, кооперация, взаимопомощь.
По мере усвоения и утверждения этих новых норм и идеалов вырисовывается и новая, более оптимистичная картина научно-технического развития человечества (в том числе и на основе высоких технологий). Ведь продолжение научно-технического развития на базе прежних ци-вилизационных установок с неизбежностью ведет к нарастанию негативных последствий НТР, глобальному экологическому кризису и неминуемому коллапсу человеческой цивилизации.
Новые же ориентиры и нормы дают возможность, гуманизируя всю систему отношений человека, осуществить новый подход к стратегии научно-технического развития на основе высоких технологий. Неслучайно ныне в ООН, принявшей в 1948 г. Всеобщую декларацию прав человека, которой гордится все демократическое человечество, предложен к рассмотрению Билль об обязанностях человека. Ибо человек, став планетарной силой, должен теперь думать не только о своих правах, но и о своих обязанностях по отношению как к себе, так и к природе. Все это требует переосмысления стратегии развития высоких технологий в плане проведения экспертиз их принятия и осуществления. Однако с учетом мощнейшего воздействия высоких технологий на социальную и гуманитарную сферы существования общества экспертиз, проведенных только специалистами соответствующих областей знания, оказывается явно недостаточно. Возникает настоятельная потребность в проведении социально-философских экспертиз для проектов, имеющих непосредственное воздействие на социальную сферу. Осознание необходимости экологической экспертизы научно-технических проектов с большим трудом, но все же пробивает себе дорогу. На повестке дня стоит еще более кардинальное решение — проведение социально-философских экспертиз для научно-технических проектов, связанных с развитием высоких технологий, оказывающих непосредственное воздействие на общественную жизнь, и прежде всего технологий генно-инженерных, биомедицинских и т.п. И в этом нельзя видеть ущемление прав каких-либо министерств, ведомств, ученых или изобретателей. Наоборот, здесь
1 Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1972. С. 484.
проявляется совокупная мудрость современного человечества, ставшего планетарной силой, выражающаяся в заботе о своем будущем и будущем идущих за нами поколений.
В последние годы возник целый ряд новых направлений и наук, отражающих эти проблемы. Так, в Греции на базе «Биополитической интернациональной организации» (БИО) под руководством ее президента Агни Влавианос-Арванитис учеными более чем 100 стран мира развивается новое исследовательское направление на стыке биологии и культуры — «биополитика»1. Можно констатировать, что биополитика представляет собой междисциплинарную область исследований, активно развиваемую ныне в международном масштабе. Биологические знания здесь помогают в выработке новой системы политических идей и ценностей. Как отмечает А. В. Олескин, «биополитика представляет собой результат двух встречных эпохальных, характерных для сегодняшней культуры процессов — социализации и гуманитаризации биологии и в то же время определенной биологизации социальных и гуманитарных наук с включением биологического знания в их орбиту»2.
Очень характерна для понимания проблемы соотношения биологии и культуры дискуссия о насилии и ненасилии. Насилие и ненасилие как две альтернативные ориентации в определении стратегии и тактики человеческого поведения и деятельности представлены фактически во всех периодах истории человечества. Однако их соотношение и удельный вес разнятся в различные исторические периоды, в различных культурах, религиях, этносах.
В этой связи естественен вопрос, какая же из этих ориентации более адекватно отвечает объективным потребностям эволюционного развития, какую из названных тенденций с большим правом можно считать фактором эволюции и двигателем прогресса. В литературе широко представлена точка зрения, согласно которой этот вопрос в науке был снят с возникновением дарвиновского учения. Известно, что Дарвин не только установил факт, но и раскрыл механизм преобразования видов в природе. Силу, вызывающую такие последствия, он определил как the struggle for existence — борьбу за существование.
Последователи Дарвина констатировали, что борьба между себе подобными является объективным природным фактором и выживает в этой борьбе сильнейший, который оказывается способным победить. Не случайно и К. Маркс указывал, что дарвиновское представление о наличии объективной борьбы за существование в природе явилось естественно-научным подтверждением его теории классовой борьбы в
1 См., например: Biopolitics. The Bio-Environment / Ed. by A. Vlavianos-Arvanitis. B.I.O.
Vol. 1-3.
2 Олескин А.В. Биополитика. M., 2001. C. 8.
296
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
297
обществе. Насилие с подобной точки зрения — объективный фактор прогрессивного развития как в природе, так и в обществе.
Однако обращение к текстам работ Дарвина показывает, что термин «борьба за существование» он понимал не буквально, а как некоторую метафору, в самом широком смысле. «Я должен предупредить, — писал ученый, — что применяю этот термин в широком и метафорическом смысле, включая сюда зависимость одного существа от другого, а также включая (что еще важнее) не только жизнь особи, но и успех в оставлении потомства»1.
Следовательно, Дарвин, формулируя это ключевое определение своей теории в неявной форме, объединяет различные процессы и различные смыслы. При этом Дарвин, его ученики и интерпретаторы не всегда были достаточно последовательны в метафорическом понимании «борьбы за существование», в ряде случаев трактуя это определение в буквальном смысле.
В то же время существовала возможность иной трактовки. Так, одним из первых К.Ф. Кесслер, за ним П.А. Кропоткин и др. обратили внимание на то, что наиболее приспособленными часто оказываются не те, кто физически сильнее или агрессивнее, а те, кто лучше объединяется, кооперируется, помогает друг другу. Эта позиция получила поддержку и в современной литературе (Б.Л. Астауров, В.П. Эфроимсон, Л.В. Кру-шинский и др.). Можно сказать, что широкое понимание термина «борьба за существование» наряду с прямой конкуренцией особей друг с другом на равных началах включает в себя и взаимопомощь, и альтруизм как эффективные инструменты борьбы за лучшее приспособление, реальные факторы эволюции. Таким образом, конкуренция и взаимопомощь рассматриваются ныне как две ведущие деятельностные силы эволюции, проявляющие себя в непрерывно идущем процессе коэволюции.
Еще одним направлением нового синтеза биологического и гуманитарного знания является область биоэстетики. Как полагал А.А. Люби-щев, размышляя о биоэстетике, проблема формы не может быть решена на основе представлений об утилитарной целесообразности, а требует введения понятия эстетической целесообразности, первичной и абсолютной по отношению ко всем конкретным адаптивным гармониям. Эволюция — это природный творческий процесс, который с эвристической точки зрения перспективно исследовать по аналогии с художественным творчеством человека, ибо оба эти процесса — эволюционный и художественный — во многих отношениях обнаруживают замечательный параллелизм. Любая естественная система, будучи неизоморфной филогении, строится на имманентно присущих ей отношениях регулярности и периодичности, выражающих упорядоченный характер много-
1 Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора. СПб., 1991. С. 67.
образия живых организмов. В гармонии системы отражается гармония космоса1. Эти биоэстетические концепции, отмечает Б.С. Шорников, отчасти восходят к эллинским традициям. Убежденность в правоте античной интуиции мира как гармонично организованного космоса составляла одну из характерных черт мировоззрения Любищева2.
В.Е. Борейко, автор книги «Введение в природоохранную эстетику», считает, что природоохранная эстетика как наука и направление в наши дни только начинается3. Красота природы, по его мнению, — мост между искусством, религией, философией и наукой. Ориентиром для ее воссоздания и утверждения могут стать слова великого русского философа B.C. Соловьева, который в своей работе «Красота в природе» писал: «…в красоте, как в одной из определенных фаз триединой идеи, необходимо различать общую идеальную сущность и специально эстетическую форму. Только эта последняя отличает красоту от добра и истины, тогда как идеальная сущность у них одна и та же — достойное бытие или положительное всеединство… Этого мы желаем как высшего блага, это мы мыслим как истину и это же ощущаем как красоту; но для того, чтобы мы могли ощущать идею, нужно, чтобы она была воплощена в материальной действительности. Законченностью этого воплощения и определяется красота, как такая, в своем специфическом признаке»4.
В последнее время часто высказываются утверждения о нейтральности науки по отношению к культуре, о нарастании негативных тенденций во взаимодействии науки и культуры. Весь представленный здесь материал дает возможность утверждать прямо противоположную позицию: современная наука, в том числе и биологическая, оказывает все возрастающее воздействие на формирование новых норм, установок, идеалов и ориентации культуры.
И этот фундаментальный процесс с необходимостью должен получать свой рефлексивно-философский анализ и всестороннюю оценку.
2.6.6. Экофилософия и проблемы формирования социальной экологии
С тех пор как человек существует на Земле, он непрерывно взаимодействует с окружающей его природой. Взаимодействие это носит как непо-
1 См.: Любищев А.А. Редукционизм и развитие морфологии и систематики // Журнал
общей биологии. 1977. Т. 38. № 2. С. 245-263.
2 См.: Шорников Б.С. О некоторых проблемах эволюции и математической биологии //
Системность и эволюция. М., 1984. С. 83.
3 См.: Борейко В.Е. Введение в природоохранную эстетику. Киевский эколого-культур
ный центр, 2001.
4 Соловьев B.C. Красота в природе //Собр. соч. 1886. Т. 6. С. 10—11.
298
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
299
средственный характер, так и опосредованный. Основу непосредственного взаимодействия человека с окружающей его природной средой составляет общий для всех организмов биологический обмен веществ в процессе питания, дыхания и отправления различных выделительных функций. Однако наиболее специфическим и значимым для людей как социальных существ является опосредованный способ взаимодействия с природой благодаря применению различных технических приспособлений, начиная с едва отесанного каменного зубила и кончая современным атомным реактором. При таком взаимодействии также происходит обмен веществ между человеком и природой, но темпы его развития и наращивание масштабов существенно отличаются от непосредственного обмена, поскольку нарастание его не ограничивается естественными размерами тел организмов, а обусловлено развитием знаний и соответственным совершенствованием технических приспособлений, применяемых людьми. Таким образом, взаимодействие в этом случае развивается по принципу положительной обратной связи. Чем более совершенствуются техника и технологии, тем большие массы природного вещества приводятся ими в движение, и этот процесс может идти с непрерывным нарастанием, пока не возникнет какое-либо внешнее непреодолимое препятствие.
Такое препятствие возникло лишь недавно, и им стали ограниченные естественные возможности биосферы, в которой существуют человек и вся порожденная им техническая инфраструктура. Человек никогда не находился в полной гармонии с природой и не довольствовался только приспособлением к ней. Это всего-навсего религиозный миф о первобытном рае, в котором жили Адам и Ева. Почему-то миф этот перекочевал даже в научную литературу по экологическим проблемам.
Если бы наши предки ограничивали свою деятельность только приспособлением к природе и присвоением ее готовых продуктов, то они никогда не вышли бы из животного состояния, в котором находились изначально.
Только в противостоянии природе, в постоянной борьбе с ней и преобразовании соответственно своим потребностям и целям могло формироваться существо, прошедшее путь от животного к человеку. Человек не был порожден одной лишь природой, как это часто утверждается. Начало человеку могла дать только такая не совсем природная форма деятельности, как труд, главной особенностью которого является изготовление субъектом труда одних предметов (продуктов) с помощью других предметов (орудий). Именно труд стал основой человеческой эволюции. Наиболее удачно выразил эту мысль американский ученый Б. Франклин, определив человека как животное, производящее орудия труда (tool making animal).
Трудовая деятельность, дав человеку колоссальные преимущества в борьбе за выживание перед остальными животными, в то же время поставила его перед опасностью стать со временем силой, способной разрушить природную среду своей собственной жизни. Так получилось, что
эта опасность, возникнув вместе с человеком, достигла своей предельной степени на рубеже второго и третьего тысячелетий новой эры.
Всю предыдущую историю можно рассматривать в экологическом смысле как шедший с ускорением процесс накопления тех изменений в науке, технике и в состоянии окружающей среды, которые в конце концов переросли в современный экологический кризис. Основной признак этого кризиса — резкое качественное изменение биосферы, происшедшее за последние 50 лет. Более того, не так давно появились уже первые признаки перерастания экокризиса в экологическую катастрофу, когда начинаются процессы необратимого разрушения биосферы. Такими признаками многие специалисты считают зафиксированное в середине 1980-х гг. разрушение озонового экрана в верхних слоях атмосферы, все более нарастающее обезвоживание материковых территорий планеты, утрату климатической стабильности и многие другие тенденции в изменении природной среды.
Экологическая проблема поставила человечество перед выбором дальнейшего пути развития: быть ли ему по-прежнему ориентированным на безграничный рост производства или этот рост должен быть согласован с реальными возможностями природной среды и человеческого организма, соразмерен не только с ближайшими, но и с отдаленными целями социального развития.
Все эти вопросы требуют глубокого философского осмысления, поскольку возникла пограничная ситуация неординарного порядка. Во-первых, она касается не отдельных людей или человеческих коллективов, а всего человечества в целом. Во-вторых, необычны темпы развития событий; они явно опережают возможности их познания не только на обыденном уровне, но даже на уровне научно-теоретического мышления. В-третьих, проблема не может быть решена простым применением силовых средств, как это зачастую происходило прежде; во многих случаях решение экологических проблем требует не столько наращивания технической мощи, сколько воздержания от таких видов деятельности, которые, не будучи обязательным условием существования людей, могут быть прекращены или существенно ограничены экологически допустимыми рамками, если они связаны с большим потреблением природных ресурсов. Виды деятельности, обязательные для существования людей, должны быть тщательно продуманы с учетом экологически щадящего режима в отношении как природных ресурсов, так и человеческого здоровья.
Как мы увидим позже, предполагается настолько новое понимание человеком себя, своего места и роли в природном универсуме, что в рамках только прежней философии это сделать не удастся. Сама философия должна также существенно преобразиться в своем понимании природы и отношения к ней человека. По сути, речь идет о новой философии
300
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
301
природы и человека, для которой требуется несколько новое название, образованное от сочетания прежнего термина с приставкой «эко».
Экофилософия передает направленность философской мысли на осмысление недавно возникшей экологической ситуации во всей ее новизне и специфичности с тем, чтобы не допустить ее перерастания в экологическую катастрофу с самыми трагическими для людей последствиями. Тем самым философия обрела новую миссию и гораздо большую, чем раньше, практическую значимость. Она становится областью знания, направленной на спасение человечества от грозящей ему гибели путем критического пересмотра всех направлений человеческой активности и тех областей знания и духовной культуры, которые их обслуживают, а также требований, предъявляемых ему биосферой. Этими требованиями являются:
1) биосферосовместимость на основе знания и использования зако
нов сохранения биосферы;
2) умеренность в потреблении природных ресурсов, преодоление
расточительности потребительской структуры общества;
3) взаимная терпимость и миролюбие народов планеты в отношени
ях друг с другом;
4) следование общезначимым, экологически продуманным и созна
тельно поставленным глобальным целям общественного развития.
Все эти требования предполагают движение человечества к единой глобальной целостности на основе совместного формирования и поддержания новой планетной оболочки, которую В.И. Вернадский называл ноосферой.
Научной основой такой деятельности должна стать новая область знания — социальная экология.
Каковы же основные особенности предмета социальной экологии и каково ее соотношение с другими областями знания? Прежде всего, насколько оправданно само название новой области научных исследований?
Понятие «социальная экология» не сразу было принято научным сообществом нашей страны по целому ряду причин.
Во-первых, давало о себе знать настороженное отношение к биоло-гизации социальных явлений, о недопустимости которой долгое время предупреждалось якобы с позиций марксистской философии.
Во-вторых, первоначально понятие «социальная экология» было применено несколько в ином смысле в 1920-х гг. социологами чикагской школы Р. Парком и Э. Берджессом в целях изучения особенностей воздействия урбанизированной среды на человека и человеческие коллективы. Понятие «экология» впервые было предложено в 1866 г. немецким натуралистом Э. Геккелем для характеристики совокупности процессов саморегуляции, которые возникают в сообществах организмов при их взаимодействии друг с другом и с окружающей абиотической средой. Та-
ким образом, сразу делался акцент на системном подходе к изучению биологических явлений и на способности к целесообразной деятельности не только на уровне отдельных организмов, но и довольно сложных надорганизменных объединений — биоценозов, вплоть до биосферы в целом как глобальной системы.
Соответственно к основным понятиям экологической науки относятся такие, которые характеризуют системно организованные взаимодействия особей и их совокупностей на основе обмена веществом, энергией и информацией.
Таково прежде всего понятие «экосистема», введенное в научное обращение английским ботаником А. Тенсли (1935) для характеристики устойчивой системной целостности любых организмов со средой их обитания (биотической и абиотической). Это очень удобное понятие, хотя оно и не отличается большой определенностью в отношении своих границ. Экосистемой может быть как любой, сколь угодно элементарный фрагмент биосферы, где есть формы жизни во взаимодействии с окружающей их средой, так и биосфера в целом как глобальное явление.
Для характеристики системной взаимосвязанности разнообразных видов организмов в рамках определенного единства с целью жизнепод-держания немецким гидробиологом К. Мебиусом было предложено в 1877 г. понятие «биоценоз». В 1940 г. оно было дополнено термином «биогеоценоз» по предложению советского ботаника и ландшафтоведа В.Н. Сукачева. Тем самым подчеркивалась важная роль абиотической среды в сложившемся сообществе организмов.
В социальной экологии используется принятый в общей экологии понятийный материал и учитываются основные закономерности взаимодействия сообществ организмов с окружающей их средой, поскольку человек и общество в целом являются хотя и своеобразным, но тоже организмом и, следовательно, для них остаются в силе наиболее фундаментальные законы поддержания жизни, изучаемые общей экологией. Конечно, люди в процессе своей деятельности должны реализовать требования этих законов специфическим образом, поскольку главную роль в обеспечении ими обменных процессов с окружающей средой играют различные технические приспособления, но соблюдение людьми законов сохранения и поддержания жизни столь же обязательно, как и любым даже самым малым организмом на планете. До недавнего времени развитие общества происходило при полном неведении о таких законах как обязательных для него, и это оказалось возможно только потому, что воздействие людей на биосферу было не столь значительно, чтобы сказываться на ее состоянии в целом. Локальные разрушения довольно больших участков биосферы происходили давно. Достаточно сказать, что около половины современных пустынь на планете — результат разрушительной для природы деятельности человека. Неслучайно почти все антропогенные пустыни находятся в
302
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
303
тех местах планеты, где существовали самые древние цивилизации. Полагают, что и почти одновременное исчезновение сухопутных гигантов животного мира около 10 тыс. лет назад, скорее всего, связано с неумеренной охотничьей деятельностью древних людей, а также с широко применявшейся практикой выжигания лесов с целью освобождения земли для ведения сельского хозяйства. Однако при всех этих опустошениях биосфера в целом не утрачивала способности к саморегуляции и поддержанию своего пригодного для жизни состояния.
Положение резко изменилось со времени перехода людей от использования древесного топлива для получения энергии к использованию минерального топлива, т.е. со времени такого события в истории общества, которое получило название промышленной революции XVII—XVIII вв. Этим феноменом были вызваны сразу два следствия, существенно повлиявшие на состояние биосферы:
• во-первых, на смену ручному пришло машинное производство, на
чалось стремительное развитие предприятий, ускорился рост городов и
возникли новые общественные классы с иным образом жизни и иным
отношением к природе;
• во-вторых, энергетика, основанная на минеральном топливе, вы
звала заметный дисбаланс в химическом и тепловом состоянии биосфе
ры, поскольку в считанные десятилетия оказались высвобождены и вы
брошены в окружающую среду огромные массы вещества и энергии,
накопленные в биосфере на протяжении многих сотен миллионов лет.
Дело, начатое промышленной революцией, было еще более масштабно продолжено в середине XX в. научно-технической революцией, когда вслед за машинной энергетикой возникла машинная информатика. Развитие общества с этого времени пошло вперед такими темпами, что это сразу сказалось самым ощутимым образом на состоянии биосферы, которая обнаружила конечный характер практически всех своих жизненно важных параметров и прежде всего запасов пресной воды, воздуха, почвы и биоресурсов. Население планеты возросло многократно и достигло уже более 6 млрд человек. Стало ясно, что время стихийного использования биосферы человеком исчерпало себя.
Современному поколению предстоит совершить переход к законоупо-рядоченному и нормативно организованному использованию биосферы. Какими должны быть эти законы и нормативы? Как их сформулировать и грамотно использовать? Всему этому и призвана научить людей социальная экология, предмет которой составляют законы соответствия (совместимости) общества и природы.
Центральным понятием в социальной экологии является «система общество—природа», или «социоэкосистема». Это понятие предполагает перенесение на общество законов соотношения части и целого. Разумеется, целым по отношению к обществу будет биосфера, и, следова-
;
тельно, общество должно обрести функциональную значимость в отношении к той системе, частью которой оно является, т.е. к биосфере. В то же время подчиниться законам биосферы означает для людей решить задачу такой организации своей деятельности, чтобы общество стало необходимой для биосферы частью.
Человек, который до сих пор заселяет Землю, при всей его разумности тем не менее не обладает главным свойством, обязательным для любого живого организма, — свойством экологического самообеспечения. Без этого свойства человек не имеет будущего, а обретя это свойство, он настолько изменится по своим взглядам, системе ценностей, по своему отношению к природе и к себе подобным, что это уже будет другое существо, лишь внешне напоминающее прежнее. Вот почему для этого нового существа потребуется новое название Homo ecologus.
В целом в современном мире совершается грандиозный переход от эпохи доэкологической к эпохе экологической. Этот переход должен произойти обязательно, так как в зависимости от него находится судьба рода человеческого. Оттого, сможет ли человек стать экологическим существом, зависит, быть ему на Земле или не быть.
Можно сказать, что идет своего рода экзамен на подлинную разумность человека. На ту разумность, к которой очень высокие требования предъявлял в свое время И. Кант, полагавший, что только в единстве с нравственным долгом рассудочная способность человека обретает черты разумности и мудрости.
Пришло время воссоединения логики мышления и нравственности чувств как условия самосохранения человека путем сохранения среды жизни. Само собой такое преобразование человека не произойдет. Для этого требуется новая система образования и воспитания человека экологической эпохи. Приобщение к социально-экологическим знаниям — обязательное условие новой системы образования, так как нужно прежде всего знать, что делать человеку и как вести себя в новых условиях. Но и этого недостаточно, так как преобразованием должна быть охвачена вся эмоциональная сфера человека вплоть до формирования у него высокого чувства ответственности перед природой и последующими поколениями, которые придут ему на смену и которым он должен оставить Землю в пригодном для жизни состоянии.
2.6.7. Особенности биосферы как области взаимодействия общества и природы
Понятие «биосфера» вошло в систему знаний о Земле сравнительно недавно — в начале прошлого столетия, когда в 1926 г. вышла в свет книга академика В.И. Вернадского «Биосфера». До тех пор слово «биосфера»
304
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
305
хотя и употреблялось в работах австрийского геолога Э. Зюсса, тем не менее не привилось в науке сколько-нибудь прочно в силу недостаточной определенности содержания и, главное, недостаточной обоснованности того, что оно необходимо наряду с обозначениями давно известных геосфер.
В книге Вернадского впервые на богатом фактическом материале было не только раскрыто содержание понятия «биосфера», но и показано, насколько это понятие важно для понимания сущности фактически всех происходящих на поверхности Земли явлений.
В последующих трудах Вернадский всесторонне развил учение о биосфере вплоть до обоснования необходимости ввести понятие, означающее следующий, более высокий этап развития биосферы. Для этого этапа он предложил название «ноосфера», т.е. «сфера разума» — в буквальном переводе с греческого. Указанный термин употреблялся ранее в работах теологически настроенных французских ученых Э. Леруа и П. Тейяра де Шардена, которые имели в виду действительно только лишь сферу разума, функционирующую фактически независимо от материального мира. Вернадский же подразумевал под ноосферой не только сферу духа, но и материальную действительность, преобразованную трудом людей.
Каковы методологические мотивы введения в науку таких новых понятий, как «биосфера» и затем «ноосфера», какую роль сыграли они в развитии научной теории о Земле и в чем их значение для дальнейшего развития наук о природе и обществе? Учение о биосфере не могло возникнуть раньше, чем в естествознании накопилось достаточное количество данных, свидетельствующих о тесной взаимосвязанности в природе явлений органического и неорганического мира.
В работах Вернадского нет универсального, однажды данного понятия биосферы, которого бы он затем придерживался как единственного, но весь ход его рассуждений позволяет считать, что биосфера — это целостная геологическая оболочка Земли, заселенная жизнью и качественно преобразованная ею в направлении формирования и повышения жизнепригодных свойств. Организмы не просто живут на поверхности планеты, как в некоем обиталище, а тысячами нитей генетически и актуально связаны со своей средой процессами непрекращающегося обмена веществом и энергией.
В свете учения о биосфере становится возможным не только понять динамику вещественно-энергетических процессов на земной поверхности, но и правильно выделить во всей сложной совокупности ее явлений и факторов наиболее важный, определяющий. Им, как полагал Вернадский, является живое вещество планеты, т.е. вся совокупность организмов, населяющих Землю, взятая в их единстве. Такой подход был новым и в корне противоречил общепринятым взглядам в науках о Земле.
Согласно традиционному взгляду, решающая роль в происходящих на планете изменениях отводилась факторам неживой природы: текто-
ническим, гидроклиматическим, зональным, космическим и т.д. Жизнь рассматривалась как эфемерное поверхностное явление, которое можно не принимать во внимание при сравнении с эффективностью воздействия на лик Земли абиотических факторов.
Однако при всей незначительности массы организмам присущи качественно новые пространственно-временные характеристики бытия, в силу чего они развивают исключительную интенсивность метаболических процессов при строгой их направленности, благодаря механизмам целесообразной регуляции, составляющим отличительную черту живого. Кроме того, поскольку жизнь — это процесс, непрерывно самоподдерживающийся и самовозобновляющийся, в ходе жизнедеятельности создается внушительный кумулятивный эффект изменений как самих организмов, так и окружающей среды.
Если исходить из учета не только количественной, но и качественной стороны явлений, то можно более верно разобраться в пестрой картине природных процессов и выделить главное противоречие в развитии биосферы. Таким является противоречие между живой и неживой природой. Разрешение этого противоречия в ходе обменных процессов между организмами и окружающей средой обеспечивает процесс саморазвития биосферы как целостной материальной системы. Нет на земной поверхности более существенного и важного процесса, чем постоянно идущий процесс синтеза и разрушения органического вещества. Все остальные процессы биосферы так или иначе связаны с этим основным и им определяются.
Главное противоречие биосферы представляет пример взаимодействия диалектических противоположностей. Процессы синтеза и разрушения органического вещества исключают и полагают друг друга в одно и то же время в одном и том же наиболее существенном отношении, а именно в отношении взаимосвязи одних и тех же исходных элементов.
Создание органического вещества — это связывание автотрофами в определенном порядке исходных минеральных соединений с помощью главным образом солнечной энергии. Образуются сложные, богатые энергией вещества.
Противоположный процесс представляет собой разложение гетеро-трофами сложных органических веществ на исходные минеральные соединения (СО2, H2O и т.д.) и высвобождение энергии связи этих соединений. Высвобождающиеся минеральные соединения и энергия частью используются гетеротрофами и сапрофагами на свое построение, а частью переходят обратно в неживую природу, биогенно преобразовывая ее. Весь процесс получает возможность идти снова и снова до бесконечности именно потому, что он уравновешивается противоположно направленными потоками вещества и энергии. Если бы возобладал сколько-нибудь существенно один из противоположных потоков, система довольно быстро исчерпала бы возможности своего саморазвития.
306
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
307
Как видим, неразрывность противоположностей живой и неживой природы и в данном конкретном случае основана на их диалектическом взаимоотрицании друг друга в одном и том же жизненно важном для системы аспекте — движении вещества в качественно различные состояния.
Обменные процессы, идущие в биосфере между живой и неживой природой, отличаются исключительной интенсивностью, масштабностью и носят глобальный характер. По сути дела, все вещество неживой природы в пределах биосферы принимает в нем участие, так или иначе проходя через тела организмов, населяющих ее. Поэтому роль организмов в перемещении и перераспределении вещества по земной поверхности очень велика. Она вполне сопоставима с геологическими факторами, а по некоторым параметрам даже превосходит их.
В свете данных о геологической роли организмов на планете живое вещество предстает не как случайное явление, а как важная часть целостной системы, функционально подчиненная ей и обеспечивающая ее целостность в качественно новом состоянии.
Таким образом, идея о биосфере возникла на основе осознания глобальной функции организмов на нашей планете. Новое понятие потребовалось для того, чтобы отразить в теории качественно новое состояние земной поверхности, обусловленное деятельностью живого вещества.
Взаимосвязь различных видов организмов в биогеоценозах такова, что продукты жизнедеятельности одних видов, вредные для них самих, выступают условием жизнедеятельности других. Складывается, таким образом, непрерывная последовательность цепей питания, каждое из звеньев которых достаточно необходимо и незаменимо полностью. В обобщенном виде эти звенья можно представить как цепочку, идущую от автотрофов через гетеротрофы ксапрофагам, которые, разлагая органическое вещество, обеспечивают возврат химических элементов обратно в неживую природу. Следовательно, в биогеоценозах обеспечивается цикличность обменных процессов, их замкнутость. Однако эта цикличность относительна, так как в неживой природе идет непрерывный процесс совершенствования видов в ходе борьбы за существование.
Каждый органический вид стремится увеличить свою биогеохимическую энергию. Выживают и развиваются те виды, которые более преуспевают в этом процессе. В итоге каждый развивающийся вид способствует общему процессу аккумуляции вещества и энергии в биосфере. В силу обратного воздействия следствия на причину повышение вещественно-энергетического уровня биосферы сообщает органическому миру новый импульс развития и т.д. В целом образуется интегральный процесс восходящего развития всей живой природы.
В свете учения о биосфере все ее компоненты предстают как закономерно возникшие и необходимым образом связанные друг с другом обменными процессами. Каждый компонент играет вполне определенную
и незаменимую для данного состояния роль в поддержании целостного и упорядоченного характера биосферы как системы. Сколько-нибудь существенное изменение любого из компонентов рано или поздно отражается на остальных и обусловливает соответственное их изменение. За счет этого обеспечиваются саморегуляция биосферы и закономерный характер ее изменений во времени.
2.6.8. Экологические основы хозяйственной деятельности
Биосфера как система взаимосвязанных биогеоценозов представляет собой такое целостное образование, в котором развиваются свойства, отсутствующие у составляющих ее частей, но главное — многие свойства самих частей являются результатом саморазвития биосферы как целого. Поэтому биосферу следует отнести к типу органического целого.
К сожалению, это обстоятельство не всегда учитывается при изучении и хозяйственном использовании природной среды. Как правило, упускается из виду, что все части биосферы являются продуктом ее собственного развития во взаимодействии с окружающей средой и в ходе постоянного взаимовлияния дифференцирующихся частей друг на друга, в результате чего сформировалась высокоорганизованная система, в которой ни один из ее фрагментов не может существовать в данном качестве вне целого.
Биосфера, как и любая целостная система, равновесна не только с окружающей средой, но и во взаимодействии частей, иначе она не могла бы существовать. Но это равновесие динамическое, оно развивается в борьбе противоречивых процессов от менее активного к более активному полюсу. Живое вещество биосферы в силу особенностей его структуры выступает как более активный полюс взаимодействия, обусловливающий преимущественное движение вещества и энергии от неживой природы к органическому миру. Эта тенденция в развитии биосферы особенно усиливается с появлением человечества. Как более высокая, качественно особая ступень развития материи, человеческое общество выходит за пределы живой природы. Качественно особые черты приобретает также измененная им окружающая природа. Это получило отражение в предложенном В. И. Вернадским понятии «ноосфера».
Вернадский считал, что с возникновением человека и развитием его производственной деятельности к человечеству начинает переходить роль основного геологического фактора всех происходящих на поверхности планеты изменений.
В связи с этим перед людьми встает целый комплекс задач не только научно-технического, но и социального порядка, сводящихся к одной цели — не допустить, чтобы изменения природной сферы происходили
308
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
309
во вред самим же людям и другим формам жизни, придать им разумно направленный характер. Поскольку эта направленность возникает как функция разумной деятельности людей, Вернадский предложил использовать понятие «ноосфера».
Ноосфера — это целостная планетная оболочка Земли, населенная людьми и рационально преобразованная ими в соответствии с законами сохранения и поддержания жизни для гармоничного существования общества и природы. Понятие «ноосфера» станет центральным междисциплинарным понятием и будет играть важную роль в построении целостной системы знаний об окружающей общество природе во взаимосвязанности всех ее частей.
Поскольку понятие «ноосфера» характеризует направленность изменений, происходящих в биосфере под воздействием людей, оно имеет большое мировоззренческое значение как в теории, так и в организации практической деятельности. Именно такую роль играла концепция ноосферы в мировоззрении самого Вернадского: «Ноосфера является основным регулятором моего понимания окружающего». Как видно из других его рассуждений, в свете этой концепции для него представала более обоснованной мысль о неуничтожимое™ цивилизации, на которую, как на всякую материальную систему, распространяются законы сохранения при условии соответствия системы среде существования.
Цивилизация культурного человечества — поскольку она является формой организации новой геологической силы, создавшейся в биосфере, — не может прерваться и уничтожиться, так как это есть большое природное явление, отвечающее исторически, вернее, геологически сложившейся организованности биосферы. Вернадский хорошо понимал не только существенное отличие общества от природы, но и необходимость самой тесной, органической связи общества с окружающей средой как с системно организованным целым. Из этой взаимосвязанности и согласованности законов общества и природы должны постепенно возникнуть законы, присущие ноосфере как социоестественному образованию, в котором социальное будет играть определяющую и организующую роль по отношению к природному.
Ведущая роль антропогенных процессов во всей совокупности происходящих в биосфере изменений стала с недавних пор очевидным фактом. В то же время следует заметить, что ведущая роль антропогенного фактора в системе биосферных процессов проявляется пока преимущественно в количественном отношении, но ее никак нельзя назвать качественно ведущей, а скорее наоборот. Воздействие общества на биосферу пока не способствует повышению ее организованности, устойчивости и целостности, т.е. не обеспечивает как раз качественных характеристик. Долго так продолжаться не может. Понижение организованности биосферы имеет предельные значения, которые опасно переступать. Созда-
ние ноосферы прежде всего означает обеспечение связанности социальных процессов с процессами, идущими в биосфере. Достичь этого трудно, но в принципе возможно и, самое главное, необходимо.
Качественно обособившись от природы, люди тем не менее не только генетически, но и всей своей жизнью, а главное материальным производством, теснейшим образом связаны с биосферой. Человеческое общество по своей активности резко выделяется из всех ранее существовавших ее компонентов. Впервые в истории биосферы возникает миграция атомов, не связанная с обязательным прохождением через живое вещество, обусловленная производственной деятельностью с помощью орудий труда. Наряду с геологическим и биологическим круговоротами вещества и энергии возникает производственный, вызванный к жизни людьми.
Принимая во внимание огромные масштабы воздействия человека на природу, следует на основании учения о биосфере как целостной системе разработать научные основы хозяйственной деятельности человека, в которых по возможности учитывались бы даже отдаленные последствия каждого сколько-нибудь крупного изменения, вносимого человеком в ландшафт.
В силу взаимодействия всех частей и элементов биосферы любое воздействие общества на природу через некоторое время возвращается в виде ответного воздействия природы на общество. По закону отражения это возвратное воздействие тем сильнее, чем существеннее было вмешательство со стороны человека. Отсюда вывод: чем более мощными средствами воздействия на природу обладает человек, тем обдуманнее и научно обоснованнее должны быть его действия по отношению к природе.
Преследуя практические цели, человек идет по пути упрощения естественных ценозов, предельно сокращая цепи питания. Он просто уничтожает все организмы, кроме нужных ему. На первый взгляд это экономически оправдано. Однако научная истина не сводится к целесообразности, хотя и включает ее, и отношения с природой нельзя строить только на основе непосредственной выгоды. Нельзя, как в давно прошедшие времена, идти только по пути упрощения биоценозов, особенно в деле охраны природы. Такие обедненные сообщества теряют устойчивость, становятся уязвимыми для вторжения других видов. Это действительно сложная задача — создать богатые разнообразные биоценозы с устойчивыми популяциями, каждая из которых испытывала бы сложные компенсаторные воздействия со стороны других членов сообщества. В создании таких сообществ должны широко и умело использоваться как химические, так и биологические средства воздействия и регулирования естественных процессов.
К сожалению, биологические методы воздействия на природную среду пока применяются слабо, и даже исследования поставлены недостаточно широко, несмотря на то, что эти методы более всего соответст-
310
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
311
вуют законам биосферы и поэтому не причиняют такого большого вреда, как, например, химические.
По-видимому, в воздействии на природные процессы надо придерживаться следующего методологического принципа: самыми эффективными являются методы, которые более всего соответствуют объективной логике самого природного комплекса, и чем сложнее управляемый объект, тем более комплексным должно быть воздействие на него. Законы развития ноосферы соответственно сложности самой системы образуются как оптимальный синтез природных и социальных закономерностей при качественно ведущей роли социального фактора. В силу этого формирование ноосферы — сложный и длительный процесс, требующий наличия определенных предпосылок и условий как объективного, так и субъективного характера.
В совокупности всех предпосылок ноосферы следует подчеркнуть как наиболее важную и одновременно являющуюся социальным условием нового состояния планетной оболочки необходимость перехода всего человечества к более высокой степени социальной интеграции. Человечество может выжить только как единое целое. Это положение последовательно проходит во взглядах В.И. Вернадского, выступая, по существу, естественно-научным обоснованием нового состояния общества.
2.6.9. Экологические императивы современной культуры
Исторические судьбы цивилизации самым непосредственным образом зависели от того, как развивалось взаимодействие людей с природой. Существует предположение, что упадок культуры целых народов был в значительной степени определен нарушением природных условий существования в результате неумеренной и неправильной эксплуатации природных ресурсов.
К. Маркс, познакомившийся с исследованиями Фрааза о роли почвенного покрова и климата в истории общества, заметил, что если цивилизация развивается стихийно, то она неизбежно оставляет после себя пустыню, затрудняя тем самым возможность своего собственного существования.
Резкое возрастание масштабов и темпов развития общественного производства в эпоху НТР обостряет противоречие между обществом и природой, которая обнаруживает свои ограниченные естественные возможности обеспечить масштабное и ускоренное потребление ресурсов. Возникла необходимость дополнить и усилить естественные возможности биосферы искусственными средствами управляющего воздействия со стороны людей с целью оптимизации обменных процессов между обществом и природой. Тем самым открывается новый важный этап в раз-
витии взаимодействия общества и природы, а также и в истории цивилизации в целом.
Если до сих пор понятие «культура» охватывало лишь ту часть природы, которая непосредственно осваивалась человеком, то теперь необходимо распространение его на всю природную среду существования человека, включая прежде всего биосферу, а затем и прилегающие к ней области земных недр и космического пространства.
Под культурой в данном случае подразумевается прежде всего изменение самого характера отношения людей к природе, с тем чтобы оно строилось как осознанное не только в целях использования отдельных ее явлений и процессов, но и на основе понимания всей системы связей, существующих в природной среде и обеспечивающих ее целостный, жизнепригодный характер. Такое отношение к природе предполагает качественно новый уровень ее познания и практического использования, когда предметом исследования и основой деятельности становятся, помимо тех законов природы, которые учитывались раньше, также экологические законы, т.е. законы саморегуляции биосферы и ее компонентов.
Единственным способом учета требований законов саморегуляции сложных систем является столь же системное изменение всей структуры нашей деятельности, а это и означает преобразование ее культуры.
Культура — одно из наиболее сложных понятий, характеризующих человека не только как творца материальных и духовных ценностей, но и сам способ его созидательной деятельности.
Если раньше подчеркивалась природопреобразующая функция культуры и она даже определялась через противопоставление природе, то теперь настало время рассматривать как не менее важную природосо-храняющую функцию культуры и определять ее через совмещение с природой.
Такое понимание культуры характеризует ее экологический смысл как способ воссоединения человека и природы в отличие от прежнего смысла, который означал разъединение человека и природы вплоть до их противопоставления. Преобразование культуры на экологических началах требует радикального изменения всей системы ценностей общества и прежде всего новой парадигмы духовной и поведенческой структуры человека. Главной осью традиционной культуры является антропоцентризм, воспринимаемый как основа гуманизма. Экологическая культура выстраивается вокруг парадигмы биосфероцентризма или, как иногда говорят, экоцентризма. В конечном счете эта парадигма также выходит на человека как основную цель общественного развития, но не прямо, как раньше, а опосредованно, через задачу сохранения природной среды общества. Отмеченное различие очень важно, так как определяет всю остальную систему приоритетов в экономической, политической, правовой и других сферах общественной жизни. В свете сказанного становится понят-
312
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
313
ной несостоятельность оппонентов экологической системы ценностей, обвиняющих ее в противостоянии гуманистическим идеалам.
Гуманизм экологической культуры более глубок и основателен перед лицом экологической опасности. Он исходит из учета реальных возможностей биосферы обеспечить подлинно человеческие условия существования жителям планеты. Человек должен не просто осознать себя как частицу природного космоса, но, самое главное, — понять свою созидательную, поддерживающую этот космос роль. С позиций такого осознания становится возможным переход от концепции саморазрушительного теперь антропоцентризма к более конструктивной и дальновидной концепции вита-центрюма с органически присущей ей ответственностью человека за все формы жизни. Тем самым выстраивается система ценностей в том порядке, который выглядит как бы противоположным традиционному, но именно он является единственно допустимым и спасительным в современных условиях: от задач поддержания природы — к задачам социального развития.
На место заносчивого «все для человека» приходит мудрое «все для биосферы, природы» и только затем для человека, насколько это допускается природой, законы которой по мере их познания и нашего подчинения им делают нас подлинно свободными и защищенными от многих бед и невзгод.
2.6.10. Образование, воспитание и просвещение в свете экологических проблем человечества
Великий естествоиспытатель И.М. Сеченов любил напоминать, что человек на 90% продукт воспитания, поскольку природные возможности передачи социальных знаний и опыта ограничены. Слишком сложна информация, которую человек получает за время жизни, а если учесть скорость ее обновления по мере развития общества, то становится понятным, что никакие природные кодирующие и передающие информацию средства не могут так быстро и сложно формироваться и меняться. Поэтому, в отличие от остальных организмов, поведение которых, пожалуй, более чем на 90% генетически запрограммировано, человек получает социальную программу поведения, главным образом, в процессе воспитания и образования. Сначала социальная программа передается человеку от родителей, затем от окружающих его людей и далее от учителей и коллег по работе.
Естественно, что огромную роль в этом процессе формирования личности играют семейные, национальные и вообще исторические традиции, накопленные обществом. Так складывается преемственность поколений и образуется связь времен в истории общества.
Любой социум представляет собой прочный монолит, пока есть эта связь и осуществляется передача исторической памяти. Это обстоятельство остается в силе и для экологического воспитания и образования, но следует помнить об одной его особенности.
Экологические знания и навыки во многом не только отличаются от традиционных, но даже противостоят им, и поэтому предполагают формирование существенно иной системы ценностей и приоритетов, которые составляют духовный стержень личности. Конечно, традиции духовной и поведенческой культуры общества велики и многообразны. Есть среди них и такие, которые можно считать зачатками экологической культуры, но они фрагментарны, не систематизированы и, главное, не являются ведущими в современном обществе, которое по-прежнему увлечено покорением природы и подчинением ее своим целям. Это теперь очень опасное увлечение, чреватое тяжелыми последствиями для самих людей.
Перед воспитателем-учителем стоит отныне трудная задача преодолеть в сознании воспитуемых покорительскую установку в отношении природы, сформировать новую мировоззренческую парадигму личности на сотрудничество с природой, уважительное и внимательное отношение к ее нуждам и потребностям, которые, в конечном счете, оказываются и нашими собственными потребностями, поскольку, при всем нашем отличии от природы, мы остаемся жить в ней и должны подчиняться законам ее системной организованности.
Приобщение к этим новым психологическим и ментальным установкам должно осуществляться как можно раньше, буквально с колыбели, когда начинает формироваться духовный каркас личности. Учебные программы по всем предметам должны быть внимательно проанализированы и пересмотрены, с тем чтобы задать им экологическую ориентацию, если этого еще не сделано, и, разумеется, необходимо найти в сетке часов, начиная со средней школы, место для преподавания специального курса по проблемам социальной экологии, где речь пойдет об общих, фундаментальных законах социоприродного развития в гармонии с природной средой.
Переход от стихийного природопользования к сознательно организованному и нормативному предполагает приобщение людей к новой системе знаний и навыков, ориентирующих на понимание природы как целостного организма со свойственными ему законами саморегуляции и самосохранения, в которые люди должны вписаться своей деятельностью и тем самым способствовать сохранению биосферы как своего собственного обиталища.
Именно в процессе экологически направленного воспитания и образования должно сформироваться то свойство, без которого человек не может долго существовать на планете, — свойство экологического самообеспечения. Пока что он несет в себе, пожалуй, противоположное свойство экологического саморазрушения, и в этом состоит его обре-
314
2. Философские проблемы естествознания
2.6. Философские проблемы биологии и экологии
315
ченность. Преодоление такой ориентации в человеке представляет собой главную сложность задачи формирования экологической культуры личности, но теперь ей должна быть подчинена деятельность всех образовательных и просвещенческих организаций, а также средств массовой информации. Все эти учреждения в совокупности обладают колоссальной силой воздействия на людей и во многом способны формировать личность любого наперед заданного типа.
От государства должен идти заказ упомянутым учреждениям на формирование личности экологически ориентированной заданности, если всерьез воспринимать задачу сохранения биосферы и самих себя.
В античной Греции была хорошо продуманная программа гражданского воспитания людей в духе патриотизма и верности долгу служения обществу. В немалой степени этим объясняется то, что небольшая страна вышла тогда в число мировых лидеров и долгое время удерживала ведущие позиции в культуре, производстве, торговле и военном деле. Программа гражданского воспитания называлась «Пайдейя» и имела государственный статус. Настало время не только в рамках отдельных стран, но и на межгосударственном уровне разработать и принять глобальную Программу экологически ориентированного гражданского воспитания и образования людей планеты и согласованно придерживаться тех установок, которые будут в ней прописаны.
Стихийно приверженность экологической культуре у человека не сформируется, поскольку новая система духовных ценностей и установок требует времени жизни нескольких поколений для их выстраивания в сознании.
По-видимому, именно нынешнему поколению жителей нашей планеты уготовлена судьба сделать тот решительный поворот в развитии общества, которого теперь требует уже не только история, но и состояние биосферы. Оно в руках самих людей и будет таким, каковы они сами. Природа и общество планеты находятся отныне в соответствии как части единой глобальной системы, социоприродной по существу.
Именно человек в ответе не только за планету, но и за судьбы последующих поколений. Остается надеяться, что люди поднимутся на уровень той разумности, которая должна быть им присуща со свойственным ей девизом «спаси и сохрани природу и себя, пока это возможно».
Вопросы для самопроверки
1. Как формулируется современное понимание предмета философии биологии?
2. Что собой представляют «три образа» биологии как науки?
3. Каковы истоки постановки вопроса о создании «теоретической биологии»
в XX в.? Каково значение принципов редукции, системности и историзма в по
строении теоретической биологии?
4. Каковы тенденции развития биологии в свете постпозитивистской и
постмодернистской философии науки?
5. В чем особенности живого как системной организации?
6. Каковы основные этапы становления синтетической теории эволюции?
Какова ее структура?
7. Каково влияние биологической теории эволюции на становление совре
менной концепции глобального эволюционизма?
8. Каково влияние биологии на сферу социально-гуманитарного знания, на
становление современной науки о человеке?
9. Охарактеризуйте основные особенности системной познавательной модели.
10. Какова роль системности в процессе интеграции научного знания?
11. Охарактеризуйте роль биологии в формировании познавательных моде
лей целостности, развития, системности.
12. Назовите основные принципы и ориентации современной биоэтики и би
омедицинской этики, биополитических концепций, биотехнологий, биоэстетики.
13. В чем состоит особенность исторически сложившегося отношения чело
века к природе?
14. Каковы основные причины возникновения экологического кризиса?
15. Определите особенности понимания терминов «биосфера» и «ноосфера»
у В.И. Вернадского и в современной трактовке.
16. Что собой представляют пределы биосферы?
17. Каковы пути преодоления конечности природных ресурсов?
18. Что такое экологическая культура, каковы особенности и пути ее форми
рования?
19. В чем основные особенности и специфика экологического образования?
Темы рефератов
1. Сущность и специфика философских проблем биологии.
2. Характеристика основных этапов изменения представлений о месте и ро
ли биологии в системе научного познания.
3. Проблема системной организации и системный подход в биологии.
4. Воздействие современных биологических исследований на формирова
ние новых норм и установок культуры.
5. Биология в пространстве методологии науки XX в.
6. Биологические основания формирования и развития человеческой куль
туры.
7. Биология и формирование современной эволюционной картины мира.
8. Основные этапы развития экологии от биологического до социоприрод-
ного статуса.
9. Суть теории биосферы и ноосферы В.И. Вернадского.
10. Концепция устойчивого развития общества, проблемы и возможности ее
реализации.
11. Экологическая культура и ее роль в преодолении современной кризисной
ситуации.
316 2. Философские проблемы естествознания
Биология и культура / Отв. ред. И.К. Лисеев. М., 2004.
Биофилософия. М., 1997.
Борзенков В.Г. Философские основания теории эволюции. М., 1987.
Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988.
Воронцов Н.Н. Развитие эволюционных идей в биологии. М., 1999.
Гирусов Э.В. и др. Экология и экономика природопользования. М., 2002.
Глушкова В.Г., Макар СВ. Экономика природопользования. М., 2003.
Данилов-Данильян В.И., Лосев К.С. Экологический вызов и устойчивое развитие. М., 2000.
Докинз Р. Эгоистичный ген. М., 1993.
Жизнь как ценность. М., 2000.
Заренков Н.А. Теоретическая биология. Введение. М., 1988.
Карпинская Р.С Биология и мировоззрение. М., 1980.
Карпинская Р.С, Лисеев И.К., Огурцов АЛ. Философия природы: коэволюци-онная стратегия. М., 1995.
Крик Ф. Жизнь как она есть. Ее зарождение и сущность. М., 2002.
Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М., 2000.
Лось В.А., Урсул А.Д. Устойчивое развитие. М., 2000.
Методология биологии: новые идеи. М., 2001.
Природа биологического познания. М., 1991.
Реймерс Н.Ф. Концептуальная экология. М., 1992.
Системный подход в современной науке / Отв. ред. И.К. Лисеев, В.Н. Садовский. М., 2004.
Философия экологического образования / Отв. ред. И.К. Лисеев. М., 2001.
Фролов И.Т. Избр. труды. М., 2002—2003. Т. 1—3.
Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции. М., 2004.